Страница 56 из 67
– У меня нет времени на телевизор.
– Надо найти, мой дорогой эмир. Потому что про вас там рассказывают очень неприятные вещи… Хорошо, я переговорю с Бавадом. Но обещайте мне, что эта женщина тем временем не умрет. Ради вашего собственного блага.
– Да жива она, жива.
– Малик.
– Я же сказал, что она жива.
– И вы не посадили ее в какую-нибудь яму с дикими зверями или со змеями?
– За кого вы меня принимаете?
– Или со скорпионами?
– А вот теперь вы меня оскорбляете.
– Ну что ж, тогда примите мои глубочайшие извинения, о Святейший. Мне следовало помнить, что, будучи имамом всего Матара, вы руководствуетесь прежде всего постулатами Священного Корана, а также истинами, открытыми Аллахом, – он сделал паузу, – милосердным пророку Мохаммеду, да будет благословенно имя его.
Малик не удержался и треснул своей тростью по полу.
– Как хотите, – буркнул он.
Делам-Нуар направился к выходу.
– И все же позвольте мне прислать вам своего повара. В знак братской любви и уважения.
– Я не могу принять столь щедрый подарок, – сказал Малик. – Мне нечем отдариться в ответ. Плох тот араб, который не способен отблагодарить своего друга за подарки.
Делам-Нуар улыбнулся:
– Очень жаль.
Как только он вышел, Малик вызвал Фетиша.
– Если он пришлет хоть что-нибудь из еды, проверяй все на наличие яда. И передай Салиму бен Джудару, чтобы установил за ним слежку. Я хочу знать обо всем, что он делает. Я хочу знать даже, когда он испражняется.
– Но, Великий Имам, разве француз не является нашим главным союзником?
– Мы все сказали, Фетиш.
– Воистину, о Величественный. Слова твои подобны жемчужинам Тарфа, сверкающим в прозрачной воде.
– Что? Не понял. Ты что, нас подслушивал?
– Нет, повелитель. Пусть Аллах поразит меня глухотой и вырвет мой грешный язык. Я просто хотел красиво выразиться…
– Соедини меня с принцем Бавадом. И пришли массажистку. У меня голова раскалывается от боли.
– Сию секунду, повелитель.
Фетиш пятясь вышел из комнаты, чувствуя, как спина его покрывается холодным потом, и вспоминая древнюю матарскую пословицу: «В закрытый рот навозный жук не залезет». Несколько веков назад один английский путешественник украл ее и перефразировал гораздо менее изящно: «Вам никогда не придется просить прощения за те слова, которых вы не произносили».
Флоренс, скорчившись, забилась в угол своей по-прежнему темной камеры, как можно дальше от мертвого тела. От сильного запаха ее мутило. Так она просидела довольно долго. Затем очень медленно подползла к мертвецу и осторожно к нему прикоснулась. То, до чего она дотронулась, заставило ее немедленно отдернуть руку. У трупа не было половины головы. Лицо тоже отсутствовало. Наконец Флоренс собралась с духом и снова протянула руку к мертвому телу, нащупав на этот раз свисавший из глазницы на тонкой ниточке глаз. Ее чуть не вырвало. И тем не менее она заставила себя продолжить это патологоанатомическое исследование. Попытавшись нащупать кисти рук, она обнаружила, что их тоже практически нет. К этому моменту Флоренс уже не могла сдерживать беззвучных рыданий.
Труп лежал на спине, и Флоренс просунула под него руку, стараясь нащупать левую лопатку. Несколько недель назад она обнаружила там широкий шрам длиной в два сантиметра, и Бобби объяснил ей, что это результат ножевого ранения, нанесенного ему когда-то «одним сирийским козлом». Шрам находился в верхней части лопатки, которая приняла на себя удар и, как сказал Бобби, спасла ему жизнь.
Флоренс не могла ничего нащупать сквозь заскорузлую от крови рубаху, поэтому запустила руку под нее. Кожа на спине покойника осталась не затронутой ранами и ожогами. В результате трупного окоченения она была холодна, как бетонный пол. Пальцы Флоренс медленно и напряженно двигались вверх. Добравшись до нижнего выступа лопатки, она затаила дыхание и двинулась выше.
Никакого шрама там не было.
– Ты перестанешь меня преследовать? – возмутился Чарльз Даккетт. – Я рассказал тебе все, что мог.
