Единый

Я признался себе, что такого сильного влечения не было бы, если б речь шла о Наташе — глупом голосовом помощнике. Но умная Ива в теле биобота — это совсем другое дело…

Что касается самого феномена влечения к неживой кукле, то я в этом ничего патологического не видел. Влечет же мужчин к фотографиям моделей, которые в настоящее время постарели, подурнели, а то и благополучно умерли? Создают ведь влечение видеоролики, которые по сути есть набор битов, байтов и пикселей на экране? А миллионы озабоченных мужиков (и не только мужиков) смотрят эротические мультики с персонажами, которых не существует в природе.

И самое крутое во всем этом то, что никакой вины перед Кирой я не ощущал. Ведь Ива — робот…

Хотя нет, одернул я себя, некоторая вина присутствует. Но я не виноват. Виноваты гормоны, которых у меня больше нужного из-за допарта дольмена. А ревновать меня к Иве все равно, что ревновать к скульптуре — хотя и такое в человеческой истории случалось.

Ива не заставила меня мучиться дольше необходимого — переоделась очень быстро и подошла к нам.

— У тебя кровь на рукаве, Олесь, — заметила она. — Постирать?

Мы с Витькой одновременно оглядели ее с ног до головы тем же беспардонным взглядом, каким недавно угостила меня Аня.

Новый прикид впечатлял простотой и изяществом: голубой (но не джинсовый) комбинезон с короткими шортами, белая футболка и шнурованные ботинки на высокой подошве. Этакий полуспортивный, полутинейджерский стиль. Иве прикид шел — но я подозревал, что на такой фигуре хорошо смотрится вообще все, что угодно, даже мешок с тремя дырками. Я вынужден был переменить мнение об “или платье, или ничего”. Обошлось без платьиц и костюмов школьниц из секс-шопа, которых можно было ожидать от чокнутого Решетникова и которые в Поганом поле смотрелись бы дико.

— Серьезно? — усмехнулся я. — Будешь выполнять навязанные патриархатом “женские” обязанности?

— Мне просто интересно осваивать это тело, — призналась Ива. — Я никогда не была в Поганом поле во плоти… И не занималась такими делами, как стирка и разведение костра. Это будет любопытный опыт.

— А ты не заржавеешь от воды? — хихикнул Витька.

— Я водоустойчива, — с наивной радостью сообщила Ива.

Я пожал плечами, снял рубаху и протянул Иве. Опять возникла щекотливая ситуация, и Витька ехидно заулыбался, но Ива с интересом схватила рубашку, не обратив внимания на мой богатырский стан.

— Нужен порошок или мыло, — сказала она, неизвестно к кому обращаясь. — И емкость. В машине есть тазик, я помню!

Она с энтузиазмом кинулась к багажнику.

— Она всегда такая? — спросил меня Витька.

— Какая?

— Прикольная. И милая.

— Немного изменилась, кажется. Новое тело ее изменило. Разве тело может менять разум?

— Бытие определяет сознание, — провозгласил Витька. — А сознание — бытие. Любой софт зависит от “железа”, верно? Кстати, насчет твоих вспышек ярости. Я хотел тебя научить практике осознанности. Телесная практика, которая повлияет на твой ум. Говорят, здорово помогает даже полным психам.

— Спасибо, это про меня.

— Будешь заниматься этой практикой каждый вечер перед сном. И не вздумай отлынивать!

— Слушаюсь, Ваше Величество, — насмешливо поклонился я.

***

Мы поставили палатку, развели бездымный костерок и поужинали. То есть ужинали, разумеется, лишь мы с Витькой, а Ива сидела с поджатыми ногами, как японка, сложив руки на коленях и улыбаясь. Я заметил у нее на запястье фенечку из зеленых камушков, которая нашлась в бауле. Зачем Ива ее надела? Чтобы быть совсем как человек?

Солнце садилось за стену леса на западе, моя выстиранная рубашка вяло трепетала на слабом ветру на веревке между палаткой и машиной, а я был в другой рубашке — из запасов, выделенных нам Головановым.

— Победа над гневом, — начал лекцию Витька, сидевший со скрещенными ногами на сложенном в несколько раз одеяле, — это контроль над гневом. Вообще, любая победа, в том числе военная, — это контроль, а не истребление. А для контроля надо противника изучить полностью. Что такое гнев?

