Страница 98 из 128
– Он удачно поработал в Барселоне, когда мы ликвидировали ПОУМ. В Мексике, перед убийством Троцкого, он себя тоже хорошо проявил… – по справке, составленной Падре, выходило, что где-то в Советском Союзе живет единственный наследник тосканского титула графов Д’Эсте:
– Словно проклятый волчонок Виллем, – нахмурился Эйтингон, – но Павел никогда не узнает о своем происхождении. По метрике он вообще брат девочкам… – Наум Исаакович не хотел ставить Скорпиона в неловкое положение:
– Он мой выученик, он никому не донесет, что я просил найти детей, но ему сейчас не до этого. Задание у него действительно очень ответственное… – обсуждая с комсомольским вождем будущую операцию в Новосибирске, Наум Исаакович заметил:
– Не стоит недооценивать Викинга. В ловушку он не попался, хоть и сработано письмо весьма недурно… – он усмехнулся, – для нашего космического века… – Эйтингон был уверен, что парень не соблазнился на фальшивку:
– Именно его приезд прикрывает Невеста… – Шелепин подался вперед.
Наум Исаакович поднял руку:
– Я знаю, что он прилетает легально, с визой. Моцарт тоже призван отвлекать наше внимание. Викинг взял его, как дымовую завесу, товарищ председатель. Викинг хочет найти следы пребывания в СССР его светлости герцога Экзетера… – с другой стороны, Эйтингон считал визит шуринов в Сибирь большой удачей:
– Пока Викинг будет рыть носом землю, мы займемся нашей операцией с Моцартом… – Шелепин кивнул:
– Нужную девушку мы подберем. Но если родится непохожий на Моцарта ребенок, рыжий… – Наум Исаакович распорядился:
– Найдите темноволосую. Так больше шансов на сходство, и его оперная дива тоже не блондинка. Хотя Моцарт будет вне себя от счастья. Он поверит, что ребенок его, даже если родится негр… – Странницу, разумеется, к участию в операции никто не привлекал:
– Посижу с ней, поговорю о Драконе и пусть едет восвояси, – Эйтингон не собирался просить девушку о помощи:
– Она выросла с Аней и Надей, но это ничего не значит. Она меня сдаст начальству, даже глазом не моргнув. Саша другой человек, у него есть чувства, как у Матвея. Он сделает все, чтобы найти моих детей… – заметив распахивающиеся ворота дачи, Эйтингон поднялся:
– Журавлев тоже едет в Новосибирск, но Марту он туда не повезет. Девочку, как и ее мать, не стоит показывать окружающим… – он кинул на стол «Науку и жизнь». Журнал ударился об очередное творение товарища Королёва, новый роман о жизни Горского в эмиграции:
– Кукушка в книге не упоминается, она вообще нигде не упоминается… – следы существования дочери Горского тщательно подчистили, – ее нет, она утонула в Татарском проливе… – следя за старыми знакомцами, Эйтингон обнаружил, что Федор Петрович Воронцов-Вельяминов обзавелся сыном. Парень родился весной сорок пятого:
– Интересно, – задумался Эйтингон, – кого он встретил после освобождения Парижа? Наверное, товарку по Сопротивлению… – по сведениям от американских резидентов, архитектор представлялся вдовцом:
– Значит, она умерла. Незачем, как говорится, огород городить. Пусть Федор Петрович спокойно строит, он нам не интересен… – им были интересны сестра Дракона и юный Аарон Майер:
– К Хане мы подведем кого-нибудь, – решил Эйтингон, – а Майер пусть подождет… – вызвав звонком охранника, он приказал убрать со стола:
– Накрывайте чай для гостей, а это отнесите в хранилище… – бывший начальник Эйтингона, избач, генерал Серов, теперь командовал военной разведкой:
– Шелепин ему сказал, что я здесь. Он не преминул прислать мне очередную папку… – Эйтингон проводил глазами неприметный картон:
– Решение по полковнику Пеньковскому мы пока отложим, дело не горит… – стряхнув хвоинки с кашемирового свитера, он пошел к черной «Волге», остановившейся у особняка.
Со времен побега Розы и Марты Янсон, как о ней думал Эйтингон, все озеро перешло во владения комитета.
