Страница 14 из 46
Удовольствия…
Вы слыхали музыку Оффенбаха, мазурку Глинки, вальсы Шумана?
Удовольствия… Вас била когда-нибудь соленая шипящая волна, жгло солнце ваше обнаженное тело и грезили ли вы в ту пору под неумолчную песню моря?
Ну, так вы знаете, что такое удовольствие… Но карнавал…
Несколько пожилых женщин выехали со своими лотками. Они копошились у своих тачек и кашляли. Сырой туман окутывал их. Они ждали… Они не спали, как и я. У них, наверное, тоже билось сердце неровными толчками.
Над ними повисло темное, сумрачное небо. Крысы бегали у их ног. Когда кончится эта ночь?
Ноги у меня дрожали. Не знаю — от усталости или от возбуждения. А может быть, вместе с туманом я вдохнул какую-нибудь болезнь. Все может быть.
Мне хотелось говорить. Мне надо было видеть, что вокруг меня не тени, а люди, которые бодрствуют, как я. Ведь завтра карнавал, и будет весело. Только несколько часов ожидания. Я подошел к одному из ларей. Над ним склонилась чья-то тень и не двигалась.
— Мадам, вы спите? — позвал я. — Не надо спать, — можете простудиться.
Она шевельнулась. Я увидел ее глаза, открывшиеся на мгновение. Потом голова ее опять упала на тюк с конфетти…
Кто-то дотронулся до моего плеча. Я вздрогнул.
— О, не бойся, это я…
Передо мной стояла другая тень.
— Дай мне четыре су, чтобы я могла выпить стаканчик, когда откроются бары.
Я схватил ее за руку и подвел к фонарю.
— Ты тоже не спишь?
— Как видишь. Сегодня скверная ночь… Но что делать?
— Почему здесь эти женщины? — допытывался я.
— Ба! Да ведь завтра — Mardi-Gras! Они пришли сюда, чтобы занять место, чтобы найти свое счастье. А ты любишь конфетти? Пыль, которая ест глаза, конфетти, набивающиеся тебе в рот и волосы, типы, которые хватают тебя, жмут и говорят пошлости, маски, которые целуют… О, я предпочитала бы спать этот день…
Слабый свет фонаря освещал ее лицо. Оно казалось очень бледным. Накрашенные губы делали рот черным и широким. Тонкий круглый нос, темные блестящие глаза, худая красивая шея.
Я протянул ей франк и спросил:
— Но почему бы тебе и не лечь завтра?
Я радовался, что слышу свой голос и чувствую теплоту ее руки.
— Потому что завтра мой день.
Она улыбнулась. Ее рот стал еще больше.
— Вот уже три года, как этот день мне что-нибудь приносит. Но ты не выпьешь ли со мною стаканчик? Сейчас откроется бар, вот тот, что на углу. Ты не бойся, я ничего больше не хочу от тебя. Если бы ты и просил, я не пошла бы сегодня с тобою. Но ты мне нравишься. У тебя славное лицо, и ты недаром не спишь эту ночь. В темноте люди лучше узнают друг друга. Я вышла сюда потому, что все равно не уснула бы. Я не могу спать. Мне нужно говорить с кем-нибудь.
Идем же!
Она тянула меня за руку. Я слабо противился. Мне было все равно. Ее слова быстро-быстро звенели в моих ушах, но я их плохо понимал. Потом догадался, что в баре будет тепло, и только тогда почувствовал, как я озяб. Все пальто мое было мокро от сырости и ноги коченели.
Я пошел за нею. На ходу спросил ее:
— Как тебя зовут?
Не знаю, зачем нужно было мне ее имя.
— Ивон…
Я повторил несколько раз:
— Ивон, Ивон… Ты, наверное, знаешь, что такое любовь?
Она неожиданно быстро обернулась ко мне, так что я вплотную подошел к ней. Она схватила меня за плечи и порывисто ответила вопросом:
— А ты знаешь?
И сейчас же повернулась и пошла дальше.
— Ивон, Ивон…
Почему-то было приятно повторять ее имя.
— У тебя хороший голос, — сказала она.
Перед баром стояло уже несколько человек. Элегантный молодой господин в цилиндре под руку с женщиной, два пьяницы в кепках и старик-рабочий в синей блузе.
Сквозь запотевшие стекла брызнул желтый огонь и лег колеблющимся пятном на мокрый тротуар. Скрипнули двери.
Мы вошли и сели в углу за круглый каменный столик. Заспанный гарсон подал нам виски.