— Эмоция, — лениво ответил я.

У меня не было особого воодушевления по поводу этой неожиданной лекции со стороны пятнадцатилетнего шкета, но и ничего против я пока не имел. Витька — человек умный и мой друг. Мы с ним идеально совместимы, он не вызывает у меня ни малейшего раздражения и прочих негативных эмоций. Я его в некотором смысле уважаю. А после смерти и возрождения он, если можно так выразиться, проапгрейдился — стал намного деловитее, умнее, дальновиднее.

— Не просто эмоция, а рептильный реликт, — поправил Витька. — Проявление древнейшего инстинкта выживания: бей или беги. И он существует, как и все инстинкты, в настоящем времени.

— И что это значит?

— То, что “убедить” себя не гневаться в будущем сейчас, когда ты спокоен, невозможно. Сейчас можно сколь угодно долго размышлять о том, как гнев вреден, и нелогичен, и разрушителен, и вообще — фу. Сейчас в тебе нет гнева. А когда есть гнев, нет здравомыслия.

Ива добавила:

— Личность — это просто череда разных ментальных и эмоциональных состояний, в ней нет постоянного “ядра”.

— Сегодня я не такой, как вчера? — ухмыльнулся я.

— Ага! — сказал Витька. — Точняк! Каждый день, час, минуту наше внутреннее состояние меняется. Олесь умиротворенный и Олесь гневный — это две разные личности.

— Да ну на фиг, — рявкнул я, — сколько еще во мне личностей?

— На одну меньше, — сказала Ива. — С некоторых пор.

Витька сморщил нос.

— Я не об этом. А об относительности самого понятия “личность”. Личность, наше “я” — это динамический процесс, а не неизменная субстанция.

— Все это безумно интересно, — сказал я, — но какая мне от этого польза?

— Польза в том, что отныне ты будешь действовать грамотно. Олесь миролюбивый не будет бороться с Олесем гневным, закономерно проигрывать ему и сожалеть потом. С твоей гневной ипостасью должна бороться твоя же гневная ипостась и никто иной.

Я попытался вспомнить, что чувствовал, когда разбивал башку Админа. Бешеная, лютая ярость, настоящее безумие без тормозов, моральных запретов, мыслей о будущем и последствиях…

Я сорвал травинку и поковырял в зубах, чтобы скрыть дискомфорт.

— Предлагаешь тушить пожар огнем?

— Такая практика тоже применяется — и в пожаротушении, и психопрактиках.

Я поглядел на Витьку и сдержал язвительную подначку. Пацан был абсолютно уверен в себе и том, о чем вещает. И его уверенность передавалась мне, заражала меня против воли, от Витьки словно волны энергии шли.

— Бороться с гневом нужно в момент гнева, — вдохновенно вещал Витька. — А для этого научиться очень тонко воспринимать ощущения в теле. Гнев — это тоже не субстанция, а динамический процесс, который имеет начало, середину и конец. И состоит он из компонентов. Один компонент — ментальный, другой — эмоциональный, третий — тактильный. Обычно на уровне тактильности гнев ощущается, как жар, тепло, покалывание…

— Скорее, адова печка, — вставил я.

— Поэтому некоторые восточные религии приравнивают состояние гнева к пребыванию в огненных адах.

— Четкое сравнение!

— Каждый вечер ты должен как минимум полчаса медитировать на ощущения в теле. Особенно на ощущения жара, тепла или холода — то есть на элемент огня.

— И сколько мне медитировать, чтобы перестать психовать?

— Зависит от твоей кармы. Если все запущено, то долго.

— Ну, это неинтересно!

— Никто не обещал легких путей, — сказал Витька. — Тебе, Олесь, психотренинг прямо-таки показан. Или ты обретешь контроль над гневом, или он — над тобой. И если ты проиграешь гневу, однажды сделаешь то, о чем будешь жалеть всю жизнь…

Последнюю фразу он произнес медленно, тягуче, низким, грубым и чужим голосом. В наступающих сумерках его взгляд показался мне отчужденным, обращенным внутрь себя.

Я привстал.

— Витька?

Мой магический радар, третье око, чутье — все это молчало. Я не чуял ничего постороннего и враждебного.