Страница 70 из 82
Говорят, что в его университетские годы он проводил больше времени за чтением житий святых, чем за посещением лекций, хотя учился превосходно. Он именно “изучил и выучил” православных святых на университетском уровне: усвоил их миропонимание и их житейскую ориентацию, вошел в их психологию, изучил разновидности их деятельности и подвига, и молитвенного делания, словом, всей душой полюбил их и проникся их духом. “Изучая светские науки, — говорит он в том же вышеупомянутом слове, — я все больше углублялся в изучение науки из наук, в изучение духовной жизни”. Приложив все усилия, он сподобился тому, что ему открылись духовные глаза и душа уязвилась жаждой приобрести истинную цель и путь жизни во Христе. Тогда он с пылкостью юности начал подвижничать, взяв на себя неимоверно тяжелый подвиг столпничества, который в протяжении всей его жизни у него сливался с другими образами подвига, так что, как явствует из его собственного жития, он был и суровым аскетом, и любящим пастырем-сиропитателем, целителем-бессребреником и апостолом — миссионером, глубоким богословом, тайновидцем-юродивым и святителем вселенского значения.
2. Инок Иоанн
Харьковская местная церковная жизнь давала юному Михаилу воспитательные соки благочестия. В Успенском соборе хранились чудотворные иконы Божией Матери “Озырянской” и “Елецкой”, привлекавшие многолюдное почитание. В особой усыпальнице почивал праведник чудотворец архиепископ Мелетий (Леонтович), предузнавший свою кончину в 1841 году. Там ему читали псалтырь, служили панихиды и помазывали от елея из лампады на его гробнице, где в 1918 году совершилось одно нашумевшее чудо, записанное владыкой Иоанном. Святитель Мелетий при жизни нес молитвенный подвиг борьбы со сном, проводя ночи, стоя неподвижно с поднятыми вверх руками, никогда не ложась в кровать. Сильно полюбил Михаил этого Святителя и, видимо, начал ему подражать, что впоследствии подтвердилось сходством с ним, ибо владыка Иоанн сорок лет нес тот же подвиг ночного бодрствования, никогда не ложась на кровать, так же предузнал свою кончину и, подобно святителю Мелетию, почивал посмертно под собором в усыпальнице, где часто пелись панихиды, читается псалтырь над его гробом всеми теми, кто просит его помощи. Эта усыпальница являлась частицей Святой Руси, перенесенной в современную Америку.
В Харькове священствовал высокой духовной жизни отец Николай Сангушко-Загоровский, впоследствии сподобившийся исповеднического подвига, которого юный Михаил хорошо знал. Но вскоре благочестивая жизнь самого Михаила стала очевидна даже в те годы, так что правящий архиепископ Антоний (Храповицкий), один из выдающихся церковных лиц того времени, позднее митрополит и один из кандидатов в патриархи, нашел желательным познакомиться с ним и приблизить юношу к себе, руководя его духовным развитием, о чем сам владыка Иоанн оставил целое повествование.
Во время гражданской войны, вместе с родителями, братьями и сестрой, Михаил был эвакуирован в Югославию, где поступил в Белградский университет и окончил богословский факультет в 1925 году, зарабатывая на существование продажей газет. Горячо им любимый владыка Антоний оказался тоже заграницей и теперь стал Первоиерархом Зарубежной Церкви, и Михаил оставался с ним в контакте. В 1924 году в русской церкви в Белграде он был посвящен в чтецы самим Митрополитом, а через два года в Мильковском монастыре им же был пострижен в монахи и посвящен в иеродиаконы, причем с именем его дальнего родственника святителя Иоанна Тобольского. На Введение во Храм Пресвятыя Богородицы юный инок стал иеромонахом. В эти годы он был законоучителем в Сербской Государственной гимназии, а с 1929 года стал преподавателем и воспитателем в сербской семинарии Охридской епархии в городе Битоле, так называемой “Богословии” святого Иоанна Богослова. И тут впервые открылась его дивная жизнь.
3. Битольский праведник
Охридской епархией в то время управлял епископ Николай (Велимирович) — сербский Златоуст, известный проповедник, поэт и вдохновитель народно-просветительного движения. Он очень ценил и любил молодого иеромонаха Иоанна, не раз говоря: “Если желаете увидеть живого святого, пойдите в Битоль к отцу Иоанну”. И действительно, стало очевидным, что это был совершенно особенный человек. Он постоянно и беспрерывно молился, ежедневно служил Божественную литургию, строго постился, ел только один раз в день поздно вечером, никогда не гневался и с особой отеческой любовью вдохновлял студентов высокими христианскими идеалами. Студенты первыми обнаружили его великий подвиг аскетизма: они заметили, что он не ложится спать и что, когда все засыпали, он по ночам начинал ходить по общежитию, осеняя крестным знамением спящих; кому поправит одеяло, кого потеплее укроет, делая это, углубясь в Иисусову молитву. Наконец, убедились, что он не спал на кровати, и если засыпал, то только когда от изнеможения его сковывал сон во время земного поклона в углу под иконами. Шалуны даже кнопки клали ему под простыни, дабы убедиться, ляжет ли он на кровать. Много лет спустя он сам признался, что со дня его иноческого пострига он не спал лежа на постели.
Такое самоумерщвление очень редко, так как крайне тягостно. Великий основатель киновийных монастырей преп. Пахомий Великий, когда получал правила монашеского жития от Ангела, услыхал следующее по поводу сна: “Спать братия не должны лежа, но пусть устроят себе седалища с отлогими задниками и спят на них сидя” (правило 4).
На Охридском озере в монастыре преп. Наума находились чудотворные мощи преп. Наума Охридского, ученика и сподвижника-миссионера свв. Кирилла и Мефодия. Иеромонах Иоанн очень чтил этого Святого, который считается особенно скорым целителем душевнобольных. Со святой иконой преп. Наума он ходил по больницам и читал молитвы над больными, что делал впоследствии и в Китае над китайцами. За несколько дней до своей кончины он без всякой видимой причины снял со стены в своей домовой церкви в Сан-Франциско иконы преп. Наума и св. Иоанна Крестителя и положил на аналое посреди храма. Через несколько дней, увидав иконы, все поняли значение выноса этих икон — в канун памяти преп. Наума Владыка умер, а погребен был в день Рождества Иоанна Предтечи.
По просьбе местных греков и македонских прихожан служил он Божественную литургию на греческом языке и очень этим их к себе расположил. Его известность росла, и в 1934 году было решено возвести его в епископы. Но сам он был далек от этого: когда его вызвали в Белград, ему и в голову ничего подобного не приходило, как это видно из рассказа одной его знакомой по Югославии. Как-то встретившись с ним в трамвае, спросила, по какой причине он в Белграде, на что он ответил, что приехал в город, так как по ошибке получил сообщение вместо какого-то другого иеромонаха Иоанна, которого должны были посвятить во епископы. Когда же на другой день она опять его увидала, то он сообщил ей, что, увы, ошибка оказалась хуже, чем он ожидал, ибо именно его решили посвятить во епископа. Когда воспротивился, выставляя свое косноязычие, то ему коротко сказали, что и пророк Моисей имел такое же затруднение.
Посвящение состоялось 28–го мая 1934 года. Владыка был последним и самым великим из целого сонма епископов, посвященных митрополитом Антонием, и исключительно высокое уважение, которое этот маститый Иерарх имел к новому епископу, он выразил в письме к архиепископу Димитрию на Дальний Восток. Отказываясь от предложения уйти на покой в Китай, он писал: “Друг, я уже настолько стар и слаб, что не могу думать ни о каком путешествии, кроме путешествия на кладбище… Но вместо себя самого я, как мою душу, как мое сердце посылаю к Вам владыку епископа Иоанна. Этот маленький, слабый человек, почти ребенок с виду, является каким-то чудом аскетической стойкости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления!”
В своем “Слове при наречении” владыка Иоанн говорил о высоких целях пастырства в наше время. По меткому замечанию одной инокини, в своем “Слове” он начертал себе целую программу, и в течение своей жизни ее в точности исполнил. Новый епископ назначался в Шанхайскую епархию, в тот край, куда два века ранее посылал первую православную миссию его прадядя митрополит Тобольский Иоанн (Максимович). Максимовичу старшему Бог судил послать ранние лучи благодатного учения Солнца Правды — Христа, а Максимовичу младшему Бог судил там просиять Христовой святостью, как бы в подтверждение истинности православного учения, и потом уже стать свидетелем заката Христианства в странах “Восходящего солнца”.