— Ты должен выпить, чтобы согреться, — сказала Ивон, — у тебя очень бледное лицо. Таким ты не понравишься своей невесте…
— У меня нет невесты…
— Тем хуже… У тебя есть любовница, которая изменит тебе, если ты себя распустишь…
Я ответил упавшим голосом:
— Она уже изменила мне…
Ивон хлебнула из своего стакана, откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
Потом произнесла чуть слышно:
— Значит, ты знаешь, что такое любовь… Счастливые любовники не знают любви… Но все равно я расскажу тебе это…
Она опять выпила. Положила локти на стол и опустила на худые кисти рук свой подбородок. Так она сидела, не шевелясь, и некоторое время смотрела на меня.
— Это случилось как раз два года тому назад, когда я познакомилась с Шарлем. Как раз в день марди-гра. У меня тогда был костюм Пьеретты и черная маска. Ба, я убежала от своего отца, чтобы немного повеселиться. Это довольно скучная история сидеть целый день со стариком и читать ему газеты. Я предпочитала бегать по улицам. Все мои подруги это делали. Я ведь служила в одном модном магазине, я была модисткой. Ну, конечно, бросали друг в друга конфетти. Мне это казалось очень забавным. Я говорила глупости и много смеялась.
И вот встретилась с Марией и ее двумя компаньонами — двумя молодыми людьми. Мария всегда была окружена ими. Она одевалась лучше других и знала, как справляться с этими молодчиками. Деньги у нее не переводились. Она сказала: «Хочешь, я тебя познакомлю с этим черным? Он очень хорош, потом, есть кое-что в кармане, да кроме того, посмотри, как умильно он смотрит на тебя. Его зовут Шарлем!..»
Ну, мы и познакомились. В этом еще не было ничего предосудительного. Но он сразу очаровал меня своим голосом, своими манерами. Он держал себя очень корректно и ничего себе не позволял. Но я поняла, что я ему нравлюсь. Боже мой, любовь приходит очень скоро. Не успеешь оглянуться, как уже чувствуешь, что влюблена. Мне ведь стукнуло тогда всего лишь семнадцать лет! Мы выпили немного вина в кафе, потом немного наливки… Это маленькое удовольствие все себе позволяют в марди-гра… Ничего не поделаешь… И потом, Шарль так упрашивал. Он еще не видал моего лица, так как я не снимала своей маски, но он говорил, что видал меня раньше и что отдал бы все, чтобы увидеть меня еще раз. Я смеялась, потому что мне было весело. Я была вся осыпана конфетти, а прохожие не переставали на меня сыпать и сыпать. «Вас скоро совсем не увидишь, — сказал Шарль. — Что, если мы поднимемся наверх и мадемуазель приведет себя немного в порядок? Я думаю, что конфетти ее стесняют!»
О, он был прав! Эти дрянные конфетти забрались ко мне за ворот кофточки и щекотали грудь и спину. Я немного колебалась. Я никогда не поднималась наверх в отдельные кабинеты. Но Мария сказала мне, что тут нет ничего дурного, и мы пошли.
О, как только я сняла свою шляпу, с меня так и посыпался разноцветный дождь. Пестрый круг образовался вокруг меня на полу. Мария и ее спутник куда-то исчезли. Мы остались вдвоем. Я стояла перед зеркалом и поправляла прическу. Шарль стоял за мною. И вдруг он подходит ко мне близко-близко, срывает с меня маску и целует прямо в губы. Этого еще не хватало! Я отскочила от него, но он опять был рядом и расстегивал ворот моей кофточки: «У мадемуазель, наверное, и там много конфетти…»
Знаете, когда делаешь одну глупость, за нею следует другая — это всегда так.
Он меня взял. Он сделал со мною все, что хотел. Может быть, потому, что у меня кружилось в голове, а может быть, потому, что у меня не было сил бороться с человеком, который все же мне нравился. И, по правде сказать, хотя я и плакала после, но уж совсем не так жалела об этом, как бы следовало. Все же я была счастлива. Кто бы ни был ее первый любовник, женщина его любит, привязывается к нему.
Он был в самом деле очень мил, мой Шарль. С этого дня началась наша любовь.
Очень старая история, конечно! Но для девушки в мои годы все казалось необыкновенным. С каждым днем моя любовь крепла. Я привязывалась к Шарлю.
Сначала я обманывала отца, потом совсем его бросила и уже не ходила в мастерскую.