Наума Исааковича привезли в особняк в машине с затемненными стеклами, однако он знал, что территорию огородили двойной стеной. На шоссе не существовало никаких указателей, но у поворота, неожиданно для глухой местности, возвышалось бетонное строение милицейского поста:
– Это только первый этап, – усмехнулся Наум Исаакович, – потом шлагбаумы, проверки документов, собаки…
Неуклюжая молодая овчарка носилась по белому песку на берегу озера. Здесь оборудовали террасу с выложенным камнем очагом:
– Чай мы попили на русский манер, на веранде, – сказал он Страннице, – а сейчас мы с Падре побалуем вас почти аргентинским асадо… – Эйтингону показалось трогательным, что девочка привезла на дачу букет астр и домашний наполеон:
– Она хорошая девчонка… – Странница в компании овчарки шлепала по мелкой воде, – она еще подросток, ей пятнадцать, но негритянская раса взрослеет быстрее белых… – Эйтингон вспомнил прокуренный бар в нюрнбергской гостинице. Странница напоминала мать:
– Капитан Мозес была красавица, каких поискать… – он смотрел на дочь убитого под Берлином майора Мозеса, – ее тело нашли, похоронили рядом с мужем…
Машинописную справку в папке Странницы подкололи к газетным вырезкам. После перемирия и обмена пленными в США вернулись выжившие медсестры и санитары из госпитального конвоя под началом капитана Мозес. Пользуясь их показаниями, особая бригада отыскала неподалеку от тридцать восьмой параллели место последнего привала команды:
– Но из группы, что была со Странницей, то есть Сарой, на шоссе, никто не выжил… – успокоил себя Эйтингон, – все считают дочь Мозесов мертвой… – бывшая рыбацкая деревня попала на территорию Южной Кореи:
– Никаких препятствий к поискам им не чинили, и они все нашли… – северокорейские солдаты сбросили тела убитых при нападении на деревню в ров. Братскую могилу кое-как присыпали землей:
– Не тела, а останки, – вздохнул Эйтингон, – их, наверное, опознавали по зубам… – выжившие пленные свидетельствовали перед сенатской комиссией. Авиационный генерал Чарльз Гленн и капитан Мозес получили посмертно Медали Почета:
– Ее мать единственная чернокожая с такой медалью, – задумался Эйтингон, – и одна из немногих женщин… – резиденты в Вашингтоне сделали снимок двойной могилы на негритянском участке Арлингтонского кладбища:
– Майор Абрахам Мозес, 1915—1948, Берлин. Капитан Мирьям Мозес, 1918—1953, Корейская война… – регалии на надгробных камнях не указывались, но Эйтингон знал, сколько орденов было у родителей Странницы:
– Мозес, раненым, еще пытался взлететь… – он помнил взрыв истребителя, – он был упорный человек. Странница пошла в отца с матерью. Она молодец, серьезно относится к работе… – девочка привезла на дачу десятистраничный доклад о встрече с Драконом:
– Он еще говорил что-то на японском языке, – смутилась девушка, – только я не знаю, что… – Эйтингон успокоил ее: «Ничего существенного». Дракон действительно болтал всякую ерунду, цитируя древних поэтов.
Падре хлопотал у решетки очага, Эйтингон попивал предобеденный кофе:
– Большая удача, что Дракон с нами. Хана его младшая сестра, она смотрит ему в рот. На простого мужчину она не клюнет, она будущая, то есть настоящая звезда… – Наум Исаакович подозревал, что Дате не соблазнится даже Скорпионом, – но к брату она прислушается…
Он поправил пышную хризантему в серебряной вазе. Зная, что девочке будет такое приятно, Наум Исаакович забрал цветы на берег:
– Она тоже могла бы стать звездой, – Эйтингон окинул взглядом Странницу, – сниматься для модных журналов, как дочка Ягненка… – летом он сказал Шелепину, что медицинская стезя мисс Горовиц всего лишь прикрытие ее работы в ЦРУ:
– Яблочко от яблоньки недалеко падает, – недовольно подумал Эйтингон, – я уверен, что младшие дети тоже пойдут по его стопам… – Странница бросала овчарке палочку, пес разбрызгивал воду, девушка белозубо смеялась. Наум Исаакович решил составить докладную записку для Шелепина и Семичастного:
– Меня все равно не послушают, – горько понял он, – юнцы не умеют думать стратегически, у них на уме сиюминутная выгода. Лаврентий Павлович согласился бы со мной… – Эйтингон хотел порекомендовать Странницу для работы исключительно в Африке и Латинской Америке: