Страница 6 из 15
Пока она стояла и хмурилась, пытаясь разгадать ответы на мучающие её вопросы, разобрать эти загадки, двое постовых по ту сторону площади, на краю которой и стояла Нора, сверлили её взглядом. Ксения заметила это лишь тогда, когда решила оглянуться в поисках места, в котором она могла бы хорошо подумать. Как только её взгляд встретился с их взглядом, солдаты выпрямились по струнке и уставились в пустоту. Ксения приподнялась на носках, качнулась на пятки и встала ровно, пряча руки в карманы своего мундира.
– Стеснительные пошли солдатики, – подумала она, забавляясь их реакции, – Даже в глаза смотреть боятся. Хотя, вон тот, справа, вроде ничего такой, – капитан помотала головой, отгоняя навязчивые мысли, – Жаль, Ксения Егоровна, но сейчас не до этого. Нужно разобраться. Нужно понять. Нужно спрятаться и подумать. Там, где тихо, – она посмотрела на часы, – Почти семь. Скоро звонарь поднимется, и тогда от потока уже не спрятаться. На службу идти бесполезно с такой головой. Мои скоро должны вернуться в лес, подожду их там.
Ксения спустилась по ступеням с крыльца и отправилась по площади на запад, до ближайшего перекрёстка, на нём повернула на юг, по одной из дорог, ведущих назад, к озеру, а вскоре свернула и с неё, к пустырю с колодцом, окруженному забором. Как раз к тому моменту раздался первый удар колокола.
Боммм!..
В домах, расположенных близко к колокольне, от этого звона дрожат окна и дребезжат сервизы в шкафах. Она сама это видела и слышала столько раз, что не сосчитать, ведь это началось ещё до её рождения. Капитан быстрым шагом дошла до забора, нащупала нужную ей доску, отодвинула её и протиснувшись в щель, затаилась. В этот момент раздался второй удар.
Боммм!..
Внутри всё задрожало. Она навалилась спиной на забор, запрокинула голову и закрыла глаза. Снаружи захлопали двери домов. Какие-то громче, какие-то тише. Донеслись до её ушей и голоса соседей, приветствующих друг друга, и нестройный хор старух, решивших петь псалмы до того, как это начнут делать хоровые из храма. Какая-то женщина кричала, подгоняя своих детей. Ей всегда было жаль этих детей, которым не было дела до духовных блужданий. Их всегда интересовали дела материальные – игры, беготня, исследования и дружба с ссорами.
– Наверное Еська из тридцать пятого, – Ксения выглянула наружу через щель в заборе, – Точно она. Горлопанка, – и снова закрыла глаза.
Когда всё стихло и поток достиг церкви, она выбралась с заброшенного участка и продолжила свой путь на юг, к озеру. Ксения редко оказывалась в деревне в такие моменты. Реже, чем ей бы хотелось. Дома за оградами смотрели на неё пустыми, мрачными глазами окон, открыв косые пасти дверей. В деревне никто не закрывал двери, ведь все знали, что пока идёт служба, по улицам ходит только патрульный отряд. Отряд начинал свой путь от храма сразу после того, как поток прихожан останавливался у церкви. Её площади давно не хватало для того, чтобы вместить всю паству, поэтому многие оставались в саду у здания.
Ксения остановилась у дома, где жила когда-то одна её подруга, которой давно нет в живых. Теперь в этом доме живёт лишь её мать, пожилая женщина. Дверь осталась открытой. До капитана донёсся аромат чего-то печёного. Она сразу вспомнила дни, когда ещё маленькой девочкой гостила у них, и мать подруги угощала её различной выпечкой, наливая в придачу стакан тёплого молока. Ей захотелось вернуться туда, в прошлое, где заботливые руки этой женщины снова могли испечь что-нибудь для заглянувшей в гости девочки и налить ей молока. Ей захотелось, и она не смогла усмирить это желание.
– Патруль будет здесь через минут двадцать, не раньше, – уговорила она саму себя и, миновав калитку, зашла в дом.
Влекомая тёплыми воспоминаниями о доме, окутанном в золотистом сиянии солнца, в лучах которого было видно повисшие в воздухе пылинки, она почти вбежала внутрь, но уже на пороге замерла. Дом всё так же был прибран и ухожен, но уют и тепло из него куда-то исчезли. Белоснежная печь стала серой, а наверху, где она зимой, бывало, пряталась, когда гостила у подруги, выросла груда барахла. Ксения сняла сапоги и вошла, гадая, что именно так сильно изменилось в этом месте, но никак не могла этого понять. Так она дошла до обеденного стола, на котором стояли те самые пирожки, которые она унюхала с улицы. Рядом с пирожками, в рамке с чёрной лентой, стояла детская фотография её подруги.
И свеча.
Ксения долго стояла на месте, глядя в глаза изображенному на фото прошлому. Потом она вздрогнула, услышав отдалённый лай собак, взяла один пирожок, и в пару укусов запихала его в рот, давясь слезами. И в тот миг, когда пирожок оказался во рту, всё встало на свои места. Всё вдруг сложилось в цельную картинку.
– Покойся с миром, Юленька, – выдавила Ксения, прикладывая губы к фотографии, – Ты ушла, и вместе с тобой из этого дома ушло всё, что делало его таким тёплым, уютным и светлым. И из твоей матери тоже.
Капитан залезла в старый комод, откуда Юленькина мать доставала им бумагу и карандаши, предлагая порисовать, но нашла там лишь старые тетради, почти пустые, без листов. Вырвав кусочек бумаги, она взялась за карандаш. Написанную записку она сложила и сунула под тарелку с выпечкой. Утерев слёзы и запихав в карманы ещё по одному пирожку, она ушла.
Когда патруль почувствовал приятный запах выпечки, проходя мимо дома, из которого исчезли тепло, свет и уют, Ксения была уже у границы леса.
***
Вонь спустилась с дерева, выползла из машины, и, объединившись, заполнила собой всю поляну, посреди которой стоял разбитый автомобиль. Ксении пришлось дышать через рукав, чтобы оставаться в трезвом уме. Отряд ещё не вернулся.
– До конца службы они вряд ли будут здесь, – подумала Ксения, – Только если Дима их проведёт сюда. Делать ему, вроде как, особо нечего, так что всё может быть. Успеть бы как следует посмотреть.
Кишки никто не тронул, даже птицы. Было мерзко это осознавать, но на том месте часто хранят личные вещи. Ксения нашла подходящей толщины ветку, залезла в водительское окно и принялась разгребать беспорядок. Скользкие внутренности плохо поддавались её манипуляциям, и более того, начинали вонять ещё хуже, когда она тормошила их. Пришлось распихивать потроха обеими руками. Дышать внутри салона было невозможно. Задержанный в лёгких кислород очень скоро закончился, и мозг начал вынуждать Ксению вдохнуть снова, чувствуя опасность, но Ксения держалась. В итоге она проковырялась слишком долго – её внимание привлекло нечто, похожее на бумажник – и, не успев ещё высунуть голову наружу, вдохнула полной грудью мерзкую, трупную вонь. Реакция оказалась мгновенной: её согнуло пополам и едва не стошнило. На глазах выступили слёзы.
– Ну и вонища, господи, ну и вонь, – она понюхала свои руки, усевшись на траву, и рвотный позыв снова одолел её, но и в этот раз всё обошлось, – Теперь за неделю не отмоешься от этой вони.
Оклемавшись, капитан поднялась, сорвала хвою с сосны и растёрла её в руках, сложила ладони и подышала через них. Ей стало заметно лучше. Тогда она начала искать вещи Андрея.
– Какой вообще смысл в том, что я сейчас делаю? – задалась вопросом Ксения, пытаясь разглядеть на траве следы, как это умело делает её сводный брат, – Если Димка шарил в рюкзаке, то всё, что можно было использовать как подсказку, он наверняка забрал себе, если это не нашёл до него отцовский поставщик. Откуда ещё ему знать его имя? Вряд ли он был в сознании, когда его нашли. С такими-то травмами. Что-то здесь не так. И это что-то…
– Замри.
Ксения послушно застыла. Она услышала, как щелкнул затвор, но не смогла понять, откуда донёсся звук. Слишком неожиданным он оказался и слишком размытым.
– Ещё шаг, и останешься без ноги. Там капкан. Ставил на крупную добычу, так что ногу перебьёт наглухо. Ты же не хочешь, чтобы твоя ножка стала на треть короче? Вряд ли солдатики после этого будут стрелять в твою сторону глазками, Ксюшенька.
Ксения нахмурилась, пытаясь разглядеть в траве хоть какие-то следы установленной ловушки, но не смогла. Не было ничего, что выглядывало бы из-под мха и высохшей хвои с листьями.