Страница 30 из 45
Избавившись от защитника, тот мужичок из легавых совсем совесть потерял. Стал уже и на улицы руки распускать. Среди бела дня, при всём честном народе, зажал девицу у стены и давай лапать. Да случилось это на беду у самой кузницы Давмира (Вириян как раз жениха на обед звать отправилась). Увидел парень, какие непристойности на его глазах творятся, рассвирепел. Так-то он добрый был, но тут уж любой взбеленится.
Схватил кузнец раскалённые клещи и, уцепив ими легавого за зад, оттащил в сторонку от суженой. Народ вокруг от хохота покатился. А страж порядка верещал на весь Сальвар. Ясно дело, драка завязалась.
Толстяк вроде при оружии был, но куда ему с кузнецом тягаться! Давмира Великая Мать щедро силушкой могучей наградила. Словом, не рассчитал немного кузнец. Защищаясь от нападок проклятого стража, оттолкнул Давмир того, да слишком сильно – мужичок отлетел прилично и головушкой об острый каменный угол треснулся.
Очевидцев его печальной и безвременной кончины было пол-улицы. И если бы Давмира судили и разбирать стали все тонкости, может статься, и оправдали бы его.
Да только, кто станет разбираться, коли он на тот свет стража порядка отправил?! Разве легавые такое с рук спустят?
Давмир понимал, что расплаты не миновать. И Вириян понимала, что теперь вместо свадебного пира её любимого ждёт петля.
И Давмир пустился в бега, не дожидаясь пока за ним придут. Чудом ему удалось выскользнуть из города и даже оторваться от погони. Но что ему делать дальше, кузнец не мог себе даже вообразить. Привыкший к тихой домашней жизни, он пугался свободы, дорог и чужих земель. А ещё в спину дышал иной страх – а вдруг до сих пор ищут, вдруг схватят.
Давмир боялся оставаться подолгу на одном месте. От этих скитаний, постоянного бегства, голода и тревоги, он очень быстро превратился в тощего, затравленного дикаря.
А потом дороги привели его в Эсендар. В кабаке, на окраине Великого Города, где нередко назначала сходки вольница, он сидел в самом тёмном углу, озираясь по сторонам пугливо. Перед ним стояла маленькая кружка рину и кусочек хлеба – всё, на что хватило последних денег (даже снять ночлег – уже не достаточно).
– Это весь твой ужин?
Давмир поднял голову, сжался боязливо. Но светлоглазый худощавый паренёк улыбался душевно.
– А я вот погорячился, заказал слишком большой кусок…
На стол перед беглецом опустилось огромное блюдо, источавшее умопомрачительный аромат жареного мяса.
– Не поможешь одолеть? А то, что добру пропадать…
Парень, не дожидаясь приглашения, уселся напротив.
– Как звать?
– Давмир… – у бывшего кузнеца в животе заурчало громко.
– Эл, – приветливо кивнул парнишка. – Ну, давай за знакомство, Давмир!
***
Так Давмир оказался в вольнице Ворона. И когда об этом узнала Вириян…
Нет, она была благодарна Эливерту за то, что он её жениху руку протянул в час беды. Но мысль о том, что её Давмир теперь в самом деле занялся лиходейством, не давала ей покоя. У честных людей ворует, с разбойниками и убийцами дружбу водит…
Эл и Давмир в Сальвар наведывались несколько раз. Уж больно тосковал по своей невестушке кузнец. Понимал, что жизнью рискует, но не мог удержаться. И Ворон отправлялся с ним, зная, что один кузнец непременно попадётся стражам. А так удавалось проскочить и повидать зазнобу бывшего кузнеца.
И всякий раз Эливерт ловил её взгляд и понимал, что девушку разрывает от этих противоречивых чувств: благодарности и брезгливой злости.
Наверное, она чувствовала, что всё это закончится очень скверно. Недаром же просила его, Ворона: «Береги его! Ты его на этот путь поставил, он не напрашивался – ты сам позвал. Тебе теперь за него и ответ нести. Ты жизнь повидал, Эливерт, ты как зверь – опасность нутром чуешь. На тебя уповаю! Сбереги, Эливерт!».
Ни хрена он не учуял, когда было надо! Никого не сберёг.
