Страница 48 из 53
— У вас, вероятно, гости будут… Я не одет… — не очень уверенно сопротивлялся Иван. Ему самому не хотелось уходить от Раисы, из этого уютного, светлого дома в свою холостяцкую квартиру.
— Никого у меня не будет, и одеты вы вполне прилично, — не дала ему договорить Раиса.
— Рая, — раздался из кухни голос Надежды Петровны, — поди сюда!
— Сейчас, мама! — Раиса повернулась к Ивану. — Посидите, почитайте, мы мигом…
Иван подошел к книжной полке. Книги здесь были самые разные: словари, справочники, научные труды с таблицами цифр, с нарисованными схемами. На другой полке были собраны книги о животном мире. Он взял том Брэма и зачитался.
— Прошу к столу, — неслышно подошла к нему Раиса. Она успела переодеться в шерстяное платье салатового цвета, которое очень шло ей. — Пойдемте, — она взяла его за руку и повела в столовую.
За праздничным столом Раиса села рядом с Иваном. Надежда Петровна, налив в рюмки вина, поднялась.
— Ну, доченька, — произнесла она ласково, — желаю тебе здоровья и успехов в твоей научной работе.
— За ваше здоровье, за ваши успехи! — подхватил Иван, поднимая рюмку, окаймленную золотистым ободком.
Раиса и Надежда Петровна наперебой ухаживали за Иваном, предлагая ему отведать то одно, то другое блюдо. Все было так просто и хорошо, хозяйки дома так радушны, что от его первоначальной стесненности вскоре не осталось и следа.
Второй тост предложил Иван:
— Я хочу выпить за ваше здоровье, Надежда Петровна, за то, что вы вырастили и воспитали такую дочь…
— Спасибо, спасибо, — растроганно проговорила мать Раисы и отпила несколько глотков прозрачного вина.
— А мне хочется выпить за нашу с вами камеру! — воскликнула Раиса. — Мама, он мне сконструировал такую камеру — прелесть!
— Тогда уж не за камеру, а за наше с вами сотрудничество! — весело засмеялся Иван.
— И за то, — так же весело добавила Раиса, — что вы победили и Кочкарева, и профессора Прутикова! Иначе ведь не было бы никакой камеры.
Надежда Петровна застыла с вилкой в руке. Ее живые черные глаза остановились на Иване.
— Вы победили профессора Прутикова? — ахнула она. — Такого осторожного и матерого политикана?
— Да нет, что вы! — замахал руками Иван. — Раиса Ивановна немного преувеличила.
— Все же история с Кочкаревым затянулась по вине Прутикова, — заметила Раиса.
Иван улыбнулся:
— А вы хотели, чтоб она длилась не больше недели?.. Прутиков и Голубев верили Кочкареву. А не верить они не могли, — для этого Кочкарев много поработал: тут и механизация столярной мастерской, и инициатива строительства домика и оранжереи, и зовущий вперед проект решения собрания, и многое другое. Объективный же ход событий показал истинное его лицо. Не так-то все было просто…
— Хорошо, что вы не отступили, — успокоилась Надежда Петровна, слушавшая с неослабевающим напряжением рассказ Ивана.
— Отступить — означало бы зачеркнуть свою позицию, себя.
— Это верно, — подтвердила Раиса. — И мы никогда не узнали бы, что вы такой специалист.
— Вот это и будет следующий тост, — Надежда Петровна встала со стула. — А меня извините, я пойду на кухню, приготовлю чай.
Она ушла, а Раиса стала потчевать гостя солеными рыжиками.
— Это что же, собственного сбора и собственного засола? — Он ел грибы и похваливал их: — Очень вкусные, очень.
— Были в деревне вместе с мамой, вот насобирали и насолили. До чего же там хорошо! — воодушевилась Раиса. — Особенно утром, когда светает. Тишина, птицы щебечут — чудо! Находишься по лесу, наберешься лесных запахов, — никакого курорта не надо.
— А на юге бывали?
— Всего один раз. В санатории. Море, конечно, удивительно! А так… Мне не понравилось.
— Мне тоже на юге не понравилось. Я люблю подмосковную природу. Грибы, рыбалку, охоту… Помню, после войны получил первый отпуск. Ну, сами понимаете, четыре года без отпусков, без выходных, без праздников — станки и те вдрызг измотались, а человек тем паче. Ну вот, приехал в деревню. Дорвался до воды, до леса… И всю усталость за две недели как рукой сняло. Я даже стихи тогда написал.
— Вы писали стихи?!
— Когда-то писал.
— Прочтите что-нибудь.
— Стихи написаны давно, они о войне, о заводской работе, будет ли интересно?
— Конечно. Я тоже когда-то писала стихи. Прошу вас, прочтите, — попросила Раиса.
— Ну что ж, если интересно, прочту. — Иван помолчал и начал:
— Хорошие стихи, — задумчиво сказала Раиса. — Не выдерживали станки, металл — выдерживал человек… А другие стихи у вас есть?
— Есть, но они опять о войне.
— Ну и что же? — Раиса повернулась к нему. — Я жду.
— «Россия», — назвал он стихотворение.
Иван читал, вкладывая в стихи всю душу. С каждой строчкой, с каждым четверостишьем они все больше захватывали Раису. То, что не было досказано в стихах, дорисовывало ее воображение. Когда он кончил читать, она воскликнула:
— Да вы же в самом деле поэт!
Он сидел безмолвный. Она глядела на него: Иван сегодня открылся перед ней с неожиданной стороны. Она почувствовала, что ей стал близок и дорог этот человек.
Прервав молчание, Иван поднялся и сказал, что ему пора.
Прощаясь, он задержал руку Раисы в своей.
— Завтра выходной день, я еду за город. Может быть, удастся походить на лыжах — за городом еще снег. Если у вас есть время, поедемте со мной? — робко предложил он.
Раиса рада была бы поехать, но завтра у нее должно было состояться неурочное совещание, на котором ей надо было обязательно присутствовать.
Она вздохнула:
— В следующий выходной — с удовольствием. А завтра, к сожалению, не могу…
На другой день рано утром Иван отправился на вокзал. На всякий случай прихватил и лыжи. Он проезжал пригородные станции, уютные поселки, веселые рощицы, а думал только о прошедшем вечере, о Раисе. Он чувствовал, что нравился ей. Вспомнил день, когда Кочкарев, Голубев, Прутиков собрались его обсудить. Он оказался в труднейшем положении, но рядом была Раиса, и это помогало ему. Он видел, как она переживала за него. Ее лицо то мрачнело, то становилось гневным, когда она слышала несправедливые нападки на него. Когда же он находил верные доводы, опровергающие ложь, оно светилось радостью, и у него не оставалось сомнения в том, что эта женщина — его друг. Этого друга он любил. Теперь он понял это окончательно. Любил тайно, стесняясь высказать свою любовь. Он чувствовал, что Раиса догадывалась об этом. И, как ему казалось, он тоже был ей небезразличен, поэтому она сама делала шаги, чтобы он преодолел стесненность и робость. И он корил себя за то, что у него не хватает решимости сказать ей о своей любви…