Страница 5 из 15
Дети приходили к нему, чтобы преодолеть травматический опыт, пищевое расстройство, девиацию в поведении или в умонастроении. Жизнь уже подвергла их тяжелым испытаниям, а они еще не владели орудиями самозащиты, не умели избегать ловушек, расставляемых реальностью. Пьетро Джербер хорошо знал, что часто отчаявшиеся родители или опекуны прибегали к гипнозу как к последнему спасительному средству. Поэтому теперь он испытывал неловкость, ведь ему приходилось рассматривать своих хрупких, несчастливых пациентов под таким неожиданным углом.
Сейчас единственным утешением служило то, что, слава богу, никто, выходя из кабинета, не взял из корзинки яблока с иголкой. Тем не менее, вместо того чтобы выбросить ее, гипнотизер воткнул иголку в воротник плаща: хотел показать Сильвии, спросить, что она об этом думает. Оставил как напоминание, до тех пор пока загадка не разрешится. Но пришел к выводу, что входную дверь нужно всегда держать на запоре.
Борясь с тревожными мыслями, Джербер свернул на улицу делле Оке, или Гусиную улицу, где, по причуде городской застройки, эхо до сих пор воспроизводило гогот гусей, давших ей название, ибо в старину на День Всех Святых здесь устраивали ярмарку и продавали этих птиц. Пройдя мимо роскошного палаццо четырнадцатого века и средневековой башни, принадлежавшей семейству Висдомини, он вышел на улицу делло Студио, где с 1860 года располагается универмаг Пенья. Первоначально то была химическая фабрика, которая со временем – неизвестно, как и почему – стала предлагать клиентам съестное. Так что наряду с москательным товаром, клеем и лаками там стали торговать разными деликатесами. Ребенком Пьетро Джербер заходил сюда с синьором Б., и случалось, к примеру, так, что отец покупал воск, чтобы натереть рамы картин, а в результате они возвращались домой с пакетиком вкусных карамелек, наполненных сладким ликером.
Проходя мимо магазина, Джербер подумал, что там наверняка найдется что-нибудь, чему Сильвия обрадуется, равно как и цветам.
Чуть позже ему упаковали подносик с сырокопченой сиенской ветчиной и овечьим сыром, выдержанным в соломе. Приятный сюрприз для жены: он вернется раньше обычного, нагруженный неожиданными дарами. И они вместе откроют бутылку «Брунелло».
Вечер обещал быть чудесным.
Джербер считал, что такие попадания в точку необходимы для того, чтобы поддерживать на плаву даже самый счастливый брак. Как и у всех пар, за почти пять лет у них с Сильвией случались взлеты и падения, но ничего такого, чего нельзя было исправить. До «случая Холл». Так они это называли, держась на безопасном расстоянии от событий, поставивших под угрозу их отношения. В ту пору Джербер удалил от себя жену и сына, но только чтобы защитить от вторжения в их жизнь таинственной пациентки, единственной взрослой, какую ему когда-либо приходилось лечить. Но Сильвия оказалась более зрелой и ответственной, чем он, и с присущими ей дальновидностью и силой воли совладала с кризисом, не позволив их браку разбиться вдребезги.
Когда тем вечером, воодушевленный самыми радужными перспективами и преисполненный лучших намерений, Пьетро Джербер переступил порог своей квартиры, его встретило нечто неожиданное.
В прихожей стояла ваза с желтыми тюльпанами, точно такими, какие он сжимал в руках.
Пока он спрашивал себя, как это возможно, его настиг царящий в доме холод и непроницаемая тишина. Его окружала пустота. Одно за другим подступали сомнения; Пьетро растерялся. Почему никого нет? Куда все подевались? Что случилось? Потом из темноты ему навстречу выскочил с немым воплем призрак горестной действительности.
С тех самых пор, как он отправил их прочь, Сильвия с Марко так и не вернулись.
5
Насильственное подавление воспоминаний – крайне опасная техника самогипноза. Главным образом потому, что она приносит лишь временное облегчение.
Каждое утро, перед тем как выйти из дома, Пьетро Джербер подвергал себя остранению: путем определенных дыхательных упражнений можно заставить разум устранить причину боли, запереть ее поглубже, в дальнем уголке сознания. Это не всегда получалось. Но то был единственный известный Джерберу способ обходиться без лекарств, психотропных или антидепрессантов, которые не позволили бы ему успешно продолжать работу с пациентами.
«Я сам принес цветы и поставил их в вазу. Вчера вечером», – сказал он себе, припоминая.
Потом вошел в квартиру со сводчатыми, покрытыми фресками потолками, расположенную в старинном здании исторического центра. Пока он в полумраке проходил по пустым комнатам, вся истина по частям всплывала на поверхность. Сильвия переехала в Ливорно, потребовала и получила развод, а теперь жила с новым другом. Их отношения остались уважительными, но свелись к минимуму. Суд постановил, что Джербер может забирать сына к себе на выходные два раза в месяц. Но, заметив, что ребенок чувствует себя скованно рядом с отцом, что ему не по себе в этом старом флорентийском доме, Пьетро с согласия уже бывшей жены решил ограничиться воскресными визитами.
Причиной всему стала Ханна Холл.
С ее появлением весь жизненный уклад Пьетро Джербера разлетелся на куски. То был настоящий взрыв, но в замедленной съемке, поэтому он мог наблюдать, минута за минутой, за тем, что творится вокруг него, но не мог ничего остановить. И что хуже всего, Ханна Холл канула в небытие, прежде чем Джерберу удалось получить от нее все ответы. Гипнотизер остался с повисшими в воздухе вопросами, которые преследовали его.
Окалиной, оставшейся после взрыва, стало глухое одиночество.
Джербер выбросил тюльпаны в мусор и открыл бутылку вина. Захватив подносик с ветчиной и сыром, из последних сил приплелся в гостиную, забился в угол дивана и включил видеомагнитофон.
Сильвия купила на барахолке старую видеокамеру и вбила себе в голову, что семейная хроника должна иметь такое же разрешение, такие же цвета, что и в девяностые годы, когда они с Пьетро были детьми. Видеокассета, предназначенная для Марко, в конце концов досталась Джерберу: единственная реликвия большой, как тогда казалось, любви.
Он каждый вечер смотрел этот фильм. Без звука: было не так больно.
Жалкие сорок пять минут фрагментов. На пленку были записаны какие-то дни рождения, воскресные поездки, отпуск на море, Рождество. Все это вырывалось из ускользавшего времени, пока видеокамера не сломалась окончательно и бесповоротно, как и все остальное.
Кто-то другой счел бы такие просмотры пыткой, которой легко избежать. Глядя в экран, Джербер уже не питал несбыточного желания вернуть все, как было. На этих кадрах гипнотизер раз за разом искал некую незамеченную деталь, некий знак, указывающий на грядущий разлад, допущенную ошибку, трещину, предвещающую крушение. Как будто бы все это можно было исправить прямо там, в прошлом; как будто бы он владел магической формулой, позволяющей поворотить время вспять.
Пьетро Джербер знал причину крушения своего брака, ее не было на видеозаписи, что также было ему хорошо известно, хотя он и не желал себе в этом признаться.
Поэтому ему достаточно было раз за разом предостерегать людей, которые улыбались с экрана. Предупреждать себя самого, и Сильвию, и Марко о том, что должно случиться, чтобы они трое могли спастись и оставаться счастливыми хотя бы там, на пленке.
Начать сначала. Не это ли он все время твердит своим юным пациентам? Вот и Лавинии недавно втолковывал, что необходимо вернуться назад. Но у самого не хватало духу, и когда он самогипнозом отматывал свою память, словно пленку на видеокассете, то останавливался за секунду до того, как все начинало рушиться.
Потому что хотел до бесконечности переживать не прошлое, а тот самый момент. Момент совершенного счастья.
Он съел все, что принес с собой, не отрывая взгляда от телевизора, позволяя алкоголю мало-помалу приглушать тоску, чтобы зрелище становилось терпимым. Сколько раз, опять пришло ему на ум, он сидел на этом самом месте и ждал, когда Сильвия вернется из комнаты Марко, уложив его спать. Ее приближающиеся шаги в полутемном коридоре, ее появление на пороге. Он часто подзывал ее к себе под каким-нибудь предлогом, и они занимались любовью прямо тут, посреди этих подушек. Торопливо, боясь, что сынишка проснется и помешает им. Сейчас он вообразил, как отводит волосы с ее затылка, припадает к теплой шее, впивается в плоть долгим поцелуем. Увидел, как жена запрокидывает голову, прикрывает глаза, отдается его ласкам. Представил, как расстегивает на ней блузку, ласкает грудь. Почувствовал, как ее рука проникает за ширинку; их дыхание сливается. Но когда в этой фантазии Сильвия повернулась к нему, ища его губы, то была уже не она.