Страница 5 из 11
А у меня их три!
И теперь я вся как на иголках, но в предвкушении прохожу вглубь палаты, стараясь не смотреть на красивого наглеца.
Но взгляд всё равно приковывается к пустой постели.
Останавливаюсь неподалёку от двери.
Сбежал, что ли?
– Ты сегодня припозднилась, – звучит над самым ухом. Я вздрагиваю и, взвизгнув, как мышка, вся сжимаюсь. Даже металлический поднос падает на пол. Я его вообще взяла как щит для защиты от него.
И замешкавшись, попадаю в его ловушку.
Ладонь на талии вызывает мириады мурашек. И тянущее чувство в груди.
– Испугалась?
Поднимаю резко взгляд, встречаясь с серо-карими бездушными глазами.
– Я бы на вас посмотрела в этой ситуации…
Мои пальцы уже обхватывают его ладонь в надежде убрать её. Опять эта странная реакция. Бесит она меня.
Как и этот взгляд, вызывающий дрожь.
И его губы, шепчущие:
– Вчерашняя девчонка была скучная. И покладистая. Сразу легла ко мне в койку.
– Что?.. – выдыхаю.
Да быть того не может! Вчера на смене была Настя.
По ней не скажешь, что она готова…
Но нет! Не это сейчас важно!
– Вы что, в этой палате?.. – голос на мгновение обрывается. Мало того, что он сделал это в неподходящем месте, так ещё и… с какой-то девушкой.
Ревность пестрит, распускаясь, прямо как павлиний хвост.
– Вы – мерзкий человек, – выдаю, не стесняясь.
А он, резко нахмурившись, отворачивает меня от себя. Делает шаг вперёд, вжимая меня в стену животом. Пальцами впивается в запястья, несильно заламывает мои руки и, впечатав в стену, касается губами уха.
И опять тело реагирует неправильно. Натягивается как тетива, готовая к любой манипуляции мужчины.
Горячий воздух летит на кожу вместе со словами:
– Не беспокойся. Она меня не вставила. Слишком быстро согласилась.
В животе что-то лопается.
Облегчение? Да ну!
Плечи опускаются вниз, а я на мгновение успокаиваюсь.
Снова напрягаюсь, когда понимаю, что что-то мокрое растекается в районе пупка.
Да нет… Не может быть.
Дёргаю руками, а они крепко сцеплены за спиной.
Не прошу меня отпустить. На адреналине наступаю ему на ногу, толкаюсь бёдрами и вырываюсь, когда хватка слабеет от удивления. Как можно быстрее отдаляюсь от него.
Испугано тянусь ладонью к карману. Рубашка влажная…
Смотрю вниз – по форме растекается небольшое пятно. А в кармане хрустят осколки ампул…
Какого чёрта они разбились?! От какого-то толчка в стену?
– Спасибо, – выпаливаю в защитной реакции. Поднимаю гневный взгляд на равнодушного мужчину.
Опять у меня из-за него проблемы. Вчера, теперь сегодня. И чувствую, если не объясню начальнику, что это случайность, то мне капец.
Сжимаю ладони в кулаки и, оставив поднос в помещении, выбегаю из палаты с бурлящей яростью и несусь от Бодрова как можно дальше.
***
Грёбаный день. Он когда-нибудь закончится?
Кажется, сегодня всё идёт против меня. Разбила ампулы. А теперь не могу найти их. Выложила, дура, из кармана, положила на маленький металлический поднос. И пока переодевалась… он куда-то пропал.
Я начинаю сходить с ума.
Я же достала осколки, да? А не закинула их вместе с рубашкой в стиральную машинку, заболтавшись с заведующей прачечной?
Запускаю пальцы в волосы. Совсем поплыла… Устала, заработалась, ещё и Бодров добивает.
А буквально через час моих поисков… меня на ковёр вызывает Иванов.
Как на иголках дохожу до его кабинета.
Плохое предчувствие подкралось незаметно и стойко засело в груди.
Я уже знаю, что сейчас будет.
– Ярина, – опасно начинает, щурясь так, что напоминает мне хитрого лиса, – у тебя сегодня ничего не пропадало?
Уже узнал…
– Отчётность вечером будет в полном порядке?
Вжимаю голову в плечи.
– Я сейчас всё объясню.
– А мне не надо объяснений! – вдруг начинает орать, возвышаясь надо мной. Хочется машинально превратиться в букашку. На меня так отец орёт при каждой встрече. – Почему я узнаю о пропаже препарата от Насти, и она же приносит мне пустые ампулы от него, а?!
Значит, Настя. Овца, блин, вечно завидующая.
– Это вышло случайно, – говорю через силу. – Вещество пролилось. Никто ничего не украл, в чужие руки не попало. А стекло… разбилось. Я не представляю как. Я немного ударилась. Вы же сами знаете, какие они хрупкие…
– Случайно ты мозги дома забыла! – опять начинает с наездом. Прячу ладони за спиной и чуть ли не выламываю себе пальцы.
Ненавижу, когда на меня кричат… Но уже так привыкла, что стойко вывожу это, впиваясь в плоть ногтями.
Молчу. Ничего не говорю.
Толку? Он всё равно не услышит.
– Блядь, и вот что ты молчишь? – хватает меня одной рукой за грудки. Меня передёргивает, от испуга вышибает воздух из лёгких. – Думаешь, это шутки? Ты, дура с золотой ложкой во рту, уволившись, побежишь к папочке за деньгами, а нам что делать?! Ты проблемы не себе создаёшь, а нам!
В один момент я так абстрагируюсь, лишь бы не реагировать на его крик, что не замечаю, как он вдруг поднимает руку и замахивается.
Смотрю на это всё огромными глазами и непонимающе хлопаю ресницами.
Зажмуриваюсь и не могу открыть глаза даже тогда, когда дверь ординаторской чуть скрипит, а Иванов рядом вздрагивает. Его ладонь вдруг настигает моего плеча. Спокойно ложится, не ударяя.
И в одну секунду, услышав знакомый голос, я всё же открываю глаза, заметив серые беснующиеся омуты. И эти манящие греховные губы, чётко проговаривающие:
– Низко вымещать злость на девушке. Вашу хрень разбил я.
Глава 6
– Мирон Дмитриевич, мы понимаем, что Ярина на данный момент ближе всех к вам, но это не повод её защищать…
– Я не защищаю, – мужчина наклоняет голову набок, всё ещё вызывая во мне удивление. Оцепенела, даже пошевелиться не могу. – Их разбил я, когда пытался трахнуть вашу медсестру. Вам так понятнее?
Глаза на лоб лезут.
Он вообще знает, что такими вещами… не делятся с посторонними?
Иванов, кажется, тоже в шоке.
– Понятно, но…
– Ясно, – сухо и недовольно летит от него. Вонзает взгляд в меня. – Выйди. И принеси мне поесть в палату.
Я не сразу понимаю, что он обращается ко мне.
– Ну, чего встала? – повторяет мне с наездом.
Я не знаю, зачем и для чего он это делает, но от какого-то испуга и неизвестности семеню на выход.
Выбегаю в коридор, закрываю за собой дверь ординаторской. И решаю не подслушивать, а сделать так, как он говорит. Отношу ему в палату уже приготовленный обед. Застилаю постель, чтобы успокоить нервы, и не знаю, что ему потом сказать.
Вопросов у меня много. Как и эмоций.
Дверь с еле слышным шорохом открывается. Его услышать тяжело, но сейчас я на нервах.
Наблюдаю за вошедшим в палату Бодровым. Только сейчас понимаю, почему он такой живой и активный после аварии. Фамилии соответствует.
– Скучала? – отчего-то улыбается. Впервые вижу именно улыбку, а не усмешку. И… это очень красиво. Настолько, что я теряюсь. И если хотела до этой секунды бурно напасть на него с вопросами и претензиями, что могу и сама со всем справиться, то сейчас всё идёт по одному месту.
И вместо ярких эмоций тихо, чувствуя неловкость, выдаю:
– Зачем вы это сделали?
Хмыкает.
– Неделя пребывания в этом месте сведёт меня с ума. Если тебя уволят – будет прискорбно.
– Так вам весело…
Я знала это и до нашего разговора. Так почему становится так плохо?
Мирон делает шаг вперёд, надвигаясь на меня. Останавливается рядом, позволяя ощутить запах его тела и шампуня. Прекрасный аромат настоящего мужчины…
Поднимет ладонь, касается пальцами тёмной пряди, выбившейся из хвоста.
– Отчасти.
Не шевелюсь, задержав дыхание.
Нужно убрать его пальцы, но не могу.
– Зато тебя не уволят.
Здесь он прав. Но… не хочется мне после этого оставаться под кураторством Иванова. Он похож на моего отца, когда кричит. А я его не перевариваю.