– Все, что вы мне рассказали, – ответил Джордж, неотступно продолжая идти за быстро шагавшим помощником заместителя госсекретаря по ближневосточным вопросам (ПЗГСБВВ), – я уже знал из репортажей Си-эн-эн.
– Я не уполномочен продолжать обсуждение этого вопроса.
– Чарльз, мы не на пресс-конференции в Госдепартаменте, и я не журналист.
– Повторяю – мне больше нечего добавить по этому поводу.
– Тогда ответьте, почему мне так резко понизили уровень допуска? Что происходит?
– Это я тоже не уполномочен обсуждать. И вообще, я опаздываю на заседание комитета по снабжению. На целых три минуты.
– Да мне плевать, Чарльз! Пусть хоть вся планета сойдет со своей оси – я не отстану, пока не получу ответа. Предпринимается ли хоть что-нибудь в связи с захватом, заключением в тюрьму и, возможно, пытками одного из наших сотрудников?
Даккетта уже бросало в дрожь от мысли о том, что этот донельзя заведенный и явно вышедший из подчинения подчиненный действительно не отстанет и последует за ним на предстоящее ему самое скучное в мире заседание. Он воззрился на Джорджа поверх очков и со всей авторитарностью, на какую был способен, сказал:
– Ты вне игры.
В бюрократическом мире Даккетта не существовало ничего более страшного, чем оказаться вне игры.
– Но вам-то лично хотя бы не наплевать?
– Нет, мне не наплевать. Мне не наплевать на процесс. Мне не наплевать на достижение взаимопонимания, на взаимовыгодные партнерства и долгосрочные международные отношения, направленные на создание платформы для гармоничного развития…
Именно в этот момент пружина, которая в течение последних шестнадцати лет медленно, но верно сжималась в голове Джорджа, неожиданно распрямилась. Он схватил Чарльза Даккетта и начал душить его тесемкой от пропуска в Госдепартамент, висевшего у него на шее.
– Ты что, с ума сошшшш….
Как только лицо Даккетта приобрело более-менее живой розоватый оттенок, Джордж склонился к нему и прошипел:
– Если не скажете мне правду, я вас убью. И сделаю так, чтобы это выглядело как нападение террористов.
– Э-кх-кх-кх…
– Вам больше никогда не поднести сотовый телефон к уху без мысли о том, что он может вышибить вам мозги.
Джордж слегка ослабил удавку. Лицо Даккетта приняло свой нормальный цвет застывшей манной каши.
– Какого черта, Фиш?
– Еще сам не знаю. Говорите: где она, и что делает весь ваш никчемный бюрократический аппарат по этому поводу?
– Наверху… ре-решили придерживаться политики невмешательства.
Разгласив эту священную тайну, Даккетт буквально сдулся, как проколотый надувной шар.
Джордж испепелял его взглядом. Даккетт изо всех сил старался вжаться в стену у себя за спиной. Неожиданно Джордж протянул к нему руку, и Даккетт в панике съежился. Однако Джордж просто поправил ему галстук и воротник.
– Вам надо поспешить. Вы опаздываете уже на целых восемь минут.
Даккетт нервно отпрянул от него и двинулся прочь, прижимаясь к стеночке, как альпинист, идущий по очень узкому выступу.
Через десять минут трое сотрудников охраны окружили рабочий стол Джорджа. Они отвели его в кабинет помощника заместителя заместителя помощника по вопросам кадров и внутренней безопасности. Даккетт уже сидел там с пунцовым лицом. Когда вошел Джордж, он вздрогнул.
– Это вы напали на мистера Даккетта? – спросила ПЗЗППВКИВБ.
Джордж посмотрел на Даккетта.
– О Чарльз, неужели вы в таком свете им это изложили?
– Именно в таком! Потому что это правда!
– Даже не знаю, с чего начать, – как бы нехотя сказал Джордж тоном порядочного человека, которому необходимо объяснить что-то весьма некрасивое. – Дело в том, что Чарльз, то есть мистер Даккетт, приставал ко мне в коридоре.
– Что?!! – заорал Даккетт.
– И хотя мои сексуальные предпочтения хорошо всем известны и я не делаю из них никакого секрета, мистер Даккетт не только мой непосредственный начальник, но и вообще не в моем вкусе. Я уж не говорю, что он женат и воспитывает троих детей. Я пытался ему об этом сказать, пока он щупал меня, самым, кстати, неуклюжим образом, но он не хотел слушать. А теперь вот к чему это привело. Должен сказать, Чарльз, вы меня разочаровали.