Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 6

Ее переклички, соединения с русской модернистской литературой носят характер именно страсти, но в разных значениях этого термина, включая страсть как страдание, испытание.

Если у Пастернака стремление к обладанию естественным миром с его дождями, цветами, грозами носит характер постоянного открытия, стремления к слиянию и обладанию, радости от огромности, сложности бытия, в которое оказывается включен наблюдающий и пишущий, то у Михайлик, перечитывающей Пастернака в эпоху новых катастроф, совершаемых человеком, мы ощущаем постоянную сдерживаемую горечь несоответствия того, что нам имеет предложить эта природа, и того, что причиняет ей и себе человек.

Пере- и прорабатывая известную сентенцию «не то, что мните вы, природа», Михайлик предлагает, что природа для человека – это ощущение конечности, невозможности: что-то вроде двери или занавеса, платонической пещеры: мы видим тени, мерцающие на ее стене, мы даже можем их описывать, обводить своими словами силуэты, мы можем томиться по ней, но окончательно перейти в нее, стать ею мы не можем.

Михайлик наблюдает и намечает для нас здесь границу между историей и природой и, о да, граница эта на замке.

Читая эту книгу выдумщицы и ученой, книгу изумления и разочарования, я вспоминаю другую очень важную для меня книгу: военные «Воспоминания» эрмитажника Николая Никулина:

Между тем природа кругом оживала. Подсыхала почва, появилась первая трава, набухали почки. Я, городской житель, впервые ощутил связь с матушкой-землей, вдыхал неведомые мне запахи и оживал сам вместе с окружающим миром. Проходила дистрофия, от чрезмерной работы наливались мышцы, тело крепло и росло – было мне девятнадцать. Если бы не война, эта весна в лесу была бы одной из самых прекрасных в моей жизни 1.

Никулин пишет о войне, о напластованиях трупов, о том, как разлагается авторское, индивидуальное «Я» в жерновах отвратительной, чудовищной истории, при том, что вокруг цветет «матушка-земля». Постоянное болезненное сочетание прекрасного и страшного, убогого, и осознание, что в данный момент вытеснить убогое, отвратительное прекрасным почти невозможно, почти невозможно спрятаться и уйти, даже в самые точные «злые чернила», – вот для меня ключ к пленительной и горькой книге Елены Михайлик. Субъект здесь не отсутствует, но он всегда в проигрыше: знание снова ничему не помогло.

Злые чернила Михайлик, по моему ощущению, все равно полны именно человеческого, и главное – горестной жалости, к тому, что мы, любители и даже любовники русской словесности и подчас истории, оказались там, где оказались. Перед нами поэзия почтительного разочарования, когда ты не оставляешь своей привязанности к вот этой традиции, этому сонму имен и текстов, как бы ограничены ни были здесь смыслы.

В американском словаре есть понятие «monster» в смысле – мастер, чемпион, ас. Чудовище мастерства. Такова на сегодняшний день создавшая эту книгу: скажу вам по секрету, это очень трудный момент для пишущего. Здесь начинается сумрачный лес: я надеюсь, что именно туда мы и последуем за этим удивительным поэтом.





Часть первая

«Действительность, от которой воздух легкие рвет…»

Т. А.

«разные смеси меда, ни яда…»

«От лесотундры до небританских теплых морей…»

1

Никулин Н. Н. Воспоминания о войне. СПб.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2008 (http://lib.ru/MEMUARY/1939-1945/PEHOTA/nikulin.txt_with-big-pictures.html).