Игра судьбы

Аид лишь приподнял бровь, когда обнаружил, что она сделала.

— Не притворяйся, будто мои яды не были полезны, Аид.

— У меня не было таких мыслей, — ответил он.

Аид улыбнулся при этом воспоминании. С тех пор Геката стала его доверенным лицом, возможно, его ближайшим другом.

Она была снаружи, стояла под пятном лунного света, который струился через отверстие в кроне деревьев. В самом начале богиня похвалила его способность создавать то, что она назвала зачарованной ночью, но это было неудивительно. Аид был богом, рожденным из тьмы. Это было то, что он знал лучше всего.

— Что тебя беспокоит, мой король? — спросила она, когда он приблизился. — Минфа? Могу я предложить щелочь, чтобы исправить ситуацию? Это довольно болезненно при проглатывании.

Аид приподнял бровь.

— Уже подумаешь об убийстве, Геката? Еще даже не полдень.

Она улыбнулась.

— Я более изобретательна ночью.

Аид усмехнулся, и они погрузились в уютное молчание. Аид, погруженный в свои мысли. Геката, смотрящая на луну. Через мгновение она снова спросила его:

— Что тебя беспокоит?

— Судьбы, — сказал он.

— О, лучшие друзья. Что они сделали?

— Они дали мне жену, — сказал он, подняв брови. — Дочь Деметры.

Геката рассмеялась и быстро прикрыла рот рукой в ответ на вопросительный взгляд Аида.

— П-прости, — сказала она и откашлялась, собираясь с духом. — Она ужасна?

— Нет, — сказал Аид. — И это, наверное, самое худшее. Она прекрасна.

— Тогда почему ты такой мрачный?

Аид объяснил события своего вечера как можно короче — как он заключил сделку с Афродитой, впервые увидел Персефону, осознал, что его первобытная реакция на то, чтобы заявить на нее права, была необычной, и раскрыл нить, которая их связывала.

— Ты бы видела, как она посмотрела на меня, когда поняла, кто я такой. Она была в ужасе.

— Я сомневаюсь, что она была в ужасе, — сказала Геката. — Возможно, удивлена — может быть, даже оскорблена, если ее мысли были чем-то похожи на твои.

Геката бросила на него понимающий взгляд, но Аид не был так уверен. Гекаты там не было.

— Я никогда не видел, чтобы ты отступал от вызова, Аид.

— Я этого не делал, — сказал он. Он сделал обратное — он, по сути, привязал ее к себе на следующие шесть месяцев.

Геката ждала от него объяснений.

— Она сыграла со мной.

— Что?

— Она пригласила меня к себе за стол для игры, и она проиграла, — объяснил Аид.

К завтрашнему утру его метка появится на коже Персефоны, и когда она вернется к нему, он предложит ей условия их контракта. Если она потерпит неудачу, то навсегда останется жительницей Подземного мира.

— Аид, ты этого не делал.

Он просто смотрел на богиню-ведьму.

— Это Божественный Закон, — сказал он.

Геката сверкнула глазами, зная, что это неправда. Аид мог бы отпустить ее, не требуя от нее времени, и он решил этого не делать. Если Судьба собиралась соединить их, почему бы не взять все под свой контроль?

— Разве ты не хочешь ее любви? Зачем тебе заставлять ее заключать контракт?

Через мгновение он признался вслух: — Потому что я не думал, что она вернется.

Он не смотрел на Гекату, но ее молчание сказало ему, что она жалеет его, и он ненавидел это.

— О чем ты попросишь ее? — спросила она.

— То, о чем я прошу всех, — сказал он.

Он бросит вызов неуверенности ее души. К концу он создаст королеву или монстра. Что именно, он не знал.

— Что ты чувствуешь, когда смотришь на нее? — спросила Геката.

Аиду не понравился этот вопрос, или, может быть, ему не понравился его ответ, но, тем не менее, он сказал правду.

— Как будто я родился из хаоса.

Геката усмехнулась.

— Я уже могу сказать, что она мне понравится.

Затем в ее глазах вспыхнуло веселье.

— Ты должен сказать Минфе, что женишься в моем присутствии. Она будет в ярости!

Глава V

Контракт заключён

Аид появился в Тартаре.

В начале своего правления он приходил туда чаще, чем в любое другое место в своем царстве. Посттитаномахия была мрачным временем. Рожденный войной, Аид не знал ничего, кроме крови и боли, но он проводил свое время в Тартаре не из желания существовать в привычной атмосфере. Он делал это из желания наказать тех, кто несет ответственность за его темное начало — Титанов.

Со временем он стал нуждаться в этом все меньше и меньше.

В редких случаях он все еще приходил, чтобы направить остаточную ярость.

Сегодняшний вечер не был исключением.

Он стоял в своем кабинете, похожем на пещеру, но современном помещении на вершине одной из гор Тартара. Она служила одновременно камерой пыток, ее стены были покрыты оружием, которое Аид использовал против многих людей и гуманоидов, которые оказались связанными перед ним, многие из них хранили секреты даже в загробной жизни. Часть пола была стеклянной, и с этого возвышения Аид смотрел вниз на уровень за уровнем пыток.

С годами тюрьма эволюционировала. Все началось под землей, с уровней, простирающихся на мили, и все они были посвящены наказанию за самые ужасные преступления и пыткам душ жестокими способами — ветром, ледяным дождем и огнем, а также более эффективными приговорами, такими как удушение смолой, поедание печени орлами и стервятниками и отрывание плоти от тел с помощью острых, как бритва, зубов.

В то время как эти формы пыток все еще существовали, Аид эволюционировал вместе с миром наверху, вырезая горы и создавая изолированные камеры для различных форм психологических пыток. Каким бы ни было разнообразие, Аида заботило только то, чтобы оно приводило к одному и тому же результату — страданию.

Аид стащил со стола бутылку виски и сделал глоток, прежде чем щелкнуть пальцами, призывая душу. Этот человек был тем, кого Сизиф застрелил во дворе своего рыболовного предприятия.

Исидор Ангелос.

Его руки были связаны за спиной, ноги связаны. Его подбородок уперся в грудь. Он спал.

Души, как правило, продолжали жить в Подземном мире так же, как и в Верхнем, что означало, что они придерживались рутины, даже если она им не была нужна.

Сон был примером этого.

— Ну, разве он не красив, — сказал Гермес, появляясь в кабинете Аида.

Бог Обмана часто приходил и уходил из его царства, взяв на себя роль психопомпа — проводника душ — столетия назад. Аид взглянул на него. Бог был в своей Божественной форме, позолоченный и яркий. У него были большие белые крылья и пара коротких рогов, которые торчали из его головы сбоку, почти невидимые среди его кудрей. Его золотые глаза оценивающе посмотрели на смертного.

— Не пялься на пленников, Гермес, — сказал Аид.

— Что? Я умею ценить красоту.

— С твоим послужным списком? Нет. Ты склонен забывать, что скрывается под маской.

— Я также склонен к умопомрачительному сексу, — сказал Гермес, вздыхая. — Это жертва, на которую я готов пойти.

На это Аид отвернулся от бога, закатил глаза и взболтал жидкость в своей бутылке, прежде чем сделать еще один глоток.

— Возможно, если бы ты чаще занимался сексом, ты бы не чувствовал необходимости мучить своих подданных, — сказал Гермес.

Аид заскрежетал зубами, что он делал весь день. Завтра у него будет болеть челюсть. Слова Гермеса расстроили его по двум причинам: из-за того, что бог вообще чувствовал необходимость комментировать его сексуальную жизнь, и потому, что его мысли обратились к прекрасной Персефоне.

Он почувствовал напряжение в паху, которое почти заставило его застонать.

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что тебе может понадобиться терапия? — спросил Гермес. — Потому что я почти уверен, что пытать людей — это признак психопатии.

Аид свирепо посмотрел на Гермеса, который теперь держал в руках электрошокер для скота. Внезапно он заискрился, издав ужасный щелкающий звук. Бог взвизгнул и тут же уронил его.