Своеволие

— Ты ж сам баял, Сашко, что война с ляхами. И никакие войска сюда не придут, — прищурился Кузнец.

— Так и есть, — кивнул Дурной. — Только приказы-то никто не отменял. Сам знаешь, как на Москве судят: дело не в полезности, а чтоб начальство слушались. Без разговорчиков!

Приказной неожиданно искренне расхохотался.

— А хлеб не для царского войска, он для тебя и твоих людей будет нужен, — продолжил Санька. — Поверь, на будущий год тебе на Шунгале уже не фартанёт. Больше там зерна не с кого брать будет.

— Да уж поверю… Вещун, — Кузнец резко посерьезнел. — Так ты мне осенью бы и свёз хлеб. Сразу, как пожнете и обмолотите.

— Э, нет! — улыбнулся темноводский атаман. — Так вы его за зиму и съедите. Вот ты сначала в Албазине поля обустрой, а перед севом я и привезу. Чтобы точно уже.

Кузнец долго с прищуром рассматривал беглеца из будущего.

— Эвон, как всё спровернулось… Ровно и не тот ты Дурной, какова из речки изловили. Ладно! Таков уговор: мы пойдем на Албазин, а чтоб места энти без догляду не оставлять, я тебе почтенного сына боярского Пущина оставлю!

— Зачем он мне сдался? — скривился Дурной.

— А мне⁈ — не сдержался приказной. — Житья от него нету… И никак его взад не отправлю. Так что давай! А то ишь схотел, чтоб тока тебе жисть всласть была. Не пойдет! Такой уговор: принимай али нет.

Дурной долго мялся, жуя губу. Покачал головой. Но, вздохнув, ударил по рукам.

Год 24-й от рождения/1655. Внучка Бомбогора

Глава 11

Чакилган не любила лоча. Черные тени выплывали из самых тайных мест ее души и окутывали сердце, когда рядом оказывалось слишком много этих больших, шумных носачей с выпученными глазами и волосатыми лицами. Но она любила Сашику. Всем сердцем, которое начинало бешено колотиться, когда тот прикасался к ней — с неизменной заботой и трепетом. Когда говорил с ней тихим голосом, когда касался губами губ.

Такую вот шутку учудило с ней мудрое Небо: весь народ она не любила, а без одного из них жить не могла. Когда далекой темной ночью Сашика пришел за ней, разрезал путы и вернул свободу… это было… это было такое чудо! Каждый раз, вспоминая, Чакилган холодела и пылала огнем, а по ее коже бегали невидимые букашки.

Впрочем, лоча (или казаки, как они сами себя называли) тоже были разные. Самые первые, кто с Сашикой строили Темноводный городок, казались не такими уж и страшными. Они любили Сашику, защищали его, сражались за него. Из всех тех, Чакилган опасалась лишь Козиму да Ивашку. Но первый погиб весной, а Ивашка… Девушка чувствовала между ним и своим мужем какую-то странную связь. Дружбой это назвать было нельзя, но эти двое с недавних пор стали друг другу доверять.

Новые лоча, что поселились в Темноводном позже, нравились ей гораздо меньше. Были они, как те, что держали ее в плену у злого Хабары. Но это могучие воины, что слушались приказов ее мужа. И Чакилган понимала, что они ему нужны.

Но недавно в городок приехали еще лоча. Слишком много их. Совсем чужие. Многих из них жена атамана не только не любила, но и боялась. Они бросали на нее липкие взгляды, шутили гадко и похабно, не смущаясь, что она слышит их шуточки. Конечно, и у ее отца бывали разные батары. Воинский путь тяжел и мрачен, люди, идущие им, легко ожесточаются. Но Чакилган и помыслить не могла, чтобы кто-то из них, хотя бы, один такой взгляд бросил на дочь Галинги.

А смотрели новые лоча не только сально. Всегда смотрели свысока. Не только на нее, но и на всех дауров и бираров, живущих в Темноводном. Их не волновало ни то, что Чакилган — жена атамана, ни то — что она дочь могучего князя. А ведь девушка спрашивала у мужа, и тот рассказал ей, что большинство из пришлых в своей родной земле были голытьбой, не имевшей ни личных стад, ни своей земли. И все поголовно они — преступники, которых Белый Царь непременно казнит, если поймает.

Зачем они нужны Сашике? Чакилган старалась понять, но не могла. Новые люди либо казались жалкими, либо пугали. Они постоянно просили или требовали. Устраивали склоки, как со старыми казаками, так и между собой. Конечно, не все. Но на виду как раз эти.

— Я кого-нибудь из них прирежу, — в сердцах восклицал маленький тигр Аратан, сидя у нее в гостях. — Зачем они Сашике?

Чакилган молча вздыхала. Хорошей жене полагается защищать мужа, но друг озвучил ее собственный вопрос. И Чакилган не знала нужных слов для ответа.

Аратан часто заходил к ней в гости. Ведь именно он когда-то принял испуганную пленницу из рук Сашики. Совершенно чужой человек, но он честно довел ее до владений рода Чохар и передал отцу. Маленький тигр происходил из рода хэлэг, что раньше жил выше по Черной Реке. Его мокон был полностью уничтожен казаками-лоча, и парень принял род Чохар, как родной. А спасенную девушку считал своей сестрой, и не переставал о ней заботиться… Делгоро даже ревновал. Аратан не пытался приблизиться к княжеской семье; к таким вещам человек, лишившийся всего самого ценного, был полностью равнодушен. В маленьком тигре скопилось очень много ненависти, но, если уж кого тот любил, то любил изо всех сил.

Маленьким тигром Аратана называл Сашика. Однажды в разговоре он проговорился, и Чакилган поразилась точности сказанного! Невысокий худощавый даур был очень горячим, и в ярости взрывался, как пороховница, брошенная в костер. Княжна была рада, что такой опасный человек считает их с мужем своими близкими людьми. Сашика рассказывал, как в весеннем сражении тот спас ему жизнь.

— Какая была жизнь хорошая! — не унимался Аратан, возмущаясь переменами. — Сытная! Славная! Тут ведь и лоча подобрались не самые ужасные. Разумные, с которыми можно иметь дело! А теперь…

Теперь — не такая хорошая. Даже в самом простом: Темноводный голодовал. На столько ртов запасов не имелось. Летние леса и реки уже становились щедры на свои дары, но и этого не хватало. Пришлось пустить под нож несколько лошадей. По счастью, Тютя встал грудью и не дал забить лишнее.

— Не будет здесь ничего хорошего, Чакилган, — мотал головой Аратан. — Ты ведь знаешь, как твоего мужа казаки прозывают? Дурной. По-нашему, Ходол. Иногда мне кажется, что они правы…

— Э, нет! — этого жена стерпеть уже не могла. И здесь у нее были нужные слова.

Сашика был странным. Он говорил и делал такое, что не укладывалось в голове девушки. Беседуя с Тимофеем Стариком или с Мезенцем, она узнала, что это и в головах лоча плохо укладывалось. Ее муж был такой один на весь свет. Странный. Порой очень уязвимый. Нередко ошибающийся. Но он упорно шел своим собственным путем, словно, понимал что-то важное об этом мире. Он был будто шаман. Только без магала и унтура, не входящий в чоркир. Недаром же казаки прозвали его не только Дурным, но и Вещим. Только последнее прозвище обычно использовали между собой. Чувствовали, что Сашике оно не нравится.

— Ты не прав, Аратан, — не злясь и не обижаясь, ответила Чакилган. — Ты просто не видишь так, как он. Впрочем, я тоже не вижу.

— Чего я не вижу? — нахохлился маленький тигр.

— Вот представь, что ты пошел на охоту. Встал перед ельником. Ни следов нет никаких. Ни запахов. И ты идешь дальше лосиной тропой, надеясь, что по ней выйдешь на рогатого быка. А Сашика… он по лесу не умеет правильно ходить, лук у него плохонький, да и стрелок он неважный. Зато для него эти ёлки будто прозрачные. Наш Ходол отлично видит, что совсем недалеко за деревьями свежая лежка, в которой притаилась жирная кабарга. А еще он видит, что тропа лосиная, которой пошли прочие охотники, ведет в топь… Понимаешь?

— С чего это лосям тропу торить в топи? — нахмурился Аратан.

— Да не в этом дело, — расстроилась княжна, что все-таки нашла недостаточно верные слова. — Главное, что любой из нас пройдет мимо ельника, а Сашика двинется прямо туда. И для всех будет выглядеть глупым. Но в итоге добудет кабаргу именно он.

— Если попадет.