Левиафан

    - Из того, что я прочла в дневнике Барбары, мне стало ясно одно - её фактически подложили под Дже Мина. Годами готовили для того, чтобы она стала его женщиной. И это похоже на какую-то дикую ересь, которая не укладывается у меня в голове.

    Каждое слово, сказанное об этом ублюдке заставляло в моей груди рождаться новый узел из ярости, однако он развязывался тут же, как моего слуха касались отголоски его криков в Клетке. Агония, с которой дохла эта скотина, позволяла хотя бы немного утолить собственную.

    - Ты не дура, Куколка. И понимаешь, что не всё так просто. Если на теле макаронницы было клеймо, и её готовили к тому, чтобы отдать своё начало одному мужчине, значит все остальные жертвы, совершенно точно если не готовились к этому так же, то их девственность была просто продана. Остаётся вопрос зачем ты и твой пёс скорпионам?

    "Я совершенно точно не мог перейти дорогу арабам. Если бы искали меня, это были бы монголы и клан волчьей крови, который помогал твари Тумэру торговать беженцами."

    Моника опять затянулась и отдала мне сигарету, которую я спокойно снял с её пальцев и сделал тягу.

    - Начало? Как это понять? - Куколка спросила и обернулась ко мне, развеяв мысли в голове, а я только холодно усмехнулся.

    - В нашей культуре и религии, самым страшным грехом для женщины когда-то считалась смерть будучи девственницей. Это значило, что девушка потеряла жизнь, так и не послужив мужчине, Куколка.

    - Что? - Моника скривилась, а потом и вовсе хохотнула покачав головой, - Почему я не удивлена, - холодно и ехидно закончила, допив свой бокал залпом. 

    - А что в этом такого? - я опять сделал глоток вина, и прищурился смотря на то, как красная полоска заката становится насыщенней и гаснет, как тлеющий уголь костра, под натиском ночи.

    - Ничего, кроме унижения женского достоинства, - отрезала жёстким тоном, а я вскинул брови вверх и ухмыльнулся опять, потушив сигарету о коварные перила. 

    - Значит, любить только одного человека всю жизнь и отдать себя только ему - это унижение достоинства? - в моей груди будто встало дыхание и сковало голос, он огрубел, став глухим.

    - А ты веришь в подобное? - послышался совершенно серьезный вопрос, - Ты действительно веришь, что подобная любовь возможна?

    "Верю ли я?" - в голове послышался безумный голос мертвеца, который шептал и душился слезами.

    - Нет. Не верю, Куколка. Я верю только в беспорядочный и влажный секс с горячей Куколкой, - игриво и безумно ответил, специально солгав, - Такой, чтобы дыхание выбивалось криками из женского горла, с дрожью по всему телу, начиная от сочных бедер и заканчивая алебастровой, покрытой каплями пота кожей. Я жрал бы её ртом, как голодный зверь. Вгрызался бы и пил, как больной дегенерат, который хочет поглубже засадить и почувствовать, как тугая и влажная плоть смыкается в спазмах вокруг моего члена.  Слизывал бы пот с горячего тела и заставлял его дрожать в конвульсиях от волн оргазма раз за разом, - мой голос звучал как грубый вкрадчивый шепот, который Моника ловила одним только взглядом, застыв, -  Трах, просто жёсткий и безжалостный, так чтобы член стонал не хуже девки, которая его принимает. А потом просит ещё... и ещё. Вот, во что я верю, Моника, - закончил, смотря ей прямо в глаза и на выдохе. С ехидной ухмылкой, замечая как глаза Куколки остекленели, а взгляд стал жёстким и жестоким.

    "Правильно, Куколка. Не надо жалости. Я не тот, кто заслужил подобное. И теперь ты это знаешь... и видишь совершенно ясно."

    - Вылет завтра в полдень! - Моника холодно отвела глаза в сторону и поднялась, допивая уже с горла остатки вина в бутылке, - Советую не сидеть на бетоне долго. Можно отморозить достоинство, потом нечем будет принять священное начало. 

    Я закрыл глаза и лишь покачал головой, с холодной улыбкой добавив:

    - Тетрадочку макаронницы оставь. Я решил почитать страшные сказки на ночь. Это бодрит, и как ни странно помогает уснуть.

    Справа упала тетрадь, а следом послышался хлопок двери ванной комнаты и звук шума от включенного душа. Я взял в руки черную, тонкую и пошарпанную тетрадь.  Снова подкурив, зажал сигарету в зубах, только на секунду уловив запах цветов, которыми был усыпан весь крохотный балкон.

    - Здесь очень не хватает твоего гибискуса, Ми Ран, - пробасил делая тягу, играя фильтром в зубах, и выдыхая дым через нос, - Итак, госпожа Монтанари. Кто же продал вашу невинность? Ставим ставки.

    Раскрывая пошарпанную от времени тетрадь, первое что меня удивило - дубляж названия и первых строк на английском. Итальянка, которая вела дневник, словно ждала, что его прочтут. Я достал сотовый и спокойно включил обычную программу поисковика по переводу. Начал читать латынь, которую знал со школьного курса и зацепился взглядом за фразу, заставившую меня прищуриться и не полениться перевести всю страницу.

    И покуда я это делал, всё больше понимал, что принял правильное решение, предложив Куколке задержаться в этом виноградном оазисе.

       "Отец наставник говорит, что наша миссия священна. Что мы чисты и в этом наша сила. Что мы должны послужить высокой цели. Я верю в это, но мне страшно. Наверное это потому что моя вера ещё слишком наивна. Я видела его... Он красивый. Такой сильный, как и другие из тех, кто приезжал с ним. Все они служат Полумесяцу. Они очищают этот мир от грязи. Именно это я должна помнить, когда стану принадлежать ему..."

    - Все они служат Полумесяцу, - прошептал и перевернул тетрадь в конец, к последней записи макаронницы.

    "Клетка... Она не одна. Клетка это не место, и не ринг для боя. Клетка это не Колизей, о котором я помнила с детства. Клетка - это самый страшный ад для тварей. В ней убивают, в ней калечат и в ней продают, в ней рождаются все пороки. И охраняют такие места Палачи.  Делают это, прикрываясь сакральным нелепым бредом о том, что только истинные демоны способны сдержать все пороки человека в тени. Но это чушь. Все они такие же людишки. В таких ямах продают наркотики, разрушают жизни, сжигают дотла людей лишь для ощущения власти, для получения наживы и денег. Ловят кайф от чужой боли и агонии.  Для того, чтобы внешний мир, продолжал жить в неведении того, что скрывает тот, который увидела я.

    Считается, что такого Палача способна сдержать только невинная жертва - светлый ангел для его спасения.

    Спасение? Для кого? Для твари, которая истязает моё тело постоянно. Унижает, связывает и называет своей вещью. Предметом, который он будет трахать, пока его член совсем не усохнет. А потом шептать в слезах, как он меня любит, как я нужна ему, и что он сдохнет, как собака без меня. 

    Когда-то то я верила в эти слова. Когда-то его ласка и любовь были самыми желанными для меня, и не существовало ничего кроме него. Ничего, только он и моя наивная вера, что я подготовлена и способна удержать в сознании человека, который каждый день убивает, входя в Клетку, уничтожает и служит тварям.