Страница 14 из 42
- День добрый, Серафима Ивановна, - поздоровалась с ней тетка. - Вот племянника своего Юроньку привела.
- Добрый день, Таисья Архиповна. Здравствуйте, молодой человек, - приветливо обратилась к ним учительница. - А ведь похож на Егора, очень даже похож!
- Серафима Ивановна более тридцати лет в нашей школе историю преподает, - сказала тетка, - еще нас с Егорушкой учила.
- Вы нам не позволите поглядеть школьный музей?- попросила тетка.
- Отчего же нет? - сказала учительница. - Правда, не очень хорошо у нас там. Перед побелкой все со стен поснимали. Пойдемте, я сама вас туда провожу.
Музей занимал всего одну небольшую комнату. Столы в ней были сдвинуты на середину, на них громоздилась какая-то кладь, укрытая листами оберточной бумаги.
- Отсюда, пожалуй, начнем осмотр, - подошла к одному из столов Серафима Ивановна. -¦ Тут у нас тридцатые годы. - Она вынула из стопки небольшой портрет в багетовой рамке. - Вот твой дед, Архип Савельевич. Фотографов в ту пору в наших краях не было, так его какой-то заезжий художник нарисовал. По просьбе комсомольской ячейки. Не шибко он на самого себя похож: не Репин, видать, в наше село забредал, но ничего другого нет…
Слово «дед» странно звучало по отношению к молодому мужчине, изображенному на холсте. У него был широкий, чуть раздвоенный подбородок, толстые добродушные губы, глаза неопределенного цвета - или полиняла краска, или у живописца просто не нашлось подходящей, - большой лоб наискось перечеркивала неровная челка. В правом углу возле рамки неразборчивая роспись и дата: 1925 год.
- Есть у нас, правда, один фотоснимок, на нем тоже Архип Савельевич. Вот он,- подала она Юрию небольшую картонку с наклеенной пожелтевшей фотографией,- только лица очень мелкие, трудно разобрать, кто есть кто.
На снимке видна была старинная автомашина, а в ее открытом кузове четверо людей. Наверное, это был тот самый трофейный кабриолет, о котором рассказал Юрию попутчик Федул Филиппович.
- Здесь наш первый трактор «фордзон». Колхоз его в тридцать третьем году получил. А на нем самый первый бартеньевский механизатор Федул Филиппович Суздальцев.
- Я с ним уже познакомился, интересный человек.
- Да, Федул Филиппович - живая история нашего села… Вот это - грамота за досрочную сдачу хлебопоставки… Дальше уже сороковые годы. Можете полюбоваться: женская тракторная бригада со своим вожаком Тосей Русаковой! А вот первый выпуск нашей семилетки. Во втором ряду, с краю, твой отец, тогда еще просто Егорушка Русаков. Ох и доставлял же он выдумками своими нам, учителям, хлопот!
Юрий даже вздрогнул, глянув на хорошо сохранившуюся фотокарточку отца. Ему показалось, что он видит себя самого, снятого года два тому назад. Только непривычная рубаха-косоворотка снижала эффект абсолютного сходства.
- Есть у нас еще два военных снимка, но ты их, очевидно, знаешь. Мы с тех, что у Таисьи Архиповны на стенке висят, копии сделали…
- Ты извиняй меня, Юронька, - сказала тетка, когда они вышли из школы, - мне на дойку пора. Избу-то найдешь? Отобедай сам. В печи чугунок со щами, сковородка картовницы возле загнеты. Каравай на полке.
Таисья Архиповна управилась с делами быстро.
- Федька Логинов, пастух наш, на мотоцикле с поскотины меня привез. С ветерком домчал! Ты уже подкрепился? Не простыл обед?
- Спасибо. Уминал так, что за ушами пищало..
- Вот и ладно. Сейчас я сама маленько перекушу.
- Тетя Тося, - спросил Юрий после того, как она перемыла и вытерла холщовым полотенцем посуду. - Можно мне на отцовы награды взглянуть?
- Пожалуйста, Юронька, можешь совсем их себе взять, я для тебя берегла. Просили в школьный музей - не отдала. - Она достала из сундука картонную коробочку из-под конфет, протянула Юрию. - Тут они.
