Тёмный Нижний

— Понадобятся, — покивал Валерка, протягивая парню золотой рубль. — Только не знаю теперь, когда. А ты-то почему не перестал со мной общаться? Торговцы вон отказались.

— Так им есть, что терять, вашбродь. — Пожал плечами упырёныш. — А я чего, на этот вот золотой с полмесяца все, кто один живёт, без родаков кормиться будут. И им хорошо, и меня уважают, потому как это я с вами договорился.

— Ну и хорошо, — покивал Птицын, мысленно отмечая, что, оказывается, в ватаге Третьяка ещё и совсем беспризорников полно. Нет, определённо, их бы к себе пристроить — вот чувствовал парень, что пользы от этих шкетов будет много. Эти в суд подавать на опекунов за то, что посуду помыть заставили, не станут, как наверху принято. Только вот пока непонятно, на что самим жить. — Будь готов, в общем. Если проблему решу, будет у меня для вас работа. Если не решу, впрочем, тоже.

— Вы, вашбродь, конечно, сами лучше знаете, но попомните моё слово, не договоритесь вы с Налимом, — вдруг сказал парнишка. — Он сейчас слишком в себя поверил. Царь и бог на четверть Нижнего.

— Посмотрим, — скрипнул зубами Валерка и, кивнув упырёнышу, двинул к Вороньему насесту.

Налим, как и говорил баюн, оказался на месте. Раньше Валерка не глядя проходил мимо небольшого кабинета, отделённого от общего зала — думал, это какое-то техническое помещение. Оказалось — нет, не техническое. Специально выделенное личное место для местного «папы». Здесь он и посетителей принимал — когда Валерка сообщил половому, к кому пришёл, тот поклонился, ненадолго скрылся в кабинете, и пригласил Птицына.

Описание, которое дал Борис, оказалось очень точным. Действительно, жирная жаба. Не в прямом смысле, хотя Валерка не удивился бы и такому, но сходство поразительное. Жирная, обрюзгшая морда с широким безгубым ртом. Лицо покрыто бородавками, глаза полуприкрыты внутренним веком. Ушей не видно, волосы тоже отсутствуют — но тут непонятно, то ли водяной облысел, то ли изначально таким и был. Туша не уступает роже — такая же оплывшая и бесформенная. Правда, затянута в очень дорогой шёлковый костюм, из которого пытается вырваться, как тесто из кастрюли.

Стол перед управляющим уставлен тарелками с всевозможными яствами. Валерка не тратил много времени на разглядывание, но показалось, что Налим жрёт со всех одновременно, не сильно разбираясь, десерт это, горячее, или какая-нибудь закуска. В тот момент, когда зашёл Птицын, существо как раз запихивало в пасть сразу несколько раков одной рукой, а второй заливало туда же ремулад из соусницы. Появление Валерки его ничуть не смутило, он закончил загружать продукты, и принялся их жевать, ещё сильнее прикрыв внутренним веком глазки. От удовольствия, должно быть.

Налим, наконец, закончил жевать, оглушительно рыгнул, и покосился на посетителя.

— Приветствую, — буркнул Валерка. — У нас тут, кажется, возникло недоразумение.

— Какое недоразумение? Где недоразумение? — ужасно удивился Налим. Губы его растянулись в неприятной улыбке. — Ты что-то перепутал, мальчик. У меня никаких недоразумений не бывает, ты что! Я — серьёзный водяной. У меня всегда всё ровно и плавно, как течение воды в реке, — проквакал чиновник. Именно проквакал — голос очень походил на жабий, только те весной даже мелодично звучат, а этот ничего, кроме омерзения не вызывал. — Единственное недоразумение — это вот какой-то дерзкий и глупый мальчишка отвлекает от еды. Ты для чего пришёл? Для чего отрываешь меня от государственных дел?

— Договориться. Не трогай моих торговцев. Пожалуйста, — и положил на стол между тарелками мешок с ассигнациями.

Налим удивлённо выпучил глаза.

— У тебя есть твои торговцы? Это откуда у тебя твои торговцы? На моём-то рынке, на моей-то земле — и вдруг твои торговцы? Ты, мальчик, что-то перепутал. Этот город принадлежит разным людям. И всё, что в этом городе есть, поделено. Я вот вчера был на балу — и там были разные. Значимые персоны, которым что-то принадлежит. Тебя я там почему-то не видел. Значит, ты точно что-то перепутал. Нет в этом городе ничего твоего. Ну, кроме фантазий. Ты фантазёр, мальчик?

Валерка постарался не скрипнуть зубами слишком явственно.

— Я договорился с несколькими торговцами на рынке. Предложил им выгодное дело. Для обоих сторон выгодное, — пояснил Птицын. — Но сегодня ночью их лавки сгорели. Говорят, это твоих рук дело?

— Ой! Договорился? С торговцами? Мальчик, ты слишком широко шагаешь. Ты так штаны порвёшь! — в притворном испуге поднял пальцы-сосиски водяной. — Какие страшные вещи ты говоришь! Я — и сжёг лавки? Тебя кто-то страшно обманул, мальчик. Или ты сам сумасшедший, придумал такое. Я таким не занимаюсь. Я только управляю людишками. Слежу, чтобы они соблюдали правила всякие. Чтобы всё было хорошо слежу. Если кто-то правила не соблюдает — он пострадать может, это все знают. А что касаемо договоров — ты опять что-то перепутал, мальчик. Никто из этих полукровок-людишек не может ни с кем договориться. Тем более с каким-то странным блаженным.

Водяной опустил руки на стол, пошевелил пальчиком мешок с деньгами, столкнул локтем вилку, которая звонко заскакала по полу.

— Ой! Упала. Подай, что зря тут стоишь⁈

Валерка, чувствуя, как рожа наливается от крови, всё-таки поднял вилку, протянул его Налиму. Тот уставился на столовый прибор ужасно удивлённым взглядом, перевёл глаза на Птицына.

— Ты что, мальчик? Ты мне зачем с пола поднял⁈ Эй, кто там! Подь сюды.

Половой появился почти в тот же момент, склонился в угодливом поклоне.

— Слышь, половой. Ты глянь — я вилку уронил, а этот блаженный мне её с пола подаёт. Вот чудак!

Половой подобострастно захихикал, пропел:

— Сию секунду всё исправим, ваше сиятельство! — и исчез, чтобы появиться буквально через пару секунд с подносом, на котором были не только новые приборы, но и дополнительная партия блюд.

Водяной скосил взгляд на подношение, хмыкнул, взял пальцами кусок торта, и, засунув его в пасть, принялся тщательно пережёвывать, потом заполировал горшочком с жарким — его он вытряхнул целиком, не утруждая себя использованием столовых приборов. Пальцы, испачканные в торте, он вытер об фартук так и стоявшего в полусогнутом состоянии полового.

— Вот! Даже такая шваль понимает, как себя вести положено, а ты совсем глупенький. Даже не ясно, о чём с тобой разговаривать — я юродивых плохо понимаю.

— Что нужно сделать? — вытолкнул вопрос Птицын. — Если мало денег, я могу принести ещё.