Маска Ра

Слова гимна утонули в реве ликующих возгласов. Фараон достиг Священной Дороги. Скоро он прибудет в храм. Тем временем во внутренних дворах, где выстроились сановники и жрецы разных рангов, шепот сменился напряженным молчанием. Фараон возвращался с триумфом, Амон-Ра прославил его величество, но близилось и время давать отчет. Фараон потребует к себе писцов и судей, тщательной проверке подвергнутся записи в книгах. Атмосферу ожидания точно отразило чье-то меткое замечание: «Царственный кот возвращается в свое лукошко».

Хатусу в сопровождении жриц поднялась на вершину лестницы. Взгляды всех теперь были прикованы к бронзовым воротам, закрывавшим вход во внутренние дворы храма. Послышались возгласы: «Долголетия! Процветания! Здравия!» Резкий звук трубы призвал к тишине. Зычный голос глашатая провозгласил: «Наш великий владыка вернулся с победой!»

Большие бронзовые ворота отворились, и во двор вступила процессия: жрецы в белых одеждах, телохранители фараона в головных уборах с высокими султанами. Солнце играло на их золотых ожерельях и обручах на руках, а наконечники копий целились в небо. Хатусу мельком увидела членов совета. Снова вскрикнули трубы, возвещая прибытие фараона. За группой знаменосцев двенадцать знатных египтян внесли паланкин с восседавшим в нем Тутмосом. Носильщики остановились, и все собравшиеся пали ниц. Еще раз взревели трубы. Хатусу грациозно встала, а жрицы, распевая приветственный гимн, устремились вниз по ступеням под перезвон систр. Паланкин опустили. Свита приблизилась, и Тутмосу помогли сойти с трона. Его обступили жрецы, давая возможность поправить одежды перед тем, как подняться по ступеням храма. Хатусу преклонила колени и, сложив руки перед собой следила, как ее царственный супруг медленно шествовал к ней по ступеням. Она на мгновение закрыла глаза. Как бы ей хотелось быть радостной и счастливой! С каким удовольствием она могла бы рассказать мужу о благодатных разливах Нила, о том, что отчеты, присланные из провинций-номов, были как нельзя лучше…

Хатусу открыла глаза и увидела над собой тень. Она склонила голову, но рука мужа коснулась ее подбородка, и она взглянула на него. Тутмос улыбался, но краска, покрывавшая его лицо, как того требовала церемония, не могла скрыть его болезненной бледности и усталости. Обрамлявшая глаза сурьма только подчеркивала его изможденный вид. Ужасная мысль пронзила царицу. Перед ней стоял супруг, любимец богов, одержавший победу над врагами, но выглядел он так, словно пересек реку мертвых и не нашел там ничего, кроме праха. Тутмос слегка наклонил голову и шепнул едва слышно, счастливо щурясь: «Я так скучал о тебе! Я люблю тебя!» Он раскрыл ладонь: золотой цветок лотоса на серебряной цепочке засверкал украшавшими его драгоценными камнями. Он надел на нее украшение и помог подняться. Фараон Египта и его царица повернулись и протянули перед собой руки под гром приветственных возгласов.

Ревели трубы, гремели тарелки, мощные клубы фимиама устремились в небо, очищая всех собравшихся и наполняя воздух сладковатым ароматом. Фараон хранил молчание. Его уста были священны, а слова – драгоценны. Ему еще предстояло общение с богами. Стража поспешила вперед и выстроилась, образуя коридор. По нему прошли, тяжело ступая, темноголовые, с кожей цвета меди, знатные пленники фараона, лишенные всех своих регалий и доспехов, и руки их были связаны над головой. Их заставили встать на колени у подножия лестницы. Хатусу знала, что за этим должно последовать, и закрыла глаза. Фараон сделал руками рубящее движение. Вперед выступили придворные палачи. Пленники не издали ни звука, когда им перерезали горло, да они и не могли бы ничего сказать, так как у них были не только связаны руки, но и заткнуты кляпом рты. Их окровавленные тела были брошены на всеобщее обозрение пред богами Египта и всевластным фараоном.

– Все кончено, – прошептал Тутмос.

