Королевская пешка

Поэтому мне не за что на них злиться, не за что ненавидеть. Они, вообще, мне до странности безразличны. Даже капли родственных чувств или чего-то подобного в моей душе не нашлось.

Я не хотела с ними встречаться. Потому что ничего хорошего не ждала от этого знакомства. Дети жестоки. Особенно по отношению к тем, кто на них не похож. А если ты еще и ниже по социальной лестнице стоишь, вообще, держись. Сожрут. Если хоть малейшую слабину выкажешь. Попытаются показать, что мое место на коврике у двери – и к бабке не ходи. Судя по дядюшке, они не бедствуют, если не сказать иначе. А что может испытывать мальчик или девочка из «золотой молодежи», глядя на детдомовскую воспитанницу в заношенных джинсах? Микс из брезгливого презрения и возмущение одним только фактом, что какая-то плебейка смеет поднимать на них взгляд. И плевать им будет на эфемерные кровные узы. Им такие, как я ровней не бывают – лишь прислугой. В лучшем случае. А оно мне надо – такое счастье?

— Нет у меня ни братьев, ни сестер. Они мне чужие. Были, есть и будут. Я их не приму. Хоть винить мне их не в чем. Младшие же. А вот вас, тех, кто обо мне знал — не прощу. Я, вообще, прощать не умею. Уходите. Этот разговор не имеет смысла.

Правда давалась легко. Ведь, и правда, не прощу. Мать же не простила.

Хотя, казалось бы… столько лет прошло. И даже смерть ее ничего не изменила. Даже хуже сделала. Может быть, если бы она сделала что-то очень хорошее, например, спасла кого-нибудь... Но в мир иной родительница отправилась, устроив пожар. В огне сгорели: она, ее сожитель и неизвестная женщина, которую так и не смогли опознать. А за собой эти забулдыги утянули шестерых соседей, включая и новорожденного ребенка. Мне об этом рассказал Александр – сосед по лестничной клетке. Ему тогда лет двадцать пять было. Они с женой квартиру купили прямо напротив нашей. Дочка недавно родилась. Месяц только исполнился. У него тогда ночная смена была. Поэтому и жив остался.

Я слушала это, когда его руки сжимали мою шею, лишая возможности сделать даже крошечный глоток воздуха. Ведь это не честно – что дочь той, что виновата во всем будет жить, когда его ребенок лежит в земле.

В том холе не было никого кроме нас. Заведующая вызвала меня и сказала, что со мной хочет поговорить бывший сосед и он ждет меня в зале для свиданий. Назвала имя. Я подумала, что это дядя Саша. Он стареньким был, как моя бабушка. И после ее смерти меня подкармливал.

Что мне стоило, увидев незнакомого человека, просто развернуться и уйти? Но любопытство не позволило. Все же, не так часто к нам приходили на свидания, пускай и совершенно незнакомые люди.

Нападения я не ждала. Мужчина был трезв. Одет хорошо. Да и воспитатели были поблизости. Я знала, что меня могут ударить и умела уворачиваться от кулаков.

А тихо убить меня еще не пытались. Он был первым.

Никто не слышал моих хрипов. Никто не спешил на помощь. Мне только и оставалось, обламывая ногти вцепляться в его руки. А еще я, невзирая на красно-черный туман, застилающий сознание, старалась смотреть ему в глаза. Наверное, это меня и спасло.

Он вдруг отшатнулся, позволяя мне кулем опуститься на линолеум. Словно, привидение увидел. Попятился, шепча: «Что я делаю? Машенька... Лизонька… что я делаю? Это же просто ребенок». А потом заплакал.

Жутко было.

Отвлекшись на эти не самые радужные воспоминания, я лишь краем глаза заметила, как мужчина достал из кармана нечто похожее на игрушечный пистолетик и направил мне в грудь. На мгновение мир померк в ярко-голубой вспышке. В ушах неприятно зашумело. Тело словно бы сделалось ватным, и я медленно осела на пол, словно марионетка, у которой обрезали ниточки.

Как ни странно, сознание оставалось ясным. Хотелось закричать, потребовать объяснений и послать эту скотину не особо выбирая выражения.

Но из горла вырвался лишь глухой стон. И даже попытка немного приоткрыть глаза стоила неимоверных усилий.

Тем временем невесть откуда взявшийся родственник, век бы его не видеть, сдернул с моей постели одеяло. Постоял с минуту брезгливо его рассматривая. Потом, явно делая над собой усилие, кое-как укутал в него меня. На руки он меня поднимал с явным усилием.

«Слабак» — мелькнула злорадная мысль. Я ведь сущий дистрофик. Всего пятьдесят четыре килограмма при росте метр семьдесят. Почему-то именно это занимало мои мысли, а не то, как дядюшка меня вырубил.

Он, кстати, решил не перенапрягаться и передал одному из своих спутников сразу, как только вышел из комнаты.

Двое мужчин в строгих костюмах ждали его у двери в мою комнату, изображая каменных истуканов. Выражения лиц они имели соответствующие.

Неожиданно раздавшийся грохот бьющейся посуды заставил всех обернуться, а меня, шире распахнуть глаза.

В дверях кухни стояла Марта Адольфовна, закутанная в зеленую шаль. Сейчас она, как никогда напоминала толстую жабу. А у ног ее лежали осколки фарфорового блюда. И зачем оно ей понадобилось сейчас? Видимо, снова пыль с него стирала.

Сопровождающие дядюшки постарались сделать вид, что ничего не произошло, и, вообще, их здесь нет. Особенно старался изобразить невозмутимость амбал, что держал на руках меня, закутанную в одеяло.

Сам же Элайя с нежной улыбкой маньяка-убийцы посмотрел на квартирную хозяйку и очень ласково с ней заговорил:

— Уважаемая, я крайне признателен вам за заботу о моей бестолковой племяннице. Не беспокойтесь. Ваши затраты будут компенсированы. Однако Вам надлежит забыть о том, что Вы когда-либо видели эту девушку. Она здесь никогда не жила. От вещей избавьтесь.

— Конечно-конечно, — пролепетала старуха. – Все сделаю. Не сомневайтесь. Выкину. Прямо вот сейчас. Сию секунду. А если спрашивать будут, скажу, что не было тут никогда такой.

Стало горько. И даже не от того, как повела тебя себя эта в высшей степени приятная женщина. Тут без сюрпризов обошлось. Я в ее глазах полное ничтожество – девчонка с панели. Похитили… убили… туда и дорога. Сама виновата. Лишь бы за комнату вперед было уплачено.

Одежду жаль. Ведь и правда, выкинет. А ведь достались эти вещи мне с большим трудом. Некоторые почти новыми были. Лучше бы соседкам моим отдала.

Это было моей последней мыслью перед тем, как я отключилась.

Часть 2

У меня всегда получалось просыпаться быстро — за какую-то долю секунды. Открывала глаза. Легко вскакивала с постели и бежала умываться. Бабушка хвалила меня за такую собранность. А в интернате данное умение было более, чем полезно. Если не хочешь стоять десятой в очереди к умывальнику, лучше быть попроворней.

Так произошло и сегодня. Только вместо съемной комнаты и заспанных соседок, я увидела странную белую комнату, заполненную странным оборудованием, мигающим сотней датчиков. Мелькали графики и диаграммы. А еще что-то издавало противный награни слышимости низкий гул, от чего начинало ломить в висках и накатывала дурнота.

— Как мы себя чувствуем? – спросила сухопарая женщина неопределенного возраста. И столько в ее голосе было теплоты, что я ответила, не задумываясь:

— Плохо.

— Ничего. Это скоро пройдет. Но Вам следовало бы прилечь, Ваше Высочество.

— Кто вы и почему так назвали меня?

— Марион Трен. Старший медик крейсера «Лидьяна». Обращение к Вам, как к дочери Императора определено «Уложением дворцового этикета».

Вопрос: «Где я?» — отпадал сам собой. В дурдоме или месте, что пострашнее будет. Поэтому я решила его опустить.

— Я ненадолго отлучусь. Необходимо доложить герцогу, что Вы, пришли в себя. Он будет рад это услышать. А пока Вам лучше снова прилечь и немного отдохнуть. Полагаю, у нас есть некоторое время до его прихода.

— Какому герцогу?

— Вашему дяде.

— А… — многозначительно протянула я. – Кстати, где он?

— Он предпочитает линкор «принц Эдгар» и решил провести большую часть времени путешествия домой именно там.

— А «домой» — это куда?