Влюбленные женщины

– Изучаете соцветия? – спросил он, беря с ближайшей парты сережки орешника. – Они уже такие? Не обращал на них внимания в этом году.

Беркин внимательно рассматривал кисточку орешника.

– И красные тоже есть! – сказал он, глядя на малиновое мерцание женских цветков.

Он прошел по классу, проверяя тетради учеников. Урсула следила за его сосредоточенными действиями. Спокойные движения мужчины усмиряли бешеное биение ее сердца. Она стояла словно зачарованная, глядя, как он движется в каком-то другом по отношению к ней мире. Его присутствие было таким ненавязчивым, что казалось своего рода пустотой в классном пространстве.

Неожиданно он поднял на нее глаза, и от звука его голоса ее сердце забилось сильнее.

– Дайте им цветные карандаши, – сказал Беркин. – Тогда ученики смогут женские цветки раскрашивать красными, а двуполые – желтыми. Я пошел бы по простому пути – только красный и желтый цвета. Очертания тут не очень важны. Здесь нужно подчеркнуть главное.

– У меня нет цветных карандашей, – ответила Урсула.

– Где-то должны быть. Нужны только красные и желтые.

Урсула отправила на поиски одного из учеников.

– Тетради от этого станут неряшливее, – заметила она, густо краснея.

– Ненамного, – возразил Беркин. – На такие различия следует непременно обращать внимание. Нужно всегда подчеркивать факт, а не субъективные впечатления. А что здесь факт? Красные остроконечные тычинки женского цветка, свисающие желтые мужские соцветия, желтая пыльца, перелетающая с одних на другие. Зафиксируйте этот факт на картинке, подобно тому как ребенок рисует лицо – глаза, нос, рот, зубы, вот так… – И он стал рисовать на доске.

За стеклянными дверями класса замаячила еще одна фигура. То была Гермиона Роддайс. Беркин пошел и открыл ей дверь.

– Увидела твою машину, – сказала ему Гермиона. – Не возражаешь, что я отыскала тебя? Ужасно захотелось увидеть, как ты работаешь.

Она остановила на нем долгий интимный, игривый взгляд и издала короткий смешок. И только потом повернулась к Урсуле, наблюдавшей вместе со всем классом эту маленькую сценку между любовниками.

– Здравствуйте, мисс Брэнгуэн, – тихо проворковала Гермиона в своей странной певучей манере, которую можно было принять за иронию. – Вы не против моего присутствия?

Серые глаза насмешливо изучали Урсулу, словно Гермиона ее оценивала.

– Конечно, нет, – ответила Урсула.

– Вы уверены? – повторила Гермиона невозмутимо и даже с какой-то наполовину наигранной издевкой.

– Естественно. Я буду рада, – рассмеялась Урсула, слегка взволнованная и смущенная тем, что Гермиона принуждает ее согласиться и стоит слишком близко, словно они подруги, а какие они подруги?

Именно такого ответа и ждала Гермиона. Удовлетворенная, она повернулась к Беркину.

– Чем ты занимаешься? – проворковала она с притворным интересом.

– Соцветиями, – ответил он.

– Правда? – воскликнула Гермиона. – А что ты о них знаешь? – Все это произносилось ею в насмешливой, слегка дразнящей манере, как будто вся затея была игрой. Она тоже взяла в руку веточку с кистью, как бы желая понять источник интереса Беркина.

Гермиона странно смотрелась в классной комнате в своем широком поношенном плаще из зеленоватой ткани с рельефным тускло-золотистым узором. Стоячий воротник и подбивка плаща были из темного меха. Под плащом – платье из дорогой ткани цвета лаванды, тоже отделанное мехом, на голове аккуратная маленькая шляпка из тусклого зеленовато-золотистого материала и меха. Высокая Гермиона производила странное впечатление; казалось, она сошла с холста новомодного экспериментального художника.

– Ты видела красноватую завязь, из которой потом вырастают орехи? Когда-нибудь обращала на нее внимание? – спросил ее Беркин и, подойдя ближе, показал сережку на ветке, которую Гермиона держала в руке.

– Нет, – ответила она. – А что она собой представляет?

– Вот эти маленькие цветки дают семена, а длинные сережки – пыльцу, опыляющую цветки.

– Опыляющую цветки! – повторила Гермиона, внимательно разглядывая кисть.

