Своеволие

— Ха! — снова подал голос Чипа. — Их товары станут нашими, когда мы перебьем подлых лоча.

— А вот и нет, — холодно улыбнулся Известь. — Я точно знаю, что у этих людей должно быть много товара. На себе столько не унести. А в дощаниках вы ничего не нашли. Значит, богатство где-то спрятано…

— Спасибо, что подсказал… Сашика, — с той же холодцой ответил Главный. — Мы умеем развязывать языки.

И даурский князь погладил богатую рукоять кинжала.

«Вот сука! — вспыхнул атаман. — Так, главное не подать вида».

Санька старательно рассмеялся.

— А я думал, князь, ты нас знаешь. Лоча плюнет тебе в глаза, но ничего не скажет. А, чтобы ты пуще свои локти кусал — даст тебе ложную наводку, чтобы ты грыз пустые скалы и ничего не нашел.

Дауры засомневались.

— Ты точно уговоришь их отдать нам товары? — спросил Старый.

— Разве я вас когда-нибудь обманывал? — нагло ухмыльнулся Известь.

Глава 8

Торговались еще полчаса. Санька не знал, но догадывался, что «гуляя» по Лене, Сорокин с бунтарями пограбил основательно. Чего? Да всего подряд. И мехов, и оружия. Конечно, немало должно быть у него тканей, которые здесь, в Восточной Сибири и на Амуре, в великой цене.

Вот последнее и отдам, решил атаман. Жалко, но без камчи да парчи люди переживут. А вот без пищалей, пороха, да сабель с копьями — вряд ли. А пушнина для местных не так ценна, как для русских. В итоге, порешили отдать даурам всю ткань, одежду (кроме личной, что «воры» носят); всё серебро, бронзу да медь. И соль.

После этого Дурнова пропустили в деревеньку на горке. Атаман оставил своих командиров на месте, велел не терять бдительность, а с собой взял пяток казаков самых доверенных, да Аратана. Всадники Лотодия проводили их почти до самого частокола, но оттуда вдруг грохнуло — стволов из трех-четырех сразу. Взвился дымок, и какой-то нервн ый срывающийся голос проорал:

— Пшли к чертям, нехристи!

— Вздерни ствол, православный! Свои мы! — выкрикнул присевший атаман.

Им долго не верили, но, в конце концов, пустили. Дурной со свитой перелез через завал, которым перекрыли воротца.

— Который тут Михайла Григорьев Сорокин? — властно спросил атаман, давай понять, что он тут всё про всех знает.

Какой-то служивый со смешанным выражением надежды и подозрения в глазах махнул им рукой и повел вглубь деревни. Санька шел по дорожке, оглядывался, и общая картина уныния потрясала его всё больше с каждым шагом. Народу тут было немало: явно за сотню, а то и все две (многих он мог не видеть). Но большинство «воров» сидели под тынами, замотанные в грязные тряпки и с тоской в глазах.

— Людишек — тьма, а воев совсем почитай нету, — вздохнул один из его казаков и был совершенно прав.

«Воры» вяло бродили туда и сюда; хоть какой-то порядок имелся разве что у частокола.

— Вин! — махнул рукой провожатый на большой навес, вздохнул и потащился обратно к воротам, едва не волоча пищаль по дорожной пыли.

Перед навесом сидели полтора десятка людей, которых вполне можно было назвать воинами: в куяках и панцирях да с хищным блеском в глазах.

— Хто таке? — хмуро бросил один из них. Почему-то появление посреди осады своего, русского человека, его не особо удивило и совсем не обрадовало.

— Сорокина давай!

— Вин твий Сорокин, — криво усмехнулся казак и кивнул на навес. Там Санька рассмотрел невысокого мужчину в дорогих одеждах, который, ссутулившись, сидел над другим мужчиной — явно больным или раненым.

— Который? — бросил атаман казаку.

— Та обоя! — хохотнул хам и вдруг зычно крикнул. — Яшка! До тоби тут прийшли.

«Пижон» повернул к говорившим полные страдания глаза.

— Пришли? Кто?

— А я знаю? Можа спасати прийшли… можа вешати. Сам вызнавай!

Яшка (видимо, Яков Сорокин) встал и подошел к Дурнову. При этом, не переставая оглядываться на раненого.

— Ты кто таков?

— Сашко Дурной, — представился беглец из будущего, сдерживая порыв щелкнуть каблучками. — Человек приказного Онуфрия Кузнеца. Со мной полсотни человек. А ты — Яков Сорокин?

«Пижон» даже не удивился, что местный служилый знает его имя. Сорокина взволновало другое.

— А дауры? Ушли, чай? Отогнали вы их?

— Нет. Дауры продолжают осаду. Их тут с полтыщи — не прогнать. Они нас пропустили сюда, — на лице Сорокина сразу проявились новые вопросы, и Санька его остановил. — Погодь! Сначала вы расскажите. Раненый — это Михайла Сорокин? Если да, то кто сейчас у вас старший? С кем речь вести?

— Со мной веди, — опустил голову Яшка. — Мишка редко когда из беспамятства выходит… Нда, не такого мы в Даурской земле ждали…

— Тут и не такое бывает, — хмыкнул Дурной. — Земля райская, зато люди обычные. Расскажи, Яков, как вы сюда попали? Не на Амур — это я знаю — а в осаду к даурам. Да еще и так далеко от реки.

«Пижон» после слов «это я знаю» с прищуром присмотрелся к гостю.

— Мы… с Олекмы пришли. Как Тугиру переволочили, так сторожно итти стали, — Санька понимающе кивнул. — И на ночь хоронились, да струги хоронили. Вот так нас нехристи и взяли. Втайне ударили, да и с бережку. В реку выйти мочи не было… А Мишку-то в первой же стычке стрелой ущучили. Я и повелел в лес хорониться…

— «Повелел», — криво передразнил командира казак с черкасским говором. — Орал: бежите!

Санька покачал головой: похоже, без руководства старшим Сорокиным «воровской полк» напрочь утратил как единство, так и боевой дух.

— Понял я, — вздохнул он. — В общих чертах. Короче, есть у меня к вам два слова. Одно про день сегодняшний, другое — про день завтрашний. И начну со второго. Знаю я, кто вы, как бунт на Лене учинили, и как сюда сбежали. И приказной Кузнец знает. Так что первым делом он вас повяжет и воеводам отдаст. А людей у Кузнеца полтыщи, так что сил хватит.

Лениво сидевшие у костра казаки начали медленно подниматься, так что Санька решил побыстрее перейти от кнута к прянику.

— Но вас могу взять я. У меня есть свой острожек, и там вас не будут спрашивать о вашем прошлом. Конечно, если вы наши законы примете. Только сразу говорю: мы грабежами не промышляем. Ни местных не разоряем, ни, тем более, своих. Мы трудимся. Земли у нас полно, заводим скот, железо варим, ткани ткём. Любое мастерство приветствуем. Ну, а если трудом пользу принесете — то, думаю, со временем и приказной вас простит, а воеводы, даст бог, забудут. Ясно ли?

Дурной обвел «воров» взглядом.

— Разве мочно такое? — удивился один из служилых.

— Мочно, — улыбнулся атаман. — Так вышло, что два года назад и мы были беглыми. И нас тоже «ворами» звали. Правда, мы не душегубничали, как вы… Но власти это без разницы. А теперь у нас свой острог, большое хозяйство, защищаем новые рубежи российские. Так что решайте: если согласитесь, то попробую вас вызволить.

— Как? — подскочил к беглецу из будущего Яшка Сорокин.

— А это уже второе слово, — Санька перевел дух, понимая, что сейчас будет непростой разговор. — Дауры жаждут вашей смерти. Но я смог с ними договориться. Вас отпустят под нашу поруку. Но вы отдадите им часть своей добычи. В качестве выкупа.

«Воры» недовольно загудели.

— Ишь чо! — подступали к гостям сорокинцы. — Своим барахлом торгуйся! Наше не имай!

Хамоватый черкас подошел вплотную к Дурнову. Был он невысокого роста и лез так настырно, будто хотел рассмотреть что-то важное у Саньки в ноздрях.

— Паны-казаки, не зразумею я, як вин хочет с нехристями договоритися. Индо волшбою их разгонит?

Яшка Сорокин ненавязчиво оттеснил наглеца.

— Охолонь! — рыкнул он старательно властно, но сам тоже впился в приезжего. — Слушай… Сашко. Ты же с отрядом пришел. Давай купно по местным вдарим! Мы ить сила!

Дурной покачал головой.

— Мало сил, Яков. Уйма народу поляжет по обеим сторонам. Если б за жизни ваши и наши драться пришлось — я бы вступил в бой. А за барахло ваше я воевать не собираюсь, — беглец из будущего обвел сорокинцев взглядом. — Уймите жадность, казаки! Неужели хочется получить копье в пузо за свой дуван? Знаю я, как вам достались эти богатства… Ничего говорить не буду — бог вам судья. Но мой вам совет: отдайте добычу даурам! И жизни спасете, и совесть облегчите.