Знак Десяти

Главная героиня там девочка, и она страдала, но, упаси господи, не голая и привязанная, как в этом жестоком кошмаре Кэрролла, да никто ее по-настоящему и не мучил.

«Приключения Алисы в Стране чудес» – знаменитая книга. Я слышала, что в каждом колледже Оксфордского университета создано братство в честь определенного персонажа – Белого Кролика, Синей Гусеницы… Братства устраивают свои тематические представления, некоторые из них – для взрослых. И все-таки кто такой на самом деле Кэрролл? Откуда у этого человека, Доджсона, священника и математика, изъясняющегося столь ясно и логично, способность порождать двойника – рассказчика и балагура?

И ментальный театр представляется мне адекватным методом.

Я уже заявляла, что этот эксперимент мне не по нраву, однако в случае Кэрролла я считала его оправданным.

Ментальные театры могут производить странное впечатление, но они принимаются научным сообществом. Для ментального театра нужны актеры, декорации и даже текст, написанный квалифицированным психологом, так называемым ментальным драматургом; текст составляют на основе клинического собеседования с пациентом. Корридж привлекал к работе лучших драматургов Англии, и я не сомневалась, что он приедет в сопровождении кого-нибудь из светил, возможно с Питером Харвиллом, за работой которого я наблюдала в Эшертоне. Затем набирались актеры и выстраивались декорации – как в обычном театре, вот только пациента еще и подвергали гипнозу.

Но если цель театра – развлечение, то ментальный театр ставит диагноз и исцеляет.

И опыты приносили результат. Я почти никогда не оставалась посмотреть, но в ту ночь я вспоминала спектакль, который видела сама. Пациентом был вдовец средних лет, дважды пытавшийся лишить себя жизни (во второй раз он получил страшные ожоги) из-за смерти младшей дочери при пожаре, виновником которого он несправедливо почитал себя. Корридж и Харвилл соорудили декорации, обозначавшие горящий дом, и поручили роль дочери одиннадцатилетней актрисе. Девочка играла с надувным мячом красного цвета, потом целовала отца, прощалась с ним, полностью обнажалась и укладывалась в маленький гроб посреди сцены, а пациента просила спеть ей колыбельную. Я до сих пор вижу этого мужчину под гипнозом, вижу, как он, шатаясь, подходит к гробику, нежно его оглаживает, встает на колени и начинает петь.

Мне никогда не забыть ни этого надтреснутого голоса, ни мелодии этого тихого «баю-бай». Я поняла, что отец наконец прощается со своей дочкой. Навсегда.

Ему стало лучше.

Он принял свою невосполнимую утрату. Он научился ценить других своих детей – тех, что оставались с ним.

Да, медицина может быть неприятной – ампутации, которые так нравятся доктору Поттеру, голая девочка в гробу, – и все-таки она делает наше страдание более переносимым.

Несмотря ни на что и даже при всей эффективности метода, мне не нравится, когда людей без одежды выставляют напоказ (если только не на сцене), а особенно это касается маленьких девочек, какой бы действенной ни была эта терапия. Я помогаю, если таков мой долг, как помогала бы при хирургических операциях, но я не из тех, кто смешивает зрелище с такой серьезной и уважаемой профессией, как моя.

Моряк, которого я когда-то любила, Роберт Милгрю, любил повторять: «Дурой родилась, так дурой и помрешь».

Он уже умер. Я так и живу дурой.

Размышляя о подобных вещах, я, видимо, заснула, потому что проснулась от удара по моему достославному носу. Я вздрогнула, увидев перед собой шляпу-цилиндр.

Шляпник и его нож для бумаг!

Но это была всего-навсего книга, «Приключения Алисы в Стране чудес», которую я уронила из рук себе на лицо, когда засыпала. Книга была распахнута на рисунке со Шляпником.

– Добрый и, кажется, тревожный день, мисс Мак-Кари, – приветствовал меня из постели мой пациент на следующее утро, когда я принесла умывальные принадлежности. – С радостью замечаю, что, хотя сон пришел к вам и не сразу, в конце концов вам удалось отдохнуть и вы чувствуете себя хорошо.

– Вы все правильно угадали. Объяснение простое, сложное или за пределами человеческого понимания? – поинтересовалась я, раздевая моего пациента.

– Из разряда простейших: вы расстегиваете пуговицы на моей рубашке слегка неловко, что в вашем случае всегда указывает на нетерпение или недостаток сна, но первую возможность я отверг, ибо ваш голос, когда вы поздоровались от двери, был весел, как у щегла, а это свидетельствует, что, каким бы кратким ни был ваш сон, у вас все-таки получилось отдохнуть. И вот еще: тучи, закрывавшие ваш горизонт, понемногу рассеиваются…

– Позвольте и мне кое-что угадать о вас, – вмешалась я, снимая с моего пациента ночную рубашку. – Вы всю ночь проспали как бревно.

Раздался тихий самодовольный смех.

– Дорогая мисс Мак-Кари, вы когда-нибудь пробовали складывать птичек из бумаги? Меня обучил этому искусству смотритель из пансиона в Сассексе. Это простейшее дело, если ты знаешь точную последовательность, но если ее не знать, сложить птичку весьма затруднительно. А вам ничего не известно про углы, складки и технику создания моих маленьких птичек, так что даже не пытайтесь мне подражать. На самом деле я провел ужасную ночь, размышляя о невероятной загадке его преподобия, к которой теперь добавился сбывшийся кошмар с кроликом. Кстати говоря, не сочтите за труд, перестаньте наконец горевать, разглядывая мой шрам, и сходите, пожалуйста, проверить, как чувствует себя наш гость. Это человек устоявшихся привычек, так что, если он до сих пор не проснулся и не занят утренним туалетом, мы сможем заключить, что ночь его прошла даже хуже, чем моя.

Эти слова действительно заставили меня оторвать взгляд от шрама.

– Вы хотите сказать… ему приснился новый кошмар?

– Весьма вероятно. Я даже слышал, как ночью он стонал и всхлипывал.

Страшно было подумать, что такие сны приходят к Кэрроллу в «нашем Кларендоне». Но я удержалась от порыва немедленно броситься в комнату Кэрролла.

– Первым делом – первое дело, как говорил мой отец. – И я приступила к мытью.

– Я уверен, что ваш отец говорил и куда более интересные вещи, не используйте его как предлог, – проворчал мистер Икс: его задело, что я не бросилась за брошенной им костью немедленно. – Признайте, вам трудно меня покинуть, когда я раздет.

Я с удовольствием провела мыльной губкой по его губам – это был гораздо более весомый аргумент, чтобы заставить моего пациента умолкнуть. Одев мистера Икс, я пересадила его в кресло. Грузчики на первом этаже продолжали шуметь, мистер Икс поморщился:

– Сладкая музыка Кларендона. Это то, о чем я думаю?

– Не знаю, о чем вы думаете, но это рабочие, нанятые доктором Понсонби для расчистки подвала – как мне кажется, чтобы устроить там ментальный театр.

– Прекрасно, прекрасно. Уже известно, когда прибудет сэр Оуэн?

Сьюзи, дрожа от возбуждения, поведала мне утром, что Понсонби вскорости всех нас известит, – так я и передала моему пациенту, а тот в ответ потер маленькие ручки и еще раз попросил меня удостовериться, что Кэрролл спит. В тот день жизнь Кларендона двигалась в лихорадочном темпе. Я оставила ведро с водой возле комода, вышла, несколько раз постучалась в дверь Кэрролла и не получила ответа.

Я решила открыть дверь.

В комнате царил полумрак, шторы до сих пор не были раздвинуты. Слышалось тиканье маленьких, но пронзительных часов. На постели что-то громоздилось. Мне стало тревожно.

Я сделала несколько шагов вперед, ориентируясь по свету, который проникал через дверь, и наконец разглядела ночной колпак писателя. Кэрролл спал, положив щеку на подушку, дыхание было ровное. Даже в потемках я могла различить белые часы на комоде. Корпус часов был причудливо искривлен.

Я вернулась доложить об увиденном мистеру Икс; тот тихонько побарабанил по своему креслу.