– Вот из этих маленьких красных точек завяжутся орехи – при условии, что на них попадет пыльца с сережек.

– Маленькие язычки пламени, маленькие язычки пламени, – тихо пробормотала Гермиона. Некоторое время она молча рассматривала крошечные бутончики, в которых трепетали красные тычинки.

– Разве они не прекрасны? Я думаю, прекрасны, – говорила она, придвигаясь ближе к Беркину и указывая на красные волоски длинным белым пальцем.

– Ты никогда не замечала их раньше? – спросил Беркин.

– Никогда, – ответила она.

– А вот теперь ты никогда не пройдешь мимо, – сказал он.

– Теперь я всегда буду их видеть, – повторила Гермиона. – Большое тебе спасибо, что показал. Они такие красивые – маленькие красные язычки…

Ее интерес был необычным, граничащим с восторгом. Она забыла и о Беркине, и об Урсуле. Маленькие красные цветочки мистическим образом ее заворожили.

Урок окончился, тетради собрали, и классная комната наконец опустела. А Гермиона все сидела за столом, подперев руками подбородок, устремив ввысь свое узкое бледное лицо, и ничего не замечала вокруг. Беркин подошел к окну, глядя из ярко освещенной комнаты на серый бесцветный мир по другую сторону стекла, где моросил бесшумный дождь. Урсула убирала в шкаф учебный материал.

Через некоторое время Гермиона поднялась и подошла к ней.

– Это правда, что ваша сестра вернулась домой? – спросила она.

– Да, – ответила Урсула.

– И что, ей нравится в Бельдовере?

– Нет.

– Удивительно, что она сразу же не сбежала. Чтобы вынести уродство здешних мест, требуется призвать на помощь все свое мужество. Приезжайте ко мне в гости. Приезжайте погостить вместе с сестрой в Бредэлби.

– Большое спасибо, – поблагодарила ее Урсула.

– Тогда я пришлю вам приглашение, – сказала Гермиона. – Как вы думаете, ваша сестра согласится приехать? Я буду рада. Я в восторге от нее. И нахожу некоторые ее работы изумительными. У меня есть две трясогузки, вырезанные ею из дерева и раскрашенные, – может быть, вы их видели?

– Нет, – ответила Урсула.

– Они необыкновенны – результат яркой вспышки вдохновения…

– Ее деревянные миниатюры действительно очень необычны, – согласилась Урсула.

– Поразительно красивы, полны первобытной страсти…

– Удивительно, что она так предана миниатюре. Она постоянно создает маленькие вещички, которые можно держать в руках, – птиц и мелких животных. И любит смотреть в театральный бинокль не с того конца, ей хочется видеть мир уменьшенным. Почему это, как вы думаете?

Гермиона свысока окинула Урсулу долгим бесстрастным оценивающим взглядом, взволновавшим молодую женщину.

– Действительно любопытно, – отозвалась наконец Гермиона. – Возможно, мелкие вещи кажутся ей более утонченными…

– Но ведь это не так. Разве можно сказать, что мышь утонченнее льва?

Гермиона вновь надолго остановила на Урсуле задумчивый взгляд; казалось, она следит за развитием собственной мысли, не очень прислушиваясь к собеседнице.

– Не знаю, – ответила она. И тут же вкрадчиво пропела, подзывая мужчину: – Руперт, Руперт!

Беркин молча подошел к ней.

– Мелкие вещи утонченнее крупных? – спросила она со сдержанным смешком, как бы задавая вопрос в шутку.

– Понятия не имею, – ответил он.

– Ненавижу утонченность, – заявила Урсула.

Гермиона медленно окинула ее взглядом.

– Вот как? – сказала она.

– Утонченность всегда казалась мне признаком слабости, – с вызовом, словно ее престиж оказался под угрозой, объявила Урсула.

Но Гермиона ее не слушала. Внезапно она нахмурилась и, задумавшись, насупила брови; казалось, ей трудно заставить себя заговорить.

– Руперт, ты действительно так считаешь, – начала она, словно не замечая присутствия Урсулы, – ты действительно считаешь, что это стоит делать? Стоит пробуждать у детей сознание?

По лицу Беркина пробежала тень, он с трудом сдержал ярость. У него были впалые щеки и неестественно бледное лицо. Эта женщина задела его за живое своим серьезным вопросом о самосознании.