Опасные манипуляции 3

— Привет, чай будешь? — я сделала приглашающий жест. Девица шлепнулась на стул, не отрывая от меня тяжелого взгляда.

Дочь колдуньи, склонившись к плечу матери, что-то взволнованно доказывала ей, и, не куртуазно, тыча пальцем в мою сторону.

— Ты как здесь оказалась? — задала вопрос моя соседка.

— На метле прилетела. А ты?

— Я серьезно. Мы за твоим домом следим.

— Я знаю. Я умею в кошку превращаться.

— Врешь! — в глазах моей собеседницы царила растерянность.

В это время дочь банкира подошла к нашему столику, и потянула мою соседку, с которой у меня только установился контакт, к выходу.

— Да подожди, куда мы пойдем, у этой нож в сумке, я чувствую!

— Не в сумке, а в ножнах на бедре — вежливо сообщила я.

— Пойдем, мать сказала на улице ждать — понятно, насчет дочери я угадала.

— Но…

— Пойдем.

Молодые ведьмы, бросая на меня грозные взгляды, вышли из ресторана.

Ко мне же подошел официант, и пригласил меня за столик банкира.

— Здравствуйте, Анна Николаевна — любезно по приветствовала я свою заказчицу.

— Не могу пожелать тебе того же, девочка — сухо ответила женщина.

— Аня, я тебя прошу. Девочка защищала меня, сделала что могла. Давай в знак нашего примирения, ты ее простишь!

— Хорошо — дама взглянула мне в глаза, и я ей не поверила.

— Анна Николаевна, поклянитесь, пожалуйста, что не вы, ни ваши девочки не будут пытаться или замышлять сотворить зло мне или моим близким.

Анне Николаевне моя просьба не понравилась. Она молча буравила меня тяжелым взглядом.

— Аня, пожалуйста — Леонид Борисович положил свою ладонь на руку обретенной супруги. Женщина вздрогнула, посмотрела в лицо мужчине, и искренне, светло улыбнулась.

Не отрывая взгляда от мужа, она, медленно и раздельно, сказала:

— Людмила, клянусь Луной, что ни я, ни мои девочки, не будем творить или замышлять зло тебе или твоим близким.

Я хотела высказать, что кроме ее девочек она может обратится к кому-нибудь еще, но поняла, что требовать от Анны Николаевны чего-то дополнительно будет опрометчивым перебором. Поэтому я молча поклонилась и вернулась за свой столик. Я допивала свой невкусный зеленый чай, ожидая официанта с расчетом, когда это все произошло.

К столику, за которым сидели, молча глядящие друг другу в глаза, мужчина и женщина, быстро подошла девушка в фартуке официанта, только платье было не форменным, золотисто — желтым, а обычном, зеленом платье, что-то громко крикнула и бросила в стол две литровые банки со странной темно-фиолетовой жидкостью. Через секунду над столиком банкира с треском взметнулось зеленое пламя, а метнувшая сосуды девушка шустро бросилась к выходу. Несколько секунд народ в ужасе смотрел на огромный костер, рвущийся к потолку. Сквозь всполохи адского пламени темнели смутные силуэты двух людей, переплетших ладони на поверхности стола. Потом затрещала загорелись плитки, украшавшие высокий потолок над костром и люди с криками рванули к спасительному выходу.

Глава 7

Глава седьмая. Наследник второй очереди.

Сквозь всполохи адского пламени темнели смутные силуэты двух людей, переплетших ладони на поверхности стола. Потом затрещали, охваченные пламенем, пластиковые плитки, украшавшие высокий потолок помещения, и посетители ресторана с криками рванули к спасительному выходу. Меня опалило жаром, я попятилась к выходу. Сквозь химическое зеленое пламя с трудом проглядывались силуэты странной парочки, продолжавшей сидеть за столом, переплетя руки.

Николай Жемчужный.

