Цветущая мандрагора

Его неприятно поразил тот факт, что даже для того, чтобы залатать сустав понадобились бы месяцы отключения тела - лежать в коме, пока центральная система сосредоточивается на лечении. (Он мрачно вспомнил, что краснокровые лечатся быстро, чуть ли не на ходу.)

И только Создатель знает, где он сейчас болтается в космосе.

А что сломало ему тело?

В капсуле острых углов нет. Что-то сломалось и выставило шипы?

Как ни ужасно, да. Игла компаса вывернулась, и прозрачная стеклянистая оболочка, черная от живицы, валялась рядом разбитая.

«Я пропал», - подумал он, но отчаяния еще не было: были действия, которые надо предпринять, а потом уже глядеть в глаза отчаянию. Он покормил корпус, создал окна. В корпусе просветлели площадки, открывая вид на темноту и сверкающие точки далеких звезд. От «Смертельного шипа» и следа не осталось, наверное, он далеко уже сдрейфовал от корабля после взрыва. Ферникс поискал Родной Мир, бледно-зеленый, но не мог найти, и более синего мира краснокровых врагов тоже.

Он терпеливо осматривал небо, пока не увидел двойную звезду и не понял с ужасом, что поиск окончен. Она еще была видна - как пара излучающих далеких точек. Меньших звезд и следа не было, слишком они тусклые для такого расстояния.

Его неимоверно далеко унесло. Расстояние невозможно было оценить, он только из какой-то давней лекции помнил, что двойная звезда так выглядит с орбиты пятнадцатой темной планеты - самой далекой.

Это зрелище предвещало не месяцы лечения, а годы.

Или повреждение мозга…

Каждому офицеру полагалось носить в кармане зеркальце. Ферникс осмотрел череп спереди и с боков, насколько это было возможно. Виднелись небольшие припухлости заросших переломов, свидетельствующих, что черепная коробка была сильно разбита по лобным и височным долям. Рост мозговой ткани восстановил форму черепа, но следы переломов были достоверны. В столкновении с обломками «Смертельного шипа» он сильно врезался головой… во что?

Приборная панель потрескалась и прогнулась, рычаги обломились или заклинились в крайнем положении. Вот так и произошел удар. Предельное ускорение держало его в бессознательном состоянии до последней капли горючего, и тогда он повис в невесомости и пошло исцеление.

Ферникс со страхом посмотрел на индикаторы топлива. Индикатор Полета Вперед показывал полную пустоту бака, и стрелка лежала у дна.

Бак Реверса еще был полон, и горючего хватило бы для погашения скорости и остановки капсулы - хватило бы, как он с ужасом понял, чтобы оставить его еще вдвое дальше, чем он сейчас, потому что заклиненная панель заклинила и рулевые двигатели. Ему теперь не повернуть. Только бесполезный рычажок торможения свободно ходил по направляющим. Соединения под панелью, может быть, еще работают, но у него нет средств, чтобы до них добраться, и инженерного умения, чтобы хоть что-нибудь сделать, если бы это удалось.

Он не просто погиб, он заживо в гробу.

Он сел в кресло пилота, и что-то вроде отчаяния, вроде страха потрясло его разум, но его вид не был подвержен деструктивным эмоциям. Он сел и подождал, пока пройдет спазм боли в ушибах.

Его действия направляла вся его культура; и вопроса не могло быть, что теперь делать. Он офицер, носитель семени, и следующее поколение должно получить свой шанс родиться, как бы этот шанс ни был мал. Очень мал. Еще миллион лет эта капсула может дрейфовать, пока ее найдут, и не попадать в гравитационное поле планеты, тем более планеты, пригодной для жизни, но Императив отвергнуть нельзя. Императив никогда не формулировался словами, он был в генах, и был неотменим.

Абсолютно спокойный, Ферникс отключил энзимы корпуса и затемнил вселенную. Потом включил воздушный насос, и тихое шипение вдохов убедило его, что насос еще работает. Пока воздух выкачивался в бак высокого давления, Ферникс провел мысленную подготовку к Трансформации. Она, как и Императив, словами не описывалась. Психологи строили теории, священнослужители проповедовали, но, когда сходились воедино время и обстоятельства, это просто происходило. Процесс неощутимый, как мысль, о природе которой тоже шли споры. Мысль, потребность и воля формировали культуральное поведение, и Трансформация происходила.

Перед тем как сознание покинуло его, быть может, на-всегда^Ферникс отключил внутренний обогрев, который управлялся не с приборной панели.

Не об оживлении он думал. Это случится автоматически, если капсула когда-нибудь окажется возле солнца и корпус ее нагреется, но этого не будет, не должно быть. Создатель не играет со Своим созданием в один-шанс-на-миллион.

Сознание уходило. Последние клочки воздуха откачались из кабины. Температура медленно понижалась, еще несколько дней - и она сравняется с космическим холодом.

Трансформация овладела им, производя отвердение внешней кожи, медленно, медленно, пока все тело не покрылось сплошной корой. Энзимы скапливались под кожей, вызывая отвердение снаружи и под ними, пока оболочка и мышцы не стали непроницаемы, как железное дерево. Офицер Пятой Ветви Ферникс превратился в большую сложную спору, дрейфующую в пустоте галактики.

Но на самом деле он дрейфовал с удивительно большой скоростью. Полный бак, израсходованный на полное ускорение, разогнал капсулу почти до шестнадцати тысячных световой скорости.

Автоматический сигнал бедствия капсулы замолчал. Его не услышали за радиошумом флотов, ведущих битву. Внутренняя температура упала до нуля, и растительные компьютеры прекратили работу, когда остановился обмен ионами. Капсула заснула.

Почти восемь тысяч лет Терры миновали, пока была опровергнута старая пословица. Создатель играет со Своим созданием в один-шанс-на-миллион.

Растительные компьютеры куда эффективнее, чем способны поверить представители культуры, работающей с металлом, хотя и не могут ни в каком смысле конкурировать с мультиплексными машинами врага - ни в каком, кроме одного.

Компьютеры капсулы были живыми в том смысле, в каком любое растение - живое. Их выращивают в той же степени, в какой и проектируют, обучают, в какой и программируют; и есть еще один существенный механизм, который роднит их с тем существом в Трансформаци, что спит в своей броне: они могут перейти в режим спор и восстановиться в присутствии тепла.

Они не могут определить, что прошли тысячелетия, пока они спали, но их связи с кожей капсулы могли отреагировать на тепло приближающегося солнца класса «G», и отреагировали.

Внешняя температура нарастала, сначала микроскопическими шагами, потом все быстрее и быстрее, и корпус компьютера впитывал тепло корпуса и, все еще на криогенном уровне, возобновил минимальное функционирование.

Через полдня такого нагрева безмолвно включилось растение химического отопления, и внутренняя температура стала повышаться к норме. Компьютер жизнеобеспечения автоматически открыл емкость с воздухом, и ударила струя снега, тут же превращающегося в невидимые газы.

Чудо пробуждения пришло к Ферниксу. Внешняя оболочка преобразилась, клетка за клеткой, в растительную плоть, и отозвалось тепло его тела. Сначала поры, потом и все органы стали впитывать двуокись углерода из воздуха, и началось возвращение из Трансформации.

Возвращение полного сознания шло медленно, сначала вернулась пустота с проблесками снов, обрывочных и бессмысленных, потом, когда завершилась регенерация метаболизма, вернулись настоящие сны, и наконец вернулось сознание, ощущение небольшого давления от тесного кресла пилота, ощущение сока, текущего по жилам и капиллярам, ощущение тепла и резкого запаха слишком чистого воздуха. Первой сознательной мыслью было, что хороший специалист по жизнеобеспечению заложил бы в воздушный резервуар^ромат леса и нитратную мульчу.

Теперь он пробудился, полностью владея мышцами и разумом, куда быстрее, чем мог бы краснокровый. (Но у краснокровых нет Трансформации, насколько известно ученым, в холоде или без воздуха они умирают и быстро разлагаются. Омерзительно.)