Юрий снял крышку, вынул и разложил награды па столе перед собой. Их было семь. Три ордена и четыре медали. Алой эмалью блеснула Красная Звезда, рядом легли еще две звезды, только прикрепленные к пестрым лентам,- ордена Славы, потом медали «За отвагу», «За оборону Ленинграда», «За взятие Кенигсберга» и «За победу над Германией». Юрий смотрел на них и думал о том, что за каждой из этих наград скрыт кусочек героической и совсем неведомой для него жизни отца. Как бы было здорово, если бы ордена и медали заговорили! Увы, это невозможно, но ведь живут где-то боевые товарищи отца, свидетели его подвигов, не полегли же они все до единого! Вот они-то могут рассказать.
Когда он стал укладывать награды обратно в коробку, под руку ему попалась серенькая сберегательная книжка. Почти бессознательно Юрий открыл ее, и на первой страничке, в графе «Завещательное распоряжение», прочел: «Завещаю вклад Вельяминову Юрию Валериановичу…»
- Тетя Тося, - растерянно спросил он, держа в руке раскрытый документ, - это еще зачем?
- Так… просто… А кому мне еще? Да там сущий пустяк… - залепетала не менее его обескураженная тетка.
ГЛАВА 9
Первому взводу снова, не повезло, попали в суточную рапортичку. За мятое обмундирование матроса Филипеню отстранили от дежурства.
Юрия вызвал к себе разозленный Миронов.
- Что там у вас происходит?! - хмуро выкрикнул командир роты.
- Ничего особенного, - пожал плечами Юрий.
- Его подчиненного выгоняют с батальонного развода, а он не видит в этом ничего особенного! Вот это строевой командир!
- Я разберусь и приму меры, товарищ гвардии капитан.
- Неужто?! Не по хвостам надо бить, товарищ гвардии лейтенант, а предупреждать нарушения дисциплины. Работать надо с людьми, а не отбывать номер!
- Если вам так кажется…
- Не кажется, а так и есть! С каждым днем вы все хуже относитесь к своим обязанностям. Рано у вас, Русаков, появилось демобилизационное настроение!
- А кто вам сказал, что я собираюсь в запас, товарищ гвардии капитан?
- Неужто в кадрах думаете остаться? Вот будет кому-то подарочек!
- Надеюсь, что не вам, - не удержался от колкости Юрий. Миронов ничего не сказал в ответ, только чуть взбугрились желваки на скуластом лице.
- За упущения на службе объявляю вам замечание, гвардии лейтенант Русаков. Требую в кратчайший срок навестив подразделении уставной порядок!
- Есть навести…
Возвратись в казарму, Юрий вызвал пулеметчика.
- Вы почему не подготовились к заступлению в наряд? - спросил он запыхавшегося матроса.
- Не успел, товарищ гвардии лейтенант. Утюг в гладильне перегорел.
- Лишаю вас очередного увольнения! - в сердцах отмерил ему Юрий.
- Есть неувольнение,- хмуро повторил Филипеня.
А Юрий продолжал разматывать клубок.
- Вы проверяли заступающих на дежурство? - задал он вопрос сержанту Тимофееву.
- Так точно, товарищ гвардии лейтенант!
- И Филипеню?
- Этот пришел в казарму перед самым разводом,
- Где же он был?
- Не знаю.
- А кто должен знать? Кто отвечает за подготовку суточного наряда?
- Я, товарищ гвардии лейтенант.
- За халатное отношение к своим обязанностям объявляю вам выговор!
Цепная реакция на этом не остановилась. Под горячую руку Юрию подвернулся еще и старший матрос Маринич, опоздавший на построение.
Остыл командир взвода лишь вечером, очутившись в четырех стенах своей комнаты в общежитии. И, только поразмыслив в одиночестве, понял, что натворил. С призом теперь наверняка придется распроститься. Но это не самое страшное. Как ему теперь глядеть в глаза тому же Тимофееву?
Заявившийся поздно Ермоленко тихонько разделся в своем углу, по, сообразив, что сосед не спит, деликатно кашлянул.
- Чего тебе? - буркнул Юрий.
- Хочу пересказать тебе слова нашего училищного преподавателя психологии. Дисциплинарные права, говорил он, в умелых руках служат дирижерской палочкой, в неумелых являются разбойничьей дубиной. Образно сказано?
В ответ Юрий только скрипнул коечными пружинами.
- Молчишь? Так вот, товарищ новоявленный громила, знаешь ли ты, зачем твой белобрысый в мой взвод повадился?