Белый бобер

– Может, ты и прав, – сказал отец.

– У нас есть определенная договоренность с нашим тестем, Безумным Пером, – вмешался Анри. – Он великий шаман, и вождь Одиноких Едоков – сообщества, или клана пикуни. Когда нас нет, одна из его женщин – наша теща – и ее сын, живут в этом вигваме и помогают им при переездах и во всех других случаях. Мы никогда за них не волнуемся; даже во время долгих поездок в Сент-Луис и обратно мы уверены в том, что они в полной безопасности и мяса у них в достатке.

– Но где вы берете достаточно лошадей для того, чтобы перевозить такой большой вигвам и все это? – хотел узнать отец.

– Ха! Лошади! – рассмеялся Анри. – Уж можешь поверить! Наши женщины владеют табунов в восемьдесят голов, и я не знаю, каким был приплод этой весной. У нас самих есть полдюжины лошадей, все быстрые охотничьи скакуны, как ты сам скоро увидишь.

Едва Анри закончил говорить, как в вигвам вошел юноша примерно моего возраста; очень приятный с виду молодой человек, одетый в рубашку и леггинсы из прекрасно выделанной оленьей кожи, обутый в красиво расшитые мокасины на маленьких изящных ступнях. Я подумал, что это действительно примечательно – какие маленькие и изящные у индейцев ступни и кисти рук. Войдя, юноша на мгновение остановился, улыбаясь и переводя взгляд то на одного, то на другого из нас, и Анри что-то ему сказал, а Антуан одновременно сказал мне:

– Ричард, встань и поприветствуй того, кто может стать твоим другом, нашего шурина, Кутаумакана, или, по-нашему, Не Бегуна.

Я встал, когда юноша подошел ко мне, ожидая, что мы пожмем руки, но, к моему великому удивлению, он обнял и поцеловал меня, и меня это так смутило, что я снова сел на лежанку, а юноша сел со мной рядом и сказал-что-то Анри.

– Он приветствