Страница 47 из 78
Думаете, мародеры (или, как таких людей правильно называть?) не стали бы покушаться на дворец императора? Ага, как же. Церкви «обносят», иконы воруют без зазрения совести, кружки для сбора пожертвований из храмов утаскивают. Украсть из храма, по моему мнению, все равно, что ограбить Господа Бога. А уж что там говорить про помазанника Божиего? Фи. Во всех сказках народов мира имеются герои, что воровали у своего повелителя либо коня, либо казну. В крайнем случае — царскую дочь.
Надо будет, если опять попаду в «Чертоги», порасспросить императрицу Екатерину — верно или нет, что однажды она застала двух мужиков, увязывающих в скатерти серебряные канделябры? Может анекдот такой, а может и правда.
Так что, все в этом мире возможно. И особо отчаянные преступники могли и государю «красного петуха» подпустить, чтобы поживиться.
Но я себя рановато накручиваю. Могли быть и чисто бытовые причины пожара. Предположим, короткое замыкание в неисправной электропроводке. Когда во дворце электрические провода меняли? Лет сорок назад? Или раньше? Сомневаюсь, что с тех пор кто-то озаботился проверить и поменять. Ну, не провода, а вилки с розетками.
Нельзя сбрасывать со счетов элементарное головотяпство или халатность. Как любят говорить в мое время «Человеческий фактор».
Читал как-то, что в Зимнем дворце, когда он еще был деревянным, полыхнуло пламя из трубы, где раскололся кирпич. Потушили, дырку заткнули тряпкой или мочалом, а сверху замазали глиной. Разумеется, глина высохла и отвалилась, тряпка, которой была заткнута дыра, загорелась в первую очередь, пламя перекинулось на бревна. И вот, сгорел. Зато появился повод, чтобы вместо деревянного отстроить каменный дворец.
Печи во дворце имеются, но их уже давно не топят. Так что, ни сажа в трубе не загорится, ни уголек «не стрельнет». Но есть ведь иная напасть.
Окурок, брошенный не в том месте, очень часто становится причиной пожара. Не зря же тот же Николай Павлович запретил курить в столице, а как умер, то свободолюбивый народ радостно закурил, что привело к очередным пожарам.
В Зимнем дворце, насколько помню, имеются специальные места для курения — на каждом этаже по курительной комнате. И хотя я курильщиков и не привечаю, но условия им все-таки создаю. Не дело, если генералы или сенаторы побегут курить на улицу. Они, хоть и в мундирах, но закидают бычками все подступы ко дворцу, дворники замучаются.
А мог быть какой-нибудь кустарный обогреватель. Или какая-нибудь горняшка, спешившая на свидание с коридорным или лакеем, позабывшая выключить утюг.
Не исключено, что имеется и другая причина. Но что можно отмести сразу, так это молнию, стукнувшую в крышу. Все-таки, зимой грозы не бывает, а если и бывает, то не у нас. Что еще можно отбросить? Например, кусок стекла, положенный на крыше и сфокусировавший в себе луч солнца. Слышал, что теоретически такое возможно, но в реальность не верю.
Дорога заняла добрый час, вместо сорока минут, а когда я приехал, то пожар в Зимнем дворце уже был потушен. Добрая половина окон выбита, стены обуглены, а от здания тянуло кисловато-горелым дымом, словно от залитого водой костра. Пожарные расчеты сматывают шланги.
Попробую быть оптимистом. Я вообще боялся, что мой главный дворец сгорит дотла. Не сгорел. Крыша на месте, не провалилась, значит, все не так уж и плохо. А вот остальное… Ладно, специалисты оценят размер утрат. Ну, авось да и отремонтируем или отстроим. Краше прежнего будет! Правильно говорят умные люди — ничто так не способствует реконструкции города, как пожар или хороший артобстрел.
Моя машина и две машины охраны осторожно подъехали к Дворцовой площади и встали так, чтобы не бросаться в глаза. Этак, увидят мои подданные, начнут выражать радость при появлении государя императора. Или напротив, выразят радость по поводу сожженного «логова самодержца».
А люди-то бегают туда-сюда, и не только в военной или в пожарной форме. Вон, народ во вполне цивильных зимних пальто бегает, что-то тащит. Не то спасают имущество государя, не то разворовывают. Черт с ними, пусть утаскивают, авось на пользу. Полиция же все равно все отыщет.
— Семен Иванович, — попросил я своего главного охранника. — Отправьте кого-нибудь из своих людей, пусть отыщет какого-нибудь главного начальника — коменданта здания, брандмейстера или кого-нибудь еще — пусть выяснит, имеются ли человеческие жертвы.
Пока Пегов озадачивал своих подчиненных на предмет проведения «разведки», я вышел из машины (сам, между прочем, даже дверцу никто не открывал!) и посмотрел на площадь.
Впору присвистнуть. Вся площадь была завалена барахлом. Виноват — культурными ценностями, чью материальную стоимость оценить невозможно. Тут и там высились штабеля, составленные из картин великих мастеров, возвышались Эвересты старинной мебели, а старинные гобелены и драгоценные ковры, сложенные в одну кучу, напоминали Монблан. И уже какими-то маленькими холмами среднерусской возвышенности лежала всякая мелочь, вроде золотых часов и туалетных наборов Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, серебряной посуды времен первых Романовых (вон, ендова валяется, так из нее еще Рюриковичи квас хлебали!). А еще, совсем неподалеку от меня, наскирдованы рыцарские доспехи. Не иначе, сюда стащили экспонаты из Рыцарского зала. Ничего, потом разберемся. Отрихтуем, поправим, смажем машинным маслом, чтобы блестели.
— Ваше величество, там коменданта привели, — доложил Пегов.
— Так уж и привели? — удивился я.
— Ну, попросили подойти к императору, — улыбнулся Семен.
Ясно-понятно. Попросили они.
Ко мне уже спешил слегка прихрамывающий подполковник. Вскинув руку к виску, попытался докладывать по-уставному. Но я пресек лишние формальности и протянул руку коменданту.
— Здравствуйте, господин подполковник (эх, имя-отчество-то забыл!), в двух словах — что случилось, то есть, удалось ли установить причины, каковы жертвы, имеются ли какие-то выводы, пожелания?
Подполковник, слегка растерявшийся, попытался зачем-то пожать мне руку сильнее, чем это положено. От волнения, наверное? А мне пришлось приложить усилие, чтобы не раздробить ему пальцы. В последнее время уже ничего, никто не стонет от моего рукопожатия и в обморок не падает.
— Здание загорелось в четыре часа утра, сразу в двух местах.
— Стало быть, поджог, — кивнул я. А что же еще? Раз в двух местах сразу — то это не случайность.