Страница 155 из 169
– Они здесь не показываются, – пожал он плечами, – только машины иногда ездят. У них есть грузовики, джипы… – по его словам, от края сельвы к усадьбе вела подходящая для машин тропа:
– Пойдете по ней, километров через пять увидите ограду, – предупредил их метис, – но будьте осторожны. Не зря они забрались в глубину сельвы, оружие у них, наверняка, имеется. В наших краях сначала стреляют, а потом разговаривают, если останется, с кем поговорить…
Перед выходом в сельву Марта переоделась в крепкие штаны и солдатские ботинки. Браунинг с золотой табличкой, перекочевал из потайного отделения ее саквояжа в карман брюк. Городскую одежду и скромный багаж они со Шмуэлем оставили в джипе. Отец Кардозо нес оба карабина:
– Женщины здесь не охотятся, – заметила Марта, когда они шли к темному краю тропического леса, – это было бы подозрительно. Хотя по совокупности наших поддельных документов, – добавил она, – нам давно место в городской тюрьме… – Шмуэль открыл рот, но вовремя вспомнил, что отдал ватиканские бумаги брату:
– Он теперь отец Мендес, а я американский студент, изучаю испанский язык… – они сделали вид, что Марта сопровождает Шмуэля на охоту:
– Хотя тетя стреляет лучше, чем я… – священник покраснел, – у меня со времен Будапешта никакой практики не случалось… – он надеялся, что и здесь ему не придется брать в руки карабин:
– В конце концов, я служитель Бога, я принес обеты. Но если речь идет о спасении человеческой жизни, то никакие обеты не сравнятся с ее ценностью… – на тропу, пересеченную корнями деревьев, они не ступили:
– Не стоит рисковать, – хмуро заметила тетя, – видишь, твой отчим тоже туда не пошел…
По мнению Марты, еще никто не оставлял больше следов, чем профессор Судаков:
– Видно, что он давно не партизанил – подумала женщина, – он шел напролом, не заботясь о конспирации… – в примятых кустах она нашла рыжие, с проседью волоски. Под ногами то и дело попадались свежие окурки:
– Ясно, что он заинтересовался происходящим на эстансии, – сказала Марта племяннику, – он решил, что дядю Мишеля держат именно там… – женщина резко остановилась, Шмуэль едва не налетел на нее:
– Что случилось, тетя Марта… – щебет птиц сменился тревожными кликами. Склонив голову, Марта прислушалась:
– Дымом тянет… – она бесцеремонно сорвала свой карабин с плеча племянника, – нет дыма без огня, как говорят русские. И, вроде бы работает мотор грузовика… – Марта вспомнила рейд на Синай:
– Там точно был Рауфф. Это его почерк, с угарным газом… – она приказала Шмуэлю:
– Проверь оружие. Может быть, нам придется стрелять… – впереди блеснуло что-то светлое:
– Ограда, – Марта выдохнула, – остается понять, где калитка. Если есть ограда, то должен найтись способ ее миновать…
Неслышно двигаясь, она пошла вдоль глухой стены на север, к реке.
Пережив достаточно эвакуаций, Максимилиан знал, что главное при отступлении, хладнокровие и порядок. Он хорошо помнил железную руку покойного рейхсфюрера СС Гиммлера:
– В апреле сорок пятого фюрер превратился в никуда ни годную развалину. Если бы не Гиммлер, мы бы не спасли золото СС и партии, не вывезли наши сокровища из рейха… – он был рад, что товарищ барон сдох:
– Именно благодаря ему мы лишились бесценных холстов и вообще последнего плацдарма…
Движение потеряло подводные лодки, но самолет Макса стоял в ангаре для частного транспорта в цюрихском аэропорту. Он давно сменил тяжеловесную немецкую модель на новый лайнер. Старый самолет для него был навсегда связан с гибелью сестры в Патагонии:
– Я не мог поступить иначе, – говорил себе Макс, – я должен был отдать приказ об уничтожении нападавших, машина должна была взлететь. Я не имел права рисковать судьбой наследника фюрера. Его жизнь важнее, чем жизнь Эммы, пусть она мне и сестра… – он давно решил, что Адольф ничего не узнает о своей еврейской крови:
– Кровь неважна, дед Гейдриха был евреем, – напоминал себе Макс, – но пусть мальчик услышит о сводном брате в Лондоне… – Адольф, впрочем, не собирался знакомиться с родственником. Максимилиан сделал вид, что Эмма, как он выразилась, обманулась в надеждах:
– Этот человек, отец твоего брата… – сухо сказал он, – был британским шпионом в рейхе. Он познакомился с твоей матерью, ввел ее в заблуждение арийским именем, однако получив свое, он бросил ее… – история, по мнению Макса, была не так далека от правды. Он считал, что Холланд обманул Эмму:
– Так же, как отец и проклятый Генрих водили меня за нос. Откуда в них жидовская хитрость, у нас никогда не было в роду евреев… – упрямство Эммы он объяснял именно еврейской кровью:
– Любой из товарищей был бы горд стать приемным отцом сыну фюрера. Эмма спокойно бы жила с мужем в Швейцарии, под моим присмотром, воспитывала бы детей… – привыкнув к младшим братьям, Максимилиан скучал по большой семье:
– Я надеялся, что Цецилия станет хорошей матерью нашим малышам, однако она оказалась предательницей, коммунистической подстилкой…
Протащив кашляющего племянника по лестнице, оказавшись во дворе пылающей эстансии, он понял, на кого наткнулся в подвале:
– Цецилия о нем говорила. Я едва не столкнулся с ним в подземельях Будапешта. Муж доктора Горовиц, то есть теперь вдовец… – глядя на горящие развалины, он подумал, что его дочь Фредерика может потерять приемную семью:
– Наверняка, ни товарищ барон, ни еврей не выжили. Черт с ним, надо убираться отсюда. О Фредерике я позабочусь, найду ее, привезу в Швейцарию… – пока что требовалось отыскать Барбье. Приятель, как выяснилось, тоже не потерял головы:
– Непонятно, был ли он один, или их целый отряд, – заорал Клаус, перекрикивая рев грузовиков, – но надо уходить в Парагвай… – граница пролегала по реке Парана, текущей под боком у эстансии.
Grumman Albatross Максимилиан держал у пристани. Мостов на реке пока не завели, грузовики шли по грунтовой дороге, ведущей вверх по течению. Индейцы за небольшие деньги переправляли товары и пассажиров на каноэ. Официальным паромом Максимилиан пользоваться не хотел:
– Скоро здесь появится полиция из города… – он сел за руль грузовика, с племянником в кабине, – у нас безукоризненные документы, но незачем рисковать задержкой и допросами… – Адольф устроился на сиденье, окруженный собаками. Мальчик покашливал, наглотавшись дыма, но его не ранило. Максимилиана тоже не зацепили пули. Подъезжая к пристани, он услышал робкий голос подростка:
– Дядя Макс, значит, акция в Парагвае отменяется… – Феникс осадил грузовик в паре метров от пристани:
– Это еще почему, – весело сказал он, – подумаешь, пара домов сгорело. Придется, правда, пожить в палаточном лагере, пока дядя Клаус не найдет постоянное пристанище на парагвайской территории. Загоняй псов в самолет, – велел Макс, – отправление через пять минут… – над коричневой водой медленной реки сверкало клонящееся к закату солнце.
Дядя отдавал распоряжения, Адольф послушал его уверенный, командирский голос:
– Сначала рейх, потом Патагония, потом последний плацдарм, теперь Аргентина. Хотел бы я стать таким же стойким борцом, как и он. У него не дрогнуло лицо, он привык к потерям. Он настоящий арийский воин и моя мать была образцом арийки… – Адольф пообещал себе, что это последняя эвакуация:
– Хватит бегать и прятаться. Я наследник фюрера, я займусь триумфальным возрождением нового рейха… – моторы Груммана заработали, в фюзеляже раздался лай собак:
– В тесноте, но не в обиде, Клаус… – Максимилиан высунул светловолосую голову из окна, – сажай ребят, через час будем в Асунсьоне. Адольф, иди в кабину, что ты застыл… – мальчик опомнился:
– Сейчас, сейчас… – сильная рука дяди лежала на штурвале, на пальце переливалось серебряное кольцо, с черепом и костями:
– Личный подарок рейхсфюрера СС Гиммлера, – вспомнил Адольф, – а синий алмаз наша семейная ценность… – разгоняя самолет, дядя пробормотал:
– Мы пропахли дымом, одна сигарета погоды не сделает. Поднимемся на полетную высоту и я покурю… – он добавил: