Извращённые умы

Евгения Кочетова

Извращённые умы

«Трудно поверить в правду, когда вы понимаете,

что сами солгали бы на месте другого…»

‒ Они сходят с ума.

‒ Они уже сошли, только не понимают этого…

Глава 1

Двадцатые годы двадцатого века. Инспектор Бэйтс открыл дверь своего нового кабинета и вошёл. Тяжело вздохнув, он подошёл к письменному столу, на котором были аккуратно сложены папки, стояла подставка для ручек и карандашей, а также лежал закрытый чистый блокнот. Вновь вздохнув, Энтони вспомнил свой прошлый рабочий кабинет. На том старом, потрескавшемся столе всегда царил беспорядок, куча бумаг и папок, кривые стопки с книгами, журналами, письмами и прочей рабочей суетой. Здесь всё было для него ново, непривычно, неудобно, желанием работать Энтони не обладал. Его рвение и энтузиазм угасли после прошлых событий, из-за которых его, собственно, и перевели в другое Управление.

Вспоминать он не любил, но приходилось. Пока жива память ‒ жив и тот, кто на самом деле почил.

Инспектор присел за стол и взглянул на стопку папок, в дверь постучали и вошли. Это был младший констебль ‒ новый помощник Бэйтса.

‒ Инспектор, вот ещё старые нераскрытые дела из хранилища, которые мне велели вам передать, ‒ сообщил молодой человек низенького роста, держа в руках документы.

Энтони глубоко вздохнул. Пришлось натянуть легкую улыбку и показать положить папки на край стола.

‒ Начальник решил сразу и с головой меня засыпать делами, которые его подчиненные оказались не в силах раскрыть… ‒ с ноткой недовольства и иронии произнёс Бэйтс.

Констебль был прост и пожал плечами.

‒ Не могу знать, сэр, я здесь работаю недавно.

Инспектор сгустил брови. Отношение вышестоящих ему весьма не нравилось, мало того, что его заставляют заниматься старьём, так ещё и дали в помощники худосочного новичка, который явно знает мало и плохо соображает, у него нет опыта. «Как ты папки только донёс, столь тяжёлые…» ‒ про себя сыронизировал инспектор. А вот пиджачок на констебле был маловат ему, это придавало ещё больше нелепости. «Неужели нельзя было найти одежду по размеру… Ты ведь не дворник, а служитель закона», ‒ вновь про себя подумал Бэйтс. У служителя закона были короткие волосы, чёлочка мило, а для кого-то смехотворно торчала.

‒ Меня зовут Питер Маунтэйнбеттер, сэр, ‒ представился юноша. ‒ Но все меня называют просто Пит.

‒ Замечательно, просто Пит. А то я бы сломал язык о твою фамилию, ‒ с недовольным лицом сыронизировал инспектор.

Констебль не подал виду, его не задели слова непростого инспектора. Однако юноша сразу, как только увидел начальника, ощутил его уязвление и неудовлетворение. Напряжение витало вокруг.

Энтони чихнул из-за пыли на старых папках, затем резко отодвинул неудобный, жёсткий стул и встал.

‒ Разбери пока эту макулатуру, а я схожу выпью чаю… ‒ сказал с равнодушием он.

‒ О! ‒ оживился Пит. ‒ Наша Изола заваривает отличный чай, она и вам сделает, ‒ сказал юноша, улыбаясь.

‒ Замечательно, ‒ сухо ответил инспектор, вслед вышел.

Изола была принята в Управление на должность ассистентки, а точнее, она просто прислуживала констеблям, в особенности главе. Разносила чаи, печенья, пирожки, шоколад, убирала со столов, протирала пыль, приносила и уносила то, что у нее просили. В общем, работник на все руки.

Когда ее увидел инспектор, то подумал, что даме лет так пятьдесят или больше. Изола носила на голове целый муравейник: у нее была объёмная прическа. На глазах обильно лежала синяя краска, на губах ‒ розовая, а на всём лице ‒ белая пудра. Честно говоря, Энтони не ожидал увидеть пугало прямо у себя на работе.

Ассистентка всех подряд несла по коридору поднос с чайными принадлежностями кому-то из служителей закона. Энтони вдруг произнёс:

‒ Вы чья-то родственница?

Дама остановилась рядом и недоумённо хлопала глазами, а краска ее осыпалась на щёки.

‒ Почему вы так решили, инспектор? ‒ уточнила она, уже зная сего джентльмена. Хотя джентльменом его назвать пока было трудно. Вопрос показался неуместным.

‒ Ну… потому что в Управлении не работают женщины, а если вы здесь, значит, вас кто-то пристроил… ‒ прямолинейно выдал Бэйтс.

‒ Пристроил… ‒ поразилась Изола.

Слова ее задели, стало обидно. Дама извинилась и прошла дальше, не дав ответа.

‒ Вообще-то я хотел сказать, что в Управление не берут старух, ‒ сам себе пробормотал инспектор. ‒ Возможно, твой талант оценили бы в другом месте…

Ему самому недавно стукнуло сорок. Уже не молод, но ещё не стар… пожалуй, это был самый бестолковый возраст. В бороду лезла седина, в тело полнота, хоть и обладал Энтони ладной фигурой и приличным ростом. А сединки все до единой сбривал с лица. Разум ещё не осознавал о стремительном приближении старости и не принимал сей факт. Казалось, он ещё на всё горазд и полон сил, как в молодости. Даже вспомнились погони за преступниками, когда Энтони ловко преодолевал любые преграды и перепрыгивал заборы.

Но если седину на лице можно убрать, то лезущие короткие, торчащие сединки в голове уже никуда не денешь. Волосы его были черные, на их фоне седина бросалась в глаза, во всяком случае, Бэйтсу так казалось, поэтому он усердно укладывал волосы, разделяя пробором так, чтобы не было видно белые волоски, будь они неладны. Вместе с сединой никуда не денешься и от морщин, которые всё больше покрывали лицо инспектора и громче всех кричали о его возрасте, усталости и о жизненном богатом опыте. В этом он даже слегка позавидовал молодому Питу, лицо того было гладкое белое, точно отшлифованная фарфоровая кастрюлька.

Вместо чаепития инспектор направился на выход. У дверей за столом располагался дежурный. Он поприветствовал новоприбывшего служителя.

‒ Уже здоровались утром… для твоей должности у тебя слишком короткая память, ‒ вдруг выдал Бэйтс и резко открыл парадные двери.

Дежурный разомкнул уста, но ничего не ответил, да и не успели бы ‒ инспектор буквально вылетел.

На крыльце он глубоко вдохнул свежего воздуха после утреннего дождя. Наконец приходило успокоение. Энтони был словно зажат тисками в присутствии новых лиц и коллег, ему не удавалось расслабиться, он больше не умел доверять и не хотел. Но понимал, что его ждёт трудное время.

Он отошел к углу здания и закурил. Некогда недовольный и колкий взгляд перешел в понурый. Инспектор провожал глазами быстро плывущие по небу облака и тучки, устремил взор вбок и вдруг случайно нечто заметил. Он решил подойти ближе.

Неподалеку стояло дерево с пышной кроной. На стволе была приклеена листовка, уголок отошел и трепыхался на ветру. Судя по выцветшим краскам, листовка была старой. На ней изображен ребенок, а выше едва виднелось слово «Пропал». Энтони понял, что это объявление о розыске. Его привлекла открытая улыбка мальчугана в забавных круглый очках. На снимке он держал в руках нечто похожее на награду. В глазах его на момент съёмки царило бесконечное счастье, он сиял.

Это притянуло инспектора. Он даже сам улыбнулся, глядя на ребенка. А вот информация заинтересовала и побеспокоила.

Выкинув окурок, Бэйтс спешно вернулся в Управление.

Пит надумал самовольничать, покуда инспектор ушел, и уселся за его стол, разбирая дела. Внезапно дверь резко раскрылась. Констебль от испуга и неожиданности подскочил, а стул упал.

‒ Прошу простить, сэр, я просто случайно присел… я просто разбирал… ‒ тревожно заговорил Пит, будучи уверенным в негодовании инспектора.

Однако тот не повел и ухом и не взглянул. Он принялся суетливо перебирать папки.

Пит какое-то время молча наблюдал, а затем насмелился спросить:

‒ А что вы ищете, инспектор?

Бэйтс не думал, что новичок обладает нужной ему информацией и впервые его недооценил. Когда Энтони сказал о листовке на дереве возле здания, юноша тотчас дернулся с места и полез под стол. Это слегка удивило инспектора.