Страница 50 из 53
— Почему об этом не доложили раньше?
— Как не доложила? — удивилась Власова. — И Голубеву, и начальнику мастерской Кочкареву я просто надоела. За горло, что ли, брать?..
— Ну и что они?
— Ссылались на то, что мастерская занята другими срочными делами.
— А почему не сказали мне?
— Постеснялась. У вас и без того дел хватает.
— Жалели меня, а тема не двигалась.
— Но я занималась другими вопросами, зря не сидела.
— Второстепенными вопросами, — уточнил Попов. Он встал, прошелся по кабинету и, думая, что предпринять, снова вернулся к столу. — Ну и как же теперь?
— Теперь у меня все в порядке! — обрадовалась Власова, поняв, что гроза миновала. — Через месяц-два тема будет закончена.
— Вот как? — Владимир Алексеевич удивленно смотрел на нее. — Откуда такая уверенность?
— Теперь у меня очень хорошая камера.
— Была очень плохая, а теперь очень хорошая, и как это у вас получается?
Власова и без того намеревалась ему обо всем рассказать и теперь была рада, что Попова интересовали подробности.
— Мне эту камеру совсем недавно сконструировал и изготовил один рабочий. И видели бы вы, как изготовил!
— Почему же он не сделал этого раньше?
— Если бы я знала, что у нас есть такой специалист, то не стала бы ждать, пришла бы к нему и поклонилась в ноги.
— Даже так! — улыбнулся Владимир Алексеевич. — Но другие-то знали, что есть такой специалист?
— Право, не знаю… Он просто пришел ко мне с моим заказом, стал выяснять, что мне нужно. Я ему показала две худые камеры. Он посмотрел их и тут же, при мне, вместо двух предложил сделать одну комбинированную.
— Значит, не вы нашли его, а он нашел вас? Разве изготовление камеры ему было нужнее, чем вам? — полусерьезно, полушутливо продолжал Попов.
— Ну, Владимир Алексеевич, помилуйте…
Попов всегда интересовался рабочими, многих знал лично, но, о ком шла речь сейчас, он не ведал.
— Кто же этот мастер? Как его фамилия? — спросил он.
— Буданов.
— Буданов?.. Что-то не припомню. Это, вероятно, новый рабочий?
— Да, он у нас работает недавно.
— Молодец! Запишем его фамилию, возьмем на карандаш.
В дверь постучали. Быстрым, легким шагом вошла Руднева и, увидев Власову, остановилась посередине кабинета:
— Вы меня вызывали, Владимир Алексеевич?
— Что же вы не закончили работу? — спросил он, указывая ей на стул. — Ссылаетесь в отчете на какие-то причины…
— На уважительные, Владимир Алексеевич, — поправила Руднева, смело глядя в большие голубые глаза Попова.
— Какие же?
— Не было хорошей камеры.
— Значит, у вас такая же история, что и у Власовой?
— Совершенно верно, Владимир Алексеевич.
— Ну, а как же теперь?
— Теперь все в порядке, — с облегчением произнесла Раиса.
— Стало быть, вас нашел Буданов и изготовил камеру? — сказал он наугад.
Раиса опешила: «Откуда он знает?»
— Нет, не он меня, а я его нашла. — И она рассказала ему историю со своей камерой.
— Значит, и Власову, и вас выручил Буданов?
— Совершенно верно, Владимир Алексеевич.
— У него какое-то пристрастие выручать женщин, — пошутил заместитель директора.
— Почему женщин? Если у него есть пристрастие, так это прежде всего к своей работе, — серьезно сказала Руднева.
В кабинет вошел Уверов, необычно оживленный, решительный.
— С приездом вас, Владимир Алексеевич! — приветствовал он Попова еще от дверей. — Извините, что опоздал: ставил опыт, нельзя было оторваться. Ну как заграница?
— Садитесь, — предложил ему Попов. — О загранице потом, Александр Максимович. Вот мы выясняем, по каким обстоятельствам не были поставлены опыты. Кстати, за границей такое совершенно исключено. У вас также есть должок. Вы тоже ссылаетесь на объективные причины.
— Причины были, теперь их нет, — бодро отчеканил Уверов.
Заместитель директора с минуту недоуменно смотрел на него.
— Так, так… Стало быть, вас тоже спас Буданов?
Уверов с изумлением взглянул на Власову, потом на Рудневу, потом опять на Попова:
— Представьте себе, он!
— Я же говорила! — оживилась Руднева. — А вы иронизируете…
— Прямо как в сказке! — Попов развел руками. — Ученые не могут поставить опыт, приходит какой-то волшебник и выручает их.
— Волшебник не волшебник, — серьезно ответил Уверов, — а мастер высшего класса наверняка.
— Где же он был раньше?
— Не все от него зависело, — начал объяснять Уверов. — Во-первых, он недавно работает, во-вторых, у него была борьба с Кочкаревым. Вы слышали о ней?
— Какая борьба? Ничего не знаю, — удивившись, заинтересовался Попов.
— Да тут, пока вы ездили за границу, была целая история…
— Какая история? Мне никто об этом не говорил.
— Теперь это дело прошлое. По сигналу, по письму рабочих, приняты меры. Кочкарев отстранен от работы, так что, наверное, не стоит снова возвращаться к этому.
— То есть как это не стоит? — возмутился Попов. — Ученые ссылаются на какие-то причины, не ставят опыты, рабочие пишут письмо, а заместитель директора ничего не знает. Что за игра в прятки?.. Я спрашиваю: у кого письмо рабочих?
— Один экземпляр у Прутикова, второй у Голубева.
Владимир Алексеевич судорожно провел по столу рукой, нащупал сигнальную кнопку. На резкий звонок в кабинет вошла секретарь.
Попов приподнялся с кресла:
— Прошу вас, попросите профессора Прутикова и главного инженера Голубева. Если их нет на месте, разыщите и скажите, чтоб обязательно захватили с собой письмо рабочих из мастерской.
Первым в кабинет настороженно вошел Прутиков. Попов протянул руку и, ничего не говоря, взял у него письмо. Надев очки, начал читать, возвращаясь к тем фразам письма, которые были подчеркнуты красным карандашом. Вошедший в кабинет Голубев не посмел прерывать чтения и присел сзади всех на первый попавшийся стул.
Дочитав последнюю страницу, Попов поднял глаза.
— Позор! — сказал он гневно. — Как можно было допустить такое? — Он остановил взгляд на Прутикове.
Тот растерялся. По тону, по голосу, каким заместитель директора задал вопрос, он догадывался, какая гроза бушевала у него внутри, к тому же он не совсем уловил, к кому относится сказанное Поповым слово «позор»: к рабочим, написавшим письмо, или?.. Поэтому неопределенно произнес:
— Совершенно верно, позор…
— Как же вы это допустили?
Глаза Прутикова забегали, он лихорадочно соображал, какую ему занять позицию, чтобы не попасть впросак, да еще в присутствии стольких сотрудников.
— Знаете, Владимир, Алексеевич, — помедлив, заговорил он, — я, как и вы, по своей работе отдален от мастерской. Как все это произошло, лучше спросить главного инженера, а по общественной линии больше меня может сказать парторг партийной группы рабочих Иваков.
Попов нахмурил брови:
— А вы, секретарь партбюро, остаетесь в этой истории в стороне? — Он взял письмо. — Вот тут стоит первая подпись: член партии Буданов. Что это за человек, вы знаете его?
— Да, я с ним знаком, — тихо проговорил Прутиков.
— Если вы отдалены от мастерской, то при каких обстоятельствах познакомились с ним?
Попов задавал вопросы, как следователь обвиняемому, поэтому Прутиков старался не отходить от фактов.
— На Буданова была написана докладная Кочкаревым, что тот отказался от работы.
Попов вопросительно посмотрел на Власову, Рудневу и Уверова.
Стараясь казаться спокойным, Прутиков по привычке маленькой ручкой почесал за ухом и добавил:
— На Буданова и второй раз была написана докладная.
— Что, он снова отказался от работы? — повысил голос Попов.
Он докапывался до истины, и надо было говорить только правду.
— Нет… — промямлил Прутиков. — Кочкарев жаловался, что он работает медленно, производит брак.
— Так… — усмехнулся Попов, снова взглянув на сотрудников. — Буданов производит брак?! Ну и как же вы поступили с ним?
Прутиков с раздражением думал: почему Попов, которого ждала уйма других важных дел, интересуется именно Будановым?