Страница 33 из 53
Не успел он побриться, как снова зазвенел звонок. «Какое-то наваждение!» — подумал Иван, подходя к двери и открывая ее. В пыжиковой шапке, в теплом пальто перед ним стоял его бывший начальник цеха Рублев.
— Федор Петрович! — обрадовался Иван. — Какими судьбами? — хотел помочь ему раздеться, но Рублев отстранился, сам снял пальто, повесил шапку, пригладил тронутые сединой волосы и прошел в комнату.
— Далеко тебя занесло! — сказал он, спускаясь на диван. — Еле нашел.
Он был все в том же однобортном черном костюме, в котором Иван видел его все годы, пока работал на заводе. Под воротничком темной сорочки галстук, тоже с «производственным стажем». Иван с удовольствием оглядел крепкую коренастую фигуру Рублева, раскрасневшееся на морозе лицо с ямочками на щеках. «Ведь ему уже за пятьдесят, — подумал он. — А вон каким молодцом выглядит».
— Ты что же, перелетная птица, носа не кажешь? Разбогател? — проговорил Федор Петрович густым басом.
— Не говорите… — смутился Иван.
— Птица и та к гнездовью своему стремится, а ты, как вылетел из гнездышка — как в воду канул и пузырей не оставил. А мне за тебя, черта, что с завода отпустил, и сейчас шею мылят.
— Чище будет, — улыбнулся Иван.
— И так чистая, сколько ее мылили! Ну ладно, довольно о моей шее, поговорим о твоей. Как на новом месте-то?
— Ничего. Привыкаю.
— Ничего — пустое место! — засмеялся Рублев. — Привыкнуть трудно.
— Кому как!. Теперь на пустых местах-то вон что делают!
— Это верно… Делают, — согласился Рублев. — А я вот прирос к одному месту, почему-то никуда не тянет. И это, вероятно, плохо? — он вопросительно посмотрел на Ивана.
— Что хорошо, плохим не назовешь, — сказал Иван.
— Да, — в раздумье проговорил Рублев. — Я лучшего не искал, да и думать об этом некогда было: то одно, то другое. Заботы… От них не отмахнешься. Они как мухи: сгонишь одну, другая сядет.
— Вы меня совсем заговорили, — спохватился Иван. — Чай будем пить или покрепче что?
Рублев усмехнулся, на щеках задвигались ямочки:
— Чаем наслаждаюсь, когда делать нечего, к спиртному прикладываюсь по великим праздникам.
— Значит, чай?
— Значит, ни то, ни другое. Приехал по делу… С одним заказом горим, ты должен нас выручить.
— Не думаю, чтоб без меня с чем-то не справились.
— Бывает, что и не справишься. Свежая голова нужна. И не какая-нибудь, а рабочая, как твоя — с извилинкой.
— Захвалили!
— А ты не скромничай. Забыл разве: когда-то был незаменимым?
— В чем же? — удивился Иван.
Рублев лукаво улыбнулся:
— В пустяках.
— Ну и комплимент! — покачал головой Иван.
Рублев посмотрел исподлобья:
— А ты не смейся, я говорю о тех «пустяках», над которыми головы ломают, ищут их, да часто не находят.
— Нет, Федор Петрович, пустяк — всегда пустяк.
— Не для каждого. Пустяк открытия делает. Найти этот «пустяк» не так-то просто. Его часто ищут не там, где он лежит. А у тебя найти «пустяк» — особое чутье. Это твой дар!
— Вон оно что! За моим даром приехали… Да есть ли он у меня? Право, не знаю… — Иван пожал плечами.
Рублев приподнялся с дивана.
— Есть. Вот тут. — Он легонько стукнул Ивана по лбу.
— Что же нужно конкретно? — попытался говорить серьезно Иван.
— Помочь изготовить штамп, — посерьезнел и Рублев.
— Какой штамп? — заинтересовался Иван.
— Гибочный.
— Что гнуть-то?
— Конус.
— О, — воскликнул Иван, — это интересно!
— И очень сложно, — добавил Рублев и многозначительно поднял указательный палец. — Надо из легированной стали отштамповать две конусные половины, потом эти половины спаять, чтоб получился круглый конус.
— Дело тонкое, — согласился Иван. — И что же, у вас не получается?
Рублев развел руками, потом, немного подумав, начал объяснять:
— Ну, изготовить пуансон — дело простое, а вот матрица… Сделать конусный паз… Таких станков пока нет. А выпиливать его вручную… Метр длиною — сам понимаешь… На фрезерном станке, поскольку паз конусный, все время приходится ставить фрезы с иными диаметрами. А из-за переходов от одной фрезы к другой получаются выступы и зарезы. Вручную напильником их не выправишь, идеальный конусный паз не получится, — пояснил он и поглядел на Ивана. Он знал, что Буданов умел подходить к делу с какой-то неожиданной стороны, потом все удивлялись: как это просто! В общем, Рублев не помнил случая, чтоб Иван перед чем-нибудь в производстве встал в тупик.
— Так… — раздумывал Иван. — Надо сделать идеальный, сходящий на нет конусный паз в метр длиною? И ни вы, ни слесари не додумались, как это сделать? — Иван загадочно улыбнулся.
Рублев по этой улыбке, которую он хорошо помнил, догадался, что Буданов уже знает, как надо решать задачу.
— Что? Неужто уже докумекал? — спросил он, с восторгом глядя на Ивана. И подумал про себя: «Черт его знает, как это у него все так быстро выходит?»
— Конечно, — сказал Иван.
— Я так и знал. И, вероятно, опять какой-то пустяк?
— Самый сущий.
Федор Петрович с размаху ударил ладонью по своей коленке:
— Я же говорил: в пустяках ты незаменим. Интересно, какой же это все-таки «пустяк»? — полюбопытствовал он.
— Секрет фирмы! — засмеялся Иван. — Она не выдает секреты, все производит сама.
— Не валяй дурака! — прикрикнул Рублев. — Я вижу, ты хочешь поехать на завод, тогда не станем терять времени, поехали, я на директорской машине.
— Давно мечтал прокатиться именно в ней, — заулыбался Иван.
— Считай, твоя мечта осуществилась. — Рублев любовно похлопал Ивана по спине. — Поедем, поработаем. Помнишь, как во время войны? Ох, и чудеса делали!
Они стали быстро одеваться, словно соревнуясь друг с другом.
— Послушайте, — сказал Иван, когда они уже сидели в машине, — как же я буду работать? Совсем забыл… Видите, что у меня? — он показал забинтованную руку.
— Руки мы найдем, нужна голова, — отозвался Рублев.
Они разговаривали о заводе, вспоминали войну и не заметили, как пересекли чуть ли не всю Москву. Вахтер открыл заводские ворота, они подкатили к цеху. Иван вышел из машины, огляделся: вокруг все было до боли знакомое, родное. Он вздохнул и поспешил в цех.
Бывшие товарищи Ивана здоровались с ним, кивали ему, жали руку, хлопали по плечу. «Этот сделает», — слышал он одобрительные возгласы вслед.
Иван подошел к своему верстаку, провел рукой по его холодной поверхности. Слезы выступили у него на глазах. На верстаке стояли все те же тиски, с отшлифованными губками, которые он изготовил сам. Теперь здесь работал его бывший ученик — Миша Самсонов, двадцатипятилетний парень, окончивший десятилетку, с усиками и бакенбардами, с пышной шапкой волос.
— Ты что же, — сказал Иван, здороваясь с ним, — не тянешь? Или я плохо учил? Эх, Миша, Миша! — он покачал головой. — А я-то надеялся…
— Что поделаешь? — покраснел Самсонов. Он подвел Ивана к изготовленным матрицам и озабоченно проговорил: — Вот какая фиговина, Иван Васильевич…
Иван увидел зарезы фрез различных диаметров, которые по всей длине конусного паза образовали лесенку выступов. Их надо было убрать, как-то обработать. Улыбчивое лицо его стало серьезным.
— Свойство металла знаешь? — строго спросил он у Самсонова.
— Ну знаю… — ответил Самсонов, тряхнув копной волос. — А что?
— Пошурупь как следует.
— Шурупил уже.
— Значит, плохо шурупил. — Иван, повернувшись, поднял глаза на Рублева. — Надо сделать новый пуансон по размерам матрицы.
Обычно пуансон гибочного штампа делается меньше размеров матрицы на толщину материала штампуемой детали. И как только Иван сказал, что надо изготовить пуансон не такой, какой указан на чертеже, а по размерам матрицы, Рублев схватился за голову.
— Как же это нам не пришло на ум? — воскликнул он, уткнув указательный палец себе в лоб. — Вот он, пустяк-то! — На щеках его снова обозначились ямочки.
— Дошло? — проговорил Иван.