Кречет 2

Но сразу есть много нельзя. Бульон с насекомыми не слишком калорийная пища. Этот, в халате, наверное, понимает, что к чему. Я нехотя придвинул тарелку обратно к себе. Понюхал, словно пес, который нашел сомнительную падаль, вздохнул и залил ложку жижи себе в рот. Проглотил. Сдержал рвотный спазм и закинул следующую ложку. А потом еще. Тарелка опустела быстро. Я облизнулся. Голод до конца не утих. Но для первого раза хватит. Не хочу блевать кузнечиками…

Я доплелся до кровати и плюхнулся на удивительно белую простынь. Как я еще не измарал её своими лохмотьями? А нет… Лохмотьев больше нет на мне. Я тоже одет в халат-кимоно. Или это пижама такая? Не разбираюсь я в китайских приблудах. Никогда не понимал, как можно драться в халате…

Сейчас немного полежу и пойду искать своего спасителя. Раз он немой, пусть хоть на пальцах объяснит, зачем меня спас, и кто он вообще такой… Я закрыл глаза и снова вырубился…

Проснулся, когда солнце сбежало за макушки деревьев. В полумраке комнаты чадила свеча. Я встал с кровати и хотел подойти к двери, но увидел в углу в кресле силуэт человека.

– Бл*ть! – вырвалось у меня. – Как ты меня напугал. – Фу-у-х!

Мой спаситель сидел и молча смотрел на меня.

– Где тут у тебя туалет? – спросил я. – Туалет, понимаешь?

Я жестом единственной руки показал недвусмысленный жест, изображая как собираюсь отлить. Незнакомец молчал.

– Тьфу, ты! Послал бог немого. Теперь даже поговорить будет не с кем.

– Почему ты решил, что я должен с тобой разговаривать? – раздался из темного угла голос.

Я аж подпрыгнул на месте:

– Блин, опять ты меня напугал! Так ты что, оказывается не немой?

– Ты не заслужил пока моего внимания, – ответил тот спокойным и ровным голосом, будто хотел меня загипнотизировать.

– Не думал, что общение надо заслужить, – улыбнулся я, пытаясь разрядить обстановку.

– В твоем случае да.

– Это почему же?

– Если хочешь узнать человека, – незнакомец сделал многозначительную паузу, – сделай вид, что не понимаешь его… И он сам тебе раскроет свою сущность.

– И что ты такого обо мне узнал?

– Ты труслив и эгоистичен.

– Спасибо за откровенность, но это я и сам знаю. И ни от кого не скрываю.

– Такие люди мне не нравятся. То, что я тебя спас – ничего не значит. Ты окрепнешь и уйдешь отсюда.

– Куда я уйду? У меня одна рука и один глаз, а вокруг стаи зомби…

– Это не моя проблема…

– Прости, чувак, если как-то тебя обидел, но дай мне шанс. Я могу измениться…

– Еще раз назовешь меня чуваком, и уйдешь прямо сейчас. Называй меня Мастер.

– Прости, Мастер, меня Рудый зовут… Где мы находимся? Ты здесь живешь один?

– Это охотничьи дом. Я здесь с начала эпидемии. В лесной глуши почти нет зомби и таких людей, как ты.

– Я не самый худший вариант человека. Просто ты еще не встречался с апостолами.

– Я слышал про них… Это сделали они? – Мастер кивнул на мою забинтованную руку.

– Да…

– Как это случилось?

– Нас схватили охотники за рабами. Мы с друзьями попытались сбежать. Но бандит хотел пристрелить Энн, она одна из наших. Я накинулся на него, думал успею выхватить обрез. Но картечь оказалась быстрее…

На каменном лице Мастера я уловил еле заметное удивление. Он не смог полностью утаить внезапные эмоции.

– Почему они тебя не убили?

– Думали, что я сдох… Честно говоря, я сам думал, что сдох.

– Возможно, я позволю тебе остаться, – неожиданно выдал Мастер. – Посмотрим, способен ли ты меняться…

Почти месяц я жил у отшельника. Рука заживала на удивление быстро. У Мастера имелся запас бинтов, антибиотиков и прочей фармы. Он оказался продуманным и вовремя слинял из мира цивилизации в глухомань, запасшись всем необходимым. Его небольшой домик состоял всего из двух комнат: кухни, совмещенной с гостиной и спальни, которую он отдал мне, пока я был в критическом состоянии. Но сейчас мне стало намного лучше и я переехал на диван в гостиную.

Я постепенно привыкал к жизни с одной рукой, но боялся подходить к зеркалу (вместо зеркала на стене висела отполированная серебристого цвета металлическая тарелка). Всякий раз проходя мимо нее, я отворачивался. Не мог смотреть на обезображенную шрамом одноглазую рожу.

На глаз отшельник соорудил мне повязку из черной кожи, и вкупе с отросшей рыжей бородой, я стал походить на пирата, ну или на другого викинга.

Рука все еще болела, но мастер заставлял меня ей шевелить. Говорил, что кровь надо разгонять и нельзя, чтобы мышцы атрофировались. Хотя на хрена мне на ней мышцы, если кисти нет. Но я покорно выполнял его странные требования и старался не спорить. Спорить с сектантом – это все равно, что окоп чайной ложкой рыть. В том, что он сектант я не сомневался: в доме на стене висели какие-то азиатского вида мечи. Гобелены с иероглифами и прочая “шаолиньская” муть. Хотя, наверное, это называется не сектант, а как-то по другому… Не силен я в этом.

Как только рана зажила, каждое утро отшельник стал выгонять меня во двор. Заставлял обливаться ледяной водой из ручья. А потом давал в руку деревянный меч и хвостал меня такой же палкой. К занятиям я по началу относился скептически, всегда пытался отлынить, ссылаясь на боль в руке, но Мастер быстро меня выкупил.

– Если не хочешь, чтобы я тебя выгнал, – говорил он. – тренируйся. Это мой дом, и ты будешь здесь жить по моим правилам. А основное правило бойца – ни дня без тренировки…

– Да не боец я, – пытался я ему доказать очевидное. – Раньше им никогда не был, а сейчас когда калекой стал, тем более.

Но отшельник был непреклонен и нес какую-то чушь, что мол, настоящий боец не тот кто могуч, а тот, кто умеет обращать свои слабости в сильные стороны.

Ему легко говорить! У него две руки и два глаза! А такие, как я раньше в церковные праздники возле храмов подаяниями зарабатывали и не лезли в боевые искусства. Будь они не ладны.

После таких тренировок на мне живого места не было. Пропускал я удары деревянным мечом часто и больно… Синяки не успевали сходить. Я выматывался и терпел. Терпел, пока мне все это в конец надоест, и я наберусь смелости, чтобы уйти. Когда буду готов выживать в одиночку, я слиняю отсюда не задумываясь. Такими темпами на долго меня не хватит. Либо он меня прибьет, либо я его убью… Хотя я людей никогда не убивал, но все когда-то бывает в первый раз.

Особенно меня раздражали наши походы за едой. Мы ловили в лесу все, что шевелится и использовали в пищу (начиная с каких-то личинок и, заканчивая мышами). Я долго привыкал к такому рациону, но вскоре лесные деликатесы стали нравиться. Они оказались вкуснее, чем опостылевшие за многие месяцы консервы.

С каждым днем я все меньше и меньше пропускал удары. Синяки уменьшались и сбегали с моей кожи.

Вечерами напролет отшельник ковырялся в сарае, что-то там мастерил. Переделывал из арсенала своего холодного оружия какую-то штуковину.

Однажды он принес плод своих трудов и с сияющим видом вручил мне. Его обычно сдержанная физиономия излучала удовлетворение. Оказалось, что он смастерил для меня насадку на руку в виде колющего клинка. Он называл его стилет. Заостренный стальной штырь крепился к лангетам, которые он прицепил к моей руке ремнями.

Я опробовал новое оружие и был от него в восторге. Колоть тренировочные мешки с песком, оказалось очень удобно. Удобнее, если бы даже у меня была целая рука и я держал бы в ней нож. Рукоять ножа надо сжимать пальцами, а стилет был продолжением моей руки, стал частью меня. Я словно с ним сроднился и на тренировках уже бился с Мастером не палкой, а использовал стилет, обмотав острие тряпицей.

Кроме боевой хрени отшельник учил меня ориентироваться в лесу. Мы излазили все окрестности, и я уже знал, где какая деревушка. Зомби, что попадались нам на пути, Мастер убивал мечом с такой скоростью, что из пистолета так не каждый бы смог. Когда-то Энн пыталась меня научить стрелять, но я не очень преуспевал в этом деле. Быстрее было забить мертвеца палкой, чем ждать пока я попаду ему в голову. Я злился и психовал на Гектора и Энн. Какой же я был дурак, как мне их не хватает… Надеюсь они еще живы. Вряд ли им удалось тогда сбежать, когда меня “убили”. Пол жизни бы отдал, чтобы сейчас их найти…