Страница 91 из 169
– Хотя можно, но в Израиле еще нет телевидения, а запись Монаха заняла бы время… – Мишель старался не смотреть на залитое слезами лицо Лады.
Увидев его на пороге палаты, с букетом роз, девушка ахнула:
– Товарищ де Лу, то есть месье де Лу… – она отвела взгляд, – я не ожидала вас увидеть… – от Марты Мишель знал, что Комитет поручил девушке его соблазнить:
– Она должна была разыграть перебежчицу, потребовать свидания со мной. Опасаясь за свою жизнь, она отказалась бы от выступлений в прессе или спектаклей. Я бы снял ей квартиру, навещал ее… – Мишель велел себе забыть об этом:
– Бедняжку запугали, пригрозили ей колонией за распространение антисоветских материалов, то есть стихов Пастернака. Ей двадцать пять лет, она совсем девочка, она ничего не подозревала об истинных занятиях Кепки. Марта с Волком могут не волноваться… – кузен в разговоре заметил:
– Я тоже считаю, что она говорит правду, Мишель. Однако вокруг нее болталось сразу двое гэбистов. Циона использовала Ладу для попытки побега на запад, а Кепка… – Мишель покачал головой:
– Мне кажется, он ничего не подозревал о плане парижской операции, и не поручал Ладе никаких заданий. Он действительно увлекся, как это случилось с Розой. Он дал Ладе деньги на поездку в Париж, ухаживал за ней… – Волк мрачно отозвался:
– Чтобы потом, как покойную Розу, посадить ее в золотую клетку. Он гэбист, он привык брать все, что захочет, вот он и взял… – Мишель читал показания Лады:
– Он подошел к ней, пользуясь оперативным псевдонимом. Кажется, они вообще встретились случайно… – возразил он. Марта со звоном поставила чашку на блюдце:
– Папа рассказывал, как вы в Лионе устранили визитера из рейха, штурмбанфюрера, приехавшего с проверкой. Покойная Тео подошла к нему в ресторане, с номером «Сигнала», где напечатали интервью с каким-то асом Люфтваффе, и попросила автограф… – бонза был польщен, но признался, что только похож на летчика:
– Оттуда все и завертелось, – Марта раздула ноздри, – Тео сходила на пару свиданий, позволила пару поцелуев, а потом в дело вступили Маляр и Драматург… – Мишель кивнул:
– Я все помню. Наверное, Кепка увидел ее рядом с Ционой, и хотел выяснить, в чем дело. Несмотря на предательство Ционы, несмотря на операцию с Валленбергом, Комитет не доверял ей до конца. В общем, я раскрою глаза мадемуазель Ладе… – везти девушку в дорогие отели на Кудам было невозможно:
– Там могут болтаться агенты Штази, то есть советские агенты, – кисло сказала Марта, – мы не можем рисковать жизнью мадемуазель Лады… – она уверила Мишеля:
– Машину тебе пригонят, а об остальном я позабочусь. Техника у нас есть, пленки вы прослушаете… – по дороге в коттедж они почти не разговаривали. Мишель бросил взгляд в угол комнаты, на трость, выданную Ладе в госпитале:
– Ей разрешили ходить, пусть и недалеко. Потом мы можем прогуляться. Хотя вряд ли, судя по ее лицу. Она, наверное, больше не захочет меня видеть… – магнетофон работал третий час подряд. Коттедж снабдили маленькой кухонькой. Мишель варил кофе, добавляя американское сухое молоко из пакета, и приносил чашки Ладе. На блюдце лежало британское печенье из дешевой упаковки:
– Сливочные бисквиты, – зачем-то подумал Мишель, – надо было мне заехать в кондитерскую. Хотя она актриса, она следит за весом, и даже кофе пьет без сахара… – пару раз девушка просила у него сигарету. Он не стал ничего объяснять, просто протянув ей папку:
– Здесь показания месье Гольдберга, Монаха, вы познакомились с ним в Париже… – Мишель помолчал, – и еще кое-каких людей, их больше нет в живых. Все на французском языке, вы поймете… – на Набережной спешно перевели аффидавиты Констанцы и Степана:
– Они встречались с вашим, – Мишель запнулся, – другом, товарищем Котовым. То есть на самом деле его зовут по-другому… – голос Авраама затих. Пленка шуршала, щелкнул рычажок магнетофона. Крупные слезы падали на серый картон папки, расплывались темными пятнами по бумаге. Хрупкая рука пошарила по столу, Лада скомкала почти пустую пачку сигарет. Оторвавшись от стены, Мишель щелкнул зажигалкой. Она закусила пухлую, еще детскую губу:
– Он лгал мне, лгал… – Лада согнулась на стуле, – он не сказал ни слова правды… – внутри девушки поселилась тянущая боль, – месье де Лу… – она задохнулась слезами и дымом, – пожалуйста, не надо больше ничего говорить… – Лада приподнялась, папка слетела с ее колен. Фотографии рассыпались по полу, она слепо повела рукой:
– Я поверила ему, я его любила, а он… – на черно-белых снимках виднелось спокойное лицо мертвой Эстер, улыбка Розы, сидящей на ступенях барака в Мон-Сен-Мартене:
– Он мне лгал… – провыла Лада, – он убийца, он расстреливал и пытал людей… – пошатнувшись, она наступила на старое, испанских времен, фото Эйтингона:
– Он и в Испании убивал, – подумала Лада, – месье де Лу рассказал, как НКВД работало в Мадриде. Королёв гордился, что бегал ординарцем у Горского, а Горский командовал расстрелами заложников. Все они звери, никакой разницы между ними нет. Он говорил, что любит меня, но я для него была игрушкой, как та бедная женщина, Роза. Он лгал мне, а я ему поверила. Какая я была дура… – ноги подогнулись, Мишель едва успел подхватить ее. Девушка разрыдалась, вцепившись в него, мотая головой. Он обнимал Ладу:
– Ничего, ничего, – шептал Мишель, – мне очень жаль, мадемуазель… Все пройдет, обещаю, все будет хорошо… – отбросив фото Эйтингона, он опустился с ней на ковер. Горячие слезы залили рубашку, девушка уткнулась лицом ему в плечо:
– Все будет хорошо… – Мишель ласково покачал ее, – я здесь, я с вами, Лада.
Рыжие листья дуба падали на капот черного Bentley, припаркованного рядом с пустынным ресторанчиком на променаде озера Тегель. Авиабаза находилась к югу отсюда. Над головами обедающих проносились заходящие на посадку самолеты. На лазоревой глади воды виднелся одинокий парус. Мишель прищурился:
– Страхуют нас, что ли… – Волк фыркнул:
– Иногда яхта просто яхта, дорогой Маляр. Заведение безопасное, можно поговорить без свидетелей… – Марта не хотела появляться в дорогих ресторанах или магазинах на Кудам:
– Прошли времена, когда мы с Питером завтракали на глазах у всех, – вздохнула она, – надеюсь, что моего описания у товарища Эйтингона нет… – женщина скривилась, – однако и якобы мертвый герр Верке и ты, Мишель, хорошо известны на востоке. Русские могут пойти на похищение, от них всего стоит ждать… – лимузин Мишель получил из гаража командующего британскими военными силами в Западном Берлине. Он довез сюда, в почти загородный ресторанчик, Волка, которому врачи разрешили покинуть госпиталь:
– То есть переехать в палату для здоровых, – улыбнулся кузен, – в кабинете Марты поставили койку… – они решили не переселяться в безопасный особняк:
– Нет смысла, – объяснила Марта, – мы ждем пакета из Парижа, из службы Внешней Документации, и открытки от Теодора-Генриха… – она погрустнела:
– Хотя от него весточка может и не прийти. В любом случае, потом мы можем спокойно отправляться в Лондон… – Ладу поместили в домике в Груневальде, под надежной охраной. Французы делали девушке новые документы.
Забирая блюдо из-под устриц с Северного моря, хозяин ресторана обещал, что хагепетер появится на столе через несколько минут. Они оба заказали светлое пиво:
– Увидь месье Жироль, что я запиваю устрицы пивом, его хватил бы удар, – весело сказал Мишель, – но мы, в конце концов, в Германии… – они надеялись, что Марта появится к десерту:
– Яблочный пирог с домашним мороженым, – Мишель полистал короткое меню, – ресторан во французской зоне, но здесь подают все союзные блюда… – он старался не думать о Ладе, оставшейся в скромном коттедже на берегу лесного озера:
– Охрана ей готовит, у нее есть журналы и книги, даже русские… – Ладе привезли эмигрантские издания Бунина, Куприна и «Доктора Живаго», – но бедная девочка совсем одна… – после консультаций со Службой Внешней Документации в Париже, и начальством Марты в Лондоне, они решили не селить девушку в столице Франции: