Страница 66 из 111
6. Вместо заключения
Итак, определенный период творческой биографии Лосева, пройденный, по его собственной квалификации, под знаком ярко выраженного «отвлеченно-диалектического эроса», вполне закономерно завершился систематическими логико-математическими исследованиями. Как бы ни относиться к некоторым лосевским сочинениям, «гипертрофированным в смысле логики и диалектики» (В.М. Лосева), к этому всеохватному «унифицированному строительству из диалектических блоков» (С.С. Хоружий), ясно и достоверно следующее: мощный творческий эрос позволил Лосеву занять достойное место в ряду немногих подлинных мыслителей, для которых постижение интегрального целого, обретение Логоса в Хаосе было превыше всего. До Лосева в этот ряд входили и входят преимущественно естествоиспытатели — отечественные созидатели систем, прежде всего Д.И. Менделеев, Е.С. Федоров, В.И. Вернадский, Н.И. Вавилов, А.А. Любищев, среди современных исследователей — Г.М. Идлис, Ю.А. Урманцев, Ю.И. Кулаков. Последний из названных, вспоминая предысторию созданной им теории физических структур, высоко оценивал совет своего учителя И.Е. Тамма, выдающегося физика-теоретика: в поисках «единого универсального языка» природы нужно вооружаться примером «прежде всего русских философов», которые «о многом догадывались, хотя не могли сформулировать свою идею всеединства» достаточно строго 35. Пример Лосева показывает, что русская философия оказалась способна не только «о многом догадываться», но и «многое сформулировать».
3.6. Введение в периодическую систему начал
Творческое наследие А.Ф. Лосева обширно и многопланово. К нему обращаются философы и лингвисты, культурологи и теологи, математики и филологи, музыковеды и логики, и всякому уготована встреча с высокими образцами мысли и неожиданными находками. Сей список специальностей заведомо открыт, да и наша публикация, что скрывать, предполагает необходимость включения в него и исследователей в области, так скажем, информационных процессов и систем.
Нельзя не заметить, однако, что обращение к научным результатам Лосева пока еще сопряжено с немалыми трудностями, особенно если иметь в виду книги «раннего» Лосева, изданные в 1927–1930 годах, — они-то как раз и насыщены идеями внушительного калибра. Причин тому много, в том числе внешних и даже чисто количественных.
Сначала книги были труднодоступны, все они выходили малыми тиражами в частных издательствах, а одна из них, «Диалектика мифа» вообще была конфискована сразу после выхода в свет. Теперь же они внезапно обрушились на современного читателя громадным пластом и потому должно, видимо, пройти немало времени, прежде чем появятся оценки, по масштабу соразмерные оцениваемому. Достаточно сказать, что в собрании сочинений Лосева, вышедшем в издательстве «Мысль» (восьмой том собрания вышел недавно, в мае 1999 г.), упомянутые книги автора вместе с сопутствующими архивными публикациями занимают более 225 условных печатных листов текста. Тоже скорее внешний, но и существенный отпечаток уже на стиль и степень «прозрачности» лосевских построений наложили также известные исторические обстоятельства: в эпоху «великого перелома» вообще не мог иметь голоса, был беззаконен платонизм, да еще и православно понятый (как раз таково, напомним, самоопределение авторской позиции). Потому отдельные места книг Лосева и даже целые книги — особенно это касается «Философии имени» и «Диалектики художественной формы», — подчеркнуто «засушены», содержат недоговоренности, а то и вовсе подчас эзотеричны.
Однако куда более принципиальные трудности прочтения Лосева порождены причинами внутренними, фундаментально-содержательными. Дело в том, что Лосев и сам использовал в своих исследованиях и через то предложил современному мыслящему сообществу слишком непривычную, хотя и не слишком новую систему научных категорий. Чтобы адекватно воспринимать автора знаменитого «восьмикнижия», нужно прежде отказаться от многих стандартных (т. е. давно уже принимаемых и понимаемых безусловно, некритично, беспамятно) понятий, таких, к примеру, как «время», «вещь», «число», «имя», «миф» и др., а взамен брать их заново переопределенными в авторской аранжировке, в авторской системе. Система эта, повторимся, не является абсолютно новой, она имеет традицию в истории мысли, и сам Лосев прямо указывал свою зависимость, скажем, от античных неоплатоников или Николая Кузанского. Однако она слишком отличается от классической категориальной системы — той как раз, что господствует поныне.
