Страница 29 из 39
— Стряслась беда! Убегайте как можно дальше и спрячьтесь на деревьях!
Это был первобытный говор, односложные слова, из которых каждое имело много значений и подкреплялось соответствующими телодвижениями. Но обитатели пещеры поняли старика, и в одно мгновение последняя опустела. Старик остался еще на минуту, с сожалением посмотрел во все стороны, добавил дров в костер и вышел из пещеры.
Несмотря на свои семьдесят лет и темную безлунную ночь, он быстро побежал за женщинами, несшими на руках своих детей.
На одном дереве со стариком очутилась молодая мать с годовалым ребенком у груди.
— Что будет с нами? — спросила она, щелкая белыми как снег зубами.
— Несчастье, несчастье! — отвечал старик.
В лесу было тихо; на горизонте уже занялась заря; изгнанные из своего убежища люди дрожали от холода и страха. Даже старик, носивший на шее ожерелье из клыков волков, гиен и им же убитого медведя, и тот дрожал. Он дрожал, несмотря на то, что многочисленные рубцы на его жилистой шее свидетельствовали о том, что он не труслив и не раз встречался лицом к лицу с врагом. Мысли одна мрачнее другой мелькали в его голове. Что, если мужья всех этих женщин вернутся, войдут в пещеру и встретятся там с подземными врагами? Как бы они ни боролись, они живыми оттуда не выйдут, потому что какое же оружие может защитить человека от враждебных стихий, разрушающих порой даже скалы? Обитатели пещеры просидели на деревьях до тех пор, пока не проснулось солнце, спавшее за горами и реками. Свет придал храбрости старику.
— Я пойду, посмотрю, что там делается, — сказал он женщинам, — а затем стану на дороге, по которой мужья ваши должны вернуться с охоты. Я их предостерегу, чтобы они не подходили близко к пещере. А вы сидите здесь, пока я не дам вам знака.
Зуб мамонта
Он крадучись подошел к пещере и, притаившись в сторонке, долго наблюдал наших путешественников. На лице его попеременно отражались то страх, то изумление. «Они похожи на людей, — думал он. — Правда, они безобразны и шкур не носят, но тем не менее, быть может, это вовсе не чудовища, а просто люди другого племени, более слабого, нежели мы. Быть может, удастся выгнать их из пещеры?» В эту самую минуту Станислав чиркнул спичкой и зажег сухую ветку. Через мгновенье вспыхнуло яркое пламя. Испуганный старик упал на землю: «Это не люди, это какие-то страшные подземные существа, принявшие образ человеческий. Они в одно мгновенье добывают огонь! Что за горе, что за несчастье!» И он побежал сообщить притаившимся на деревьях дочерям и внукам, что он видел.
Язык этих людей насчитывал каких-нибудь двести простых звуков, но для них этого было совершенно достаточно. В то время не было потребности в большем запасе слов. Убожество мысли вполне удовлетворялось этими средствами ее выражения; к тому же, каждый звук подкреплялся жестами. Немалым подспорьем служило им также подражание голосам природы. С помощью этих простых и легких приемов один и тот же звук по мере надобности раз сто менял свое значение. Так, например, лису, волка, шакала, медведя и всех животных, которые мычат, воют, рычат, они называли одним звуком, дополняя остальное оттенками произношения; руками же они показывали, рогатое ли это животное или нерогатое, с хоботом или с рогами на носу, большое или малое и т. д. Каждую, например, каркающую птицу обитатели пещеры называли просто «краа»; но, зная все отличия и нравы птиц, они умели точно определить с помощью рук и каждую породу. Гром, стук, буря и гроза носили одно название; но в случае надобности, меняя выражение лица, люди объясняли, о чем речь идет в данную минуту.
Храбрый дед, сообщив женщинам, что он видел, еще раз вернулся посмотреть на странных и страшных гостей, а затем исчез куда-то вглубь дремучего леса, где ему знакомо было каждое деревцо, каждый ручеек, холмик, камешек. Нашим путешественникам и в голову не приходило, что они служат предметом чьих-то наблюдений, и, не подозревая столь близкого соседства человека, они мирно беседовали перед весело пылавшим костром.
Лорд по-прежнему не мог помириться с медленным ходом развития первобытного человека. Люди, которых они жаждали видеть накануне, вили, словно птицы, гнезда на деревьях, питались червями, устрицами, падалью, лесными ягодами, и несмотря на то, что со вчерашнего дня прошла не одна тысяча лет, люди теперешние, по-видимому, очень мало отличались от прежних.
На это профессор возражал, что времени, конечно, уплыло немало со вчерашнего дня, но только на наш современный взгляд, и что до появления человека подобные промежутки еще меньше приносили с собою перемен, а потому о каком-либо застое здесь и речи быть не может.
Человек вовсе даром времени не терял. Стоит только несколько приглядеться, чтобы убедиться, насколько он стал смышленее. Сколько у него теперь духовных потребностей, сколько новых мыслей зарождается в этой взъерошенной, никогда не чесанной голове. Человек уже умеет теперь считать по пальцам рук и ног. До этой же мудрости ни одно существо еще не доходило. Несмотря на свою наготу, он не страшится уже зимы и, несмотря на тысячи опасностей, переживает эту жестокую пору, столь страшную для всего, что живет и дышит на земле. Правда и то, что нередко от какой-либо группы людей до наступления весны едва остается половина, но ведь и в наше время, в период полного расцвета человечества, зима слишком часто бывает губительна для многих городских и сельских жителей, лишенных крова и одежды. Несмотря на кажущуюся беспомощность, человек теперь уже сильнее мамонта, хитрее лисы, осторожнее бобра и ловчее белки. Можно смело сказать, что настоящая эпоха есть уже начало господства человека. Недавняя гордость земли, великолепные, могучие четвероногие обречены на скорое исчезновение так же, как некогда динозавры и летающие ящеры. Правда, человек ночует в летние ночи, где ночь его застигнет, а зимою, худой и голодный, с полной покорностью судьбе прячется в темных пещерах; правда, он не знает, что такое нож и вилка, не имеет представления об искусствах, не скучает за газетными новостями, но будем к нему снисходительны. Невозможного ни от кого требовать нельзя. У него нет еще времени для тех занятий, которыми мы так живо интересуемся. Он живет еще на лоне суровой мачехи-природы. Все, что у него есть, он должен сам добыть, отделать; он должен непрерывно помышлять о том, что он будет пить и есть; а это нелегко. Быстрый тигр ловит антилопу, буйвол удовлетворяется травой, но человек с ними соперничать не может. Он принадлежит к беззащитному роду всеядных. Когда-то он довольствовался травами, ягодами, птичьими яйцами и изредка мясом небольших или околевших животных. И только оружие, которое он догадался сделать из камня, дало ему некоторый перевес и с тем вместе возможность улучшить несколько свое положение. Тем не менее, зимою, когда нет плодов, а животные спрятались или в свою очередь пали жертвою других, более сильных, люди, несмотря на свое превосходство, терпят мучительный голод… Голод этот главная причина, почему человек избегает подобных себе, вместо того чтобы искать их общества. В поисках за пищей человек видит в каждом чужом лице лишь соперника и врага.
Первый костер
Плохо вооруженный, он должен был днем и ночью быть настороже и остерегаться голодных зверей. Он проходит суровую школу и многому научается. Пока он не знал холода, он был кротким существом с весьма ограниченными потребностями. Голод он ощущал нечасто, и следовательно, у него не было надобности убивать кого-либо. Но теперь, когда условия климатические так резко изменились, он начал проявлять и новые качества. Он умеет даже быть теперь жестоким. Его преследуют, и он в свою очередь преследует. Все в природе как будто обратилось против него. Климат делался все суровее и суровее, и человек познакомился со снегом. Вначале эти белые комки скорей забавляли его, нежели беспокоили. Но комки эти с каждым годом делались обильнее. Человек постепенно вместе с животными передвигался ближе к югу, но холодные снежинки шли за ним и причиняли ему все более и более страданий. И не только север покрылся льдом и гнал от себя все живые существа, но и зеленые горы мало-помалу оголели и окутались блестящим покровом холодных белых снежинок.