Потом уже, когда пошёл на поправку, он навестил Вириян. Почти сразу же после своего возвращения в Эсендар. Разузнав о жуткой участи Аллонды, и о том, что мстить уже некому, вифриец решил, что неплохо бы вернуть и другие долги.
Он выжил. Один из всех. И значит, именно ему нужно привезти скорбные вести тем родным, которые остались у его ребят.
Вириян была в их числе. Она всё поняла раньше, чем он открыл рот. Увидела, что он приехал один. Покачнулась, сползла по стенке и заголосила горько.
Страшные байки о резне в Эсендаре к осени и до Сальвара докатились. Но Вириян до последнего надеялась и молила Небеса, чтобы её любимый избежал смерти. Мать Давмира скорбных вестей о сыне не дождалась. Умерла ещё по зиме. Наверное, сердце старой женщины чувствовало, что сынок уже за Гранью Мира. С тех пор как Вириян схоронила своих родителей, она жила вместе с матерью кузнеца, жила душа в душу. Две одинокие женщины утешали и поддерживали друг друга.
И вот она совсем одна осталась.
Долгая тогда была ночь. Тёмная и горькая. Эл рассказывал, не смея поднять на неё глаза. Она рыдала, и плакала совсем беззвучно, и снова рыдала. Она благодарила Небеса, что хоть он выжил, она укоризненно качала головой – почему же ты не уберёг, почему?
Вот так и повелось. При виде Эливерта у Вириян душа разрывалась надвое: то ли выгнать вон, то ли на шею броситься. Пусть и невольно, но Ворон стал причиной гибели её любимого Давмира. Но он оставался единственной ниточкой, что связывала её с прошлым, с воспоминаниями о самом родном человеке. С кем ещё Вириян могла поговорить о своей любви, вспомнить каким он был, её Давмир – слегка неуклюжий, добродушный, заботливый, самый лучший на всём белом света. Эл возвращал её хоть на какое-то время в те минувшие дни, где было место жизни и счастью. Он уходил, и в дом приходили пустота и скорбь.
И, может быть, поэтому Вириян каждый раз просила Эливерта не приезжать к ней больше. Она хотела навсегда уйти в свою горькую вдовью долю, в тишину безысходности. А он возвращал её обратно в жизнь каждым своим приездом.
И всё-таки он продолжал это делать время от времени. Пожалуй, Ворону тоже хотелось держаться за эту ниточку – он тоже не мог отпустить прошлое, не мог потерять воспоминания о тех днях.
А Вириян хранила их бережно. Время шло, зимы сменяли лето. А она хранила верность своему погибшему возлюбленному, не подпуская к себе и близко вертевшихся рядом женихов. Хранила верность, как и тогда, когда Давмир ещё был жив, но далеко от неё.
И Эливерт всерьёз подозревал, что в жизни Вириян уже никогда не появится новый мужчина. Она никому не подарит своё сердце. И эта верность заставляла его смотреть на Вириян с изумлением, близким к почтению.
Познав глубочайшую подлость и предательство, он вдруг столкнулся с безусловной верностью, и она его поразила.
***
Словом, оказавшись в окрестностях Сальвара, Ворон не удержался от возможности навестить Вириян и убедиться в очередной раз, что вдова Давмира живёт вполне себе благополучно. Никто её нынче не обижает, и тревоги атамана напрасны.
Швея в очередной раз отказалась от помощи вольницы и просила оставить её в покое. Эл в очередной раз обещал так и сделать, но знал, что это не последняя встреча, и он обязательно приедет ещё.
Его тянуло в этот дом неумолимо, пусть он и сам не понимал почему. Он никогда не думал о Вириян как о других женщинах, не представлял, каково оказаться в её постели, не хотел её, хотя она была довольно приятной наружности. То, что связало его с вдовой друга, не имело никакого отношения к любви и страсти, но это были прочные путы, выбраться из которых оказалось им не под силу.
Встреча с Вириян разбередила старые раны. И всю дорогу до Кирлиэса Эл вспоминал те золотые дни в Эсендаре, когда ещё были живы его «братишки». Казалось, что это было лучшее время в его жизни.
Он знал, что это не так. И тогда хватало опасностей, неприятностей и всяческих пакостей. Но память продолжала упрямо врать и рисовать безупречную картинку прошлого, которого на самом деле никогда и не существовало.