С работы вернулся пораньше, закинул в желудок поздний обед, и, на Людиной «копейке», пока не наступил час «пик», выдвинулся в центр Города. Место для наблюдения досталось хорошее. С одной стороны, до самого горизонта, теснятся, Великой китайской стеной, девятиэтажные панельные «брежневки», и куча народу носится по своим делам. А сразу за китайским рестораном и стоянкой — огромный пустырь, засаженный редкими молодыми березками с покосившейся табличкой «Здесь двенадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто первого года заложена аллея Космонавтов» и широченная автомагистраль, с десятками, проносящихся каждую минуту, машин. На пустыре, все время, с десяток человек собак выгуливает, вот мы к ним с Никсоном и присоединились. Пока мой малорослик осторожно обнюхивался с местными хвостатыми старожилами, в знак мирных намерений прижав длинные уши, я зацепился языками с их хозяевами, встав спиной к гудящей дороге, чтобы держать под постоянным наблюдением здание ресторана. Ждать пришлось больше часа. Местные «собачники» уже сменились, одни ушли, другие пришли, увеличив круг моих знакомств, моя собака набегалась и, высунув язык на бок, уютно завалилась мне на ботинки. Только после этого показалась моя подопечная, которую я сразу засек, несмотря на сгустившиеся сумерки. Люда повертелась возле ресторана, очевидно, надеясь увидеть свое прикрытие, а потом нырнула в темный зев черного входа.

— Что малыш, нагулялся — я наклонился к вскинувшемуся Никсону: — ну, пойдем домой. Всем — до свидания.

Приветливо кивнув дружному кружку собачников, я, помахивая поводком, двинулся в сторону арки жилого дома, но, не войдя в нее, вдоль ряда тополей, пошел в сторону ресторана. Никсон бодро бежал у ноги, наверное, радуясь скорому возвращению домой, ужину и сну. Только радость пса была преждевременной. Не доходя до ресторана метров пятьдесят, я встал у края дорожки, держа под наблюдением и само двухэтажное кирпичное здание, и частично, черный вход, с кучкой мусорных контейнеров, набитых какими-то картонными коробками. В окнах заведения уютно светились красные китайские фонарики, азиатская, ни с чем не перепутаешь, музыка доносилась, приглушенно и не навязчиво. Возле крыльца, украшенного такими же фонариками и флажками с желтыми драконами, стояло несколько небольших компаний, слышался оживленный говор, смех, вспыхивали огоньки сигарет. Быстро темнело. Я успел подумать, что вечер, наверное, будет долгим и скучным, когда затемненные окна заведения осветились изнутри странной вспышкой, а затем события понеслись вскачь. Вспышка за темными окнами превратилась в странную, похожую на мерцающее пламя, подсветку, двустворчатая дверь ресторан грохотом распахнулась, откуда выскочила девушка в красном длинном фартуке, а затем повалила орущая в панике толпа. Курильщики бросились к крыльцу, пытаясь вернутся в ресторан, на крыльце образовалась куча-мала, кто-то упал, о него запнулись, дико орали женщины, кто-то уже дрался. Я подхватил пса на руки и рванул к месту событий. В окнах уже полыхало настоящее, химически-зеленое пламя, красные фонарики тухли, один за другим. Драка на крыльце, яростно вспыхнув, уже прекратилась. Кто-то смог организовать людей, растащить упавших. Двое мужчин держали створки дверей раскрытыми на всю ширину, продолжавших выбегать из здания людей оттаскивали в сторону, не давая скапливаться на проходе, двух теток, рвущихся в пламя пожара «за сумочками, на минутку, уйди, черт узкоглазый», не пускал, раскинув руки, огромный китаец в белой поварской куртке. Несколько человек, очевидно, пострадавших при эвакуации, оттащили в сторону, над ними хлопотали люди, оказывая помощь. Кому-то лили на лицо воду, пожилому мужчине, тяжело дышащему, просто положили под голову куртку и расстегнули до живота одежду, а чуть дальше, метрах в пятнадцати в стороне, я увидел знакомые сапоги с подковками на каблучках. Я бросился туда, но не добегая несколько шагов, остановился, опустил на землю Никсона и, со вздохом, потянул из поясной «оперативки» пистолет. Оказанием помощи тут, явно, не пахло. Три молодых девицы, в черных кожаных куртках, и узких темных джинсах, как-то, не по-доброму, прижимали к земле Людмилу, а одна из них, даже, держала у ее горла, набившую уже мне оскомину, острую черную железяку, что-то угрожающе, шипя. Мне удалось практически бесшумно подойти поближе, поэтому хозяйка черного ножа испугалась, когда я намотал на кулак ее роскошный, пахнущий шампунем, брюнетистый «хвост», перехваченный золотистой заколкой, а изящного ушка коснулся ствол «Макарова».