И еще одну особенность или трудность приходится взять в расчет. Определена она биографическими обстоятельствами. Процесс создания и совершенствования лосевской философской системы был насильственно прерван в самый разгар работы, после перерыва же «отвлеченно-диалектический эрос» автора во многом угас, он сам о том признавался 1 к середине 1930-х гг. и потому напрямую не возвращался к прерванному. Не дали (всем интересующимся подробностями жизни и творчества мыслителя настоятельно рекомендуем книгу «Лосев» 2, построенную на архивных данных и ценных личных наблюдениях вдовы философа Азы Алибековны Тахо-Годи). Потому-то теперь, при изучении данной системы приходится подчас прибегать к реконструкции, а также к некоторого рода переоформлению и резюмированию ее, поскольку мысль самого автора не во всем успела отлиться в законченную, отшлифованную форму. При других, более благоприятных условиях эту задачу с успехом выполнил бы, конечно, сам Алексей Федорович — великий мастер формулировок того или иного учения буквально в одной фразе и большой любитель исчерпывающе перебирать состояния различных «мыслительных конструкторов». Ниже предлагается попытка такого специального, по возможности сжатого изложения системы категорий «раннего» Лосева. При этом сравнительно-историческая и текстологическая работа сводится у нас к минимуму, а основное внимание уделено логической стороне дела. Объем материала столь велик, что и тут приходится ограничивать задачу: мы будем именно и только излагать лосевскую систему, причем в пределах достаточно хорошо развитой ее части (осталось еще немало мыслимых ходов по ее обобщению и развитию), тогда как для проверки методологической прочности системы и вообще за обоснованиями следует обращаться, уже без посредников, непосредственно к трудам Лосева. Наконец, даже при названных упрощениях следует заранее предупредить читателя, что ему подчас придется надолго задерживаться там, где задумываться ныне еще (или, напротив, уже) не принято. Такова особенность изучаемой системы. Ее оригинальность проистекает из самых оснований мысли, оттуда, где воистину шевелится хаос и, следовательно, угнездилось новое.
Различные аспекты творчества выдающегося отечественного философа явились главными темами, которые автор этих строк обсуждал при последних встречах с Юлием Анатольевичем Шрейдером (1927–1998), происходивших весной 1998 года. Тогда же был получен настоятельный дружеский совет, ставший, увы, завещанием, — попытаться резюмировать лосевскую систему. Хочется поблагодарить судьбу за щедрый дар многолетнего творческого общения с Ю.А. Шрейдером и посвятить данные заметки светлой памяти собеседника.
1. Краткая характеристика «восьмикнижия»
Хронологически, по мере печатания, книги Лосева расположились следующим образом:
· «Античный космос и современная наука» (1927),
· «Философия имени» (1927),
· «Музыка как предмет логики» (1927),
· «Диалектика художественной формы» (1927),
· «Диалектика числа у Плотина»(1928),
· «Критика платонизма у Аристотеля» (1929),
· «Очерки античного символизма и мифологии» (1930),
· «Диалектика мифа» (1930).
Все восемь книг естественно рассматривать как единый комплекс, только под диктатом издательских ограничений и по капризам житейских обстоятельств разъединенный на условно самостоятельные единицы. В кругу исследователей творчества Лосева давно сложилась и укрепилась традиция упоминать их под общим названием «восьмикнижие». В традиции этой явно материализовалась объективная интуиция единства и цельности комплекса упоминаемых книг, рожденная после вживания в соответствующие тексты. Возможные же аллюзии культурологического или даже конфессионального типа (некоторые скептики, к примеру, находят нужным говорить о «новейшем писании») предстают уже делом вполне вкусовым и индивидуальным.