Хатусу открыла глаза, но не решилась взглянуть вниз. В воздухе витал запах смерти с металлическим привкусом крови. Ей хотелось, чтобы муж как можно скорее вошел в храм, где возвышалась величественная статуя Амона-Ра, и освежился благовониями. Она вздохнула с облегчением, когда Тутмос повернулся, и под возгласы ликующей толпы они вступили под своды колоннады и пошли меж рядами расписных колонн по вымощенному мраморными плитами полу храма. Перед ними вырисовывались очертания статуи сидящего во всем своем величии Амона-Ра. Фараон остановился, глядя на мечущиеся языки пламени в сосуде перед статуей. К нему подошел жрец с золотой чашей в руках и, склонив почтительно голову, протянул своему фараону чашу и серебряную ложку. Тутмос медлил. Хатусу вопросительно смотрела на него. О чем он задумался? После одержанных на севере великих побед ему полагалось возблагодарить Бога, как это делал их отец. Но, может быть, ему уже все стало известно? Возможно, в его лагерь на севере было отправлено какое-то тайное донесение? Тутмос со вздохом шагнул вперед и посыпал на огонь благовония. Хатусу держалась на шаг позади. Она ждала, что Тутмос опустится на колени на алые с золотыми кистями подушки, но он остался стоять, напряженно всматриваясь в черный гранитный лик бога. Затем он поднял руки с раскрытыми ладонями, как будто произносил молитву, но сразу же устало опустил их, словно усилие это было свыше его сил.

– Ваше Величество, что с вами? – зашептала Хатусу.

Тутмос смотрел назад, в сторону двора. Радостные ликования сменились глухим протестующим рокотом. Торопливо вошедший в храм жрец простерся ниц перед фараоном.

– Что случилось? – спросил Тутмос.

– Предзнаменование, Ваше Величество. Над двором пролетел голубь.

– И что же?

– Он был ранен и упал замертво, обрызгав всех вокруг кровью!

Тутмос покачнулся, подбородок его дрожал, рука потянулась к горлу. Голова фараона запрокинулась, и большая красно-белая корона скатилась на пол. Хатусу с криком подхватила его, когда он стал падать, и пыталась удержать сотрясаемое конвульсиями тело. Хатусу осторожно опустила Тутмоса на каменные плиты. Глаза его закатились, тело напряглось, а в углах накрашенного пунцовой краской рта выступила слюна.

– Мой любимый! – прошептала Хатусу. Тутмос обмяк в ее руках, но вдруг поднял голову, глаза его раскрылись.

– Это всего лишь маска! – выдохнул он. Хатусу наклонилась, стараясь уловить его шепот, и в следующую минуту Тутмос, любимец Ра, в последний раз содрогнулся и остался недвижим.

В месяц Мехир, в пору сева, после завершения официального траура по поводу безвременной кончины фараона Тутмоса II, главный судья Фив, Амеротк выносил приговор в Зале Двух Истин храма Маат, богини, изрекающей священные слова, божественного глашатая истины. Амеротк восседал на подушке на низкой скамье, изготовленной из древесины акации. Подушка была из особой ткани и расшита иероглифами, прославляющими чудеса, сотворенные богиней Маат. Зал окаймляли резные изображения сорока двух демонов: причудливых созданий с головами змей, хищных птиц, стервятников и баранов. Каждый из демонов был вооружен кинжалом. Под каждым демоном пламенело выведенное охрой имя: Красящий Кровь, Поглощающий Тени, Кривая Голова, Глаз Пламени, Сокрушающий Кости, Дыхание Пламени, Нога Огня, Белый Зуб. Эти создания обитали в чертогах богов и ждали, пока души взвешивали на священных весах божественного правосудия, чтобы пожрать те из них, что будут найдены очень легкими. Перед Амеротком на кедровых столах лежал свод законов Египта и указы фараона. За его спиной возвышались два огромных изваяния из черного гранита: статуя бога Осириса с весами, определяющими душам жизнь или вечную смерть, и статуя Гора, вечно бодрствующего.

При желании Амеротк мог бы видеть сквозь ярко расписанные колонны одной из сторон зала сады Маат: на зеленеющих лугах в тени деревьев паслись стада богини, и птицы с ярким оперением вились над фонтанами, ниспадающими в украшенные орнаментом бассейны. Но дела не позволяли Амеротку отвлекаться. Он сидел, скрестив ноги, углубившись в разложенные на полу перед ним свитки пергамента. Остальные члены суда в напряженном молчании ожидали его решения. По одну сторону от него писцы на корточках в белых одеждах склонили над маленькими столиками выбритые головы. На столиках лежали принадлежности их ремесла: плошки с красными и черными чернилами, горшочки с водой и набор перьев – заостренных с одного конца пустотелых тростинок, а также кисти, сосуды с клеем и острые ножи для разрезания папируса.