Ход конём

Рябинин огляделся. Двор был большой, просторный... Дом с верандочкой, украшенной ажурной резьбой. На окнах — красные наличники и синие ставни, на которых выпилены лобзиком различные звери — белки, зайцы, росомахи... От крыльца в глубь двора ведет узенькая тропка — там стоит сарай и высокий стог сена. По обе стороны тропинки — густые заросли малины.

Капитан прошелся изучающим взглядом по двору, улыбнулся.

— Хорошо? — спросил Никулин.

— Настоящий терем-теремок! — отозвался Рябинин. Ему здесь пришлось по душе. Вспомнились почему-то старинные русские сказки, царь Берендей с его удивительными владениями, веселые народные умельцы...

В дверях сарая появился невысокий худой старик в очках и клеенчатом фартуке. В левой руке он держал стамеску, а правой — поглаживал длинную сизую бороду, в которой застряли мелкие древесные стружки.

— Добрый день, Кузьмич... — шагнул к старику Никулин. — Вот привел вам постояльца, чтоб не так скучно было одному... Товарищ Рябинин командирован к нам Министерством геологии. Он будет проверять, как выполняются в экспедиции правила по технике безопасности...

Брянцев одобрительно закивал головой. Постояв некоторое время, усмехнулся в рыжие от табака серпастые усы и, положив на ящик стамеску, приветливо сказал:

— Ну что стоять... айдате в избу... Товарищ, поди, с дороги, притомился...

Миновав небольшой темный коридорчик, попали в кухню. Тут стояла большая русская печка. На шестке сидел черный кот, умывался. К потолку были подвешены метелки белоголовника, чистеца, синюхи и других знахарских трав. На стене у стола висела двухстволка, кожаный патронташ и деревянный свисток-дудка.

Брянцев подошел к одной из двух дверей напротив печки и распахнул створки:

— Вот в этой светелке будете жить... Оно, правда, по части удобств не шибко: телевизора у меня нету, так что смотрите сами... Коль глянется — оставайтесь, живите на здоровье... А коль нет, тогда не знаю...

— Что вы, Николай Кузьмич! — улыбнулся Рябинин. — У вас мне очень нравится. Уютно и хорошо!

Утром начальник экспедиции Боголюбов вручил капитану спецовку и геологические сапоги. Подождал, пока Рябинин переоденется, а затем повез его на новеньком ГАЗ-69 осматривать буровые.

Когда миновали последние домики поселка и углубились в тайгу, Боголюбов спросил:

— С чего начнем. Борис Николаевич?

Капитан высунул голову из кабины, поглядел. А и вправду: с чего?

— Давайте во-он с той буровой... крайней справа...

— Тысяча четыреста тридцатая скважина... Бригада Назарова.

— Назарова, говорите?

— Да. Того самого, с кем вы ехали в Н-ск.

— Ясно.

Боголюбов положил шоферу на плечо руку:

— Дальше не надо, жди нас тут.

Шофер взял к обочине грейдера и притормозил. «Газик» остановился. Начальник экспедиции и Рябинин спрыгнули на траву и зашагали по увитому ползучими ивами кочкарнику к буровой вышке.

Из небольшого дощатого вагончика на полозьях, стоящего метрах в двадцати от буровой вышки, вышел старший бурмастер Назаров. Подойдя к начальнику экспедиции и капитану, поздоровался.

— Показывай, Пал Борисыч, свое хозяйство. Товарищ Рябинин — инспектор по технике безопасности... приехал проверять нас, — произнес, обращаясь к Назарову, Боголюбов.

— Я это знаю, Иван Васильевич, — в дороге с Борисом Николаевичем познакомились... — ответил старший бурмастер, распахивая двери буровой. — Прошу, товарищ Рябинин, в наш цех.

Капитан расстегнул брезентовую куртку — становилось душно — и двинулся следом за Назаровым.

В середине было еще жарче. Надсадно, с переливом молотил дизель. Пахло соляркой, свеженабуренной породой и нагретым железом.

Железная махина копра дрожала, как в лихорадке. Из вороненого отверстия скважины ползли вверх трубы в три пальца толщиной...

Рябинин стоял и с интересом наблюдал. Пора было приступить к обязанностям инспектора по технике безопасности...

Капитан подошел к дизелю, проверил прочность предохранительной сетки на шкиве и на ремне, связывающем буровой станок и дизель. Придирчиво, как и подобает инспектору по технике безопасности, осмотрел буровой насос, глиномешалку и элеватор.

— Какова сейчас осевая нагрузка на долото? — задал Назарову вопрос.

— Триста килограмм на один сантиметр долота. Давеча измеряли гидравлическим индикатором веса, — ответил Назаров.

— А скорость промывки какая?

— Ноль целых семь десятых метра в секунду. Промываем водой — породы устойчивые, скальные. Шестая категория...

— Все равно скорость промывки мала. Необходимо увеличить, может прихватить долото.

— Насос капризничает. К обеду починим — и сразу же увеличим скорость промывки.

— Я проверю.

Рябинин просмотрел геолого-технический наряд, ознакомился со сменными рапортичками. Подошел к аптечке в углу.

— Почему нет йода?

— Позавчера был еще...

— Йод в аптечке — обязательно должен быть, товарищ Назаров, — заметил строго Рябинин и сделал пометку в своем блокноте.

— Завтра обязательно будет! — отозвался старший бурмастер, подумав про себя: «Придирчивый инспектор!»

Полистав напоследок журнал инструктажа по технике безопасности, капитан неторопливо сказал:

— Ну что ж, товарищ Назаров, задачи вам, по-моему, ясны. До свидания! — Рябинин отворил дверь и выбрался на волю.

Когда отошли от буровой, Боголюбов, уважительно поглядывая на капитана, спросил:

— Скажите, Борис Николаевич, вы уже работали... инспектором по технике безопасности?

— Нет, Иван Васильевич... В подобной роли выступаю впервые.

— Неплохо у вас получается.

Они бодро шагали по траве. Ярко светило оловянное солнце, в воздухе тучами носились комары и жужжали зеленовато-черные пауты. Где-то кричала кедровка.

Боголюбов вытащил пачку «Казбека».

— Во-он геофизики, видите? Это их «каротажка»... — Начальник экспедиции показал рукой на стоявшую метрах в трехстах красную машину с большой высокой будкой.

— Вижу, — отозвался Рябинин. — Что они там делают?

— Каротируют скважину № 607.

— Позвольте, но ведь каротаж по скважине № 607 сделан еще 22 июня, скважину эту не бурят уже! Или я ошибаюсь?

— Нет, все правильно, — подтвердил Боголюбов. — Геофизические исследования на этой скважине были проведены 22 июня, после чего она была законсервирована. Но сегодня утром ко мне зашел Костя Шарыкин и попросил разрешить ему повторно провести на этой скважине каротаж. Геофизики ведь сейчас делают профилактику аппаратуры, вот Шарыкину и хочется проверить приборы в деле. Это будет как бы контрольный каротаж...

— Понятно... — задумчиво произнес капитан, покусывая травинку. Расстегнув ворот рубашки, спросил: — Куда потом денут эту контрольную каротажную диаграмму?

— Подклеят к основной, за 22 июня... Может, мы сейчас заглянем к геофизикам?

— Давайте.

Боголюбов и Рябинин направились к густому ольховнику. Здесь почему-то совершенно не росла трава, по серой глинистой почве вилась едва приметная тропка. Начальник экспедиции шел впереди, капитан — чуть сзади... Когда сквозь зеленую вязь деревьев Рябинин увидел красную машину геофизиков, стоявшую на опушке, то сразу же остановился.

— Этой тропкой часто ходят? — обратился он к Боголюбову.

— После проведения каротажа 22 июня по ней, пожалуй, никто не ходил. Буровые отсюда далеко, да и геологам-съемщикам здесь делать нечего.

— Двадцать второго июня, как рассказывал мне Брянцев, у вас был дождь... Геофизики делали каротаж после дождя?

— Нет, до дождя... А что?

Рябинин ничего не сказал. Сделав несколько шагов вправо, он сосредоточенно смотрел в землю. Подле маленького бочажка его внимание привлек отпечаток чьей-то обуви: на подошве — четыре параллельных поперечных полосы, как бы «лесенка», а на каблуке — три глубоких квадратика. Длина отпечатка — тридцать один сантиметр, это соответствует сорок четвертому размеру обуви... Рябинин знал, что подобный отпечаток дают геологические сапоги. Такие, как дал ему Боголюбов. Кожаные, добротные сапоги. Со специальными ремешками на голенищах, толстой резиновой подошвой. Сапоги эти пользуются особой любовью у геологов — в них хорошо ходить по горам, спасают они и от дождя. Их носят в экспедиции многие, и сам по себе этот факт был обыденным. Заинтересовало капитана другое: среди засохшей глинистой массы в «лесенке» и трех квадратиках он увидел крохотные, с пшенное зернышко, желтые и красные крупинки... Одна, две... четыре... семь... Капитан долго рассматривал их. Боголюбов молча наблюдал за его действиями, не решаясь ни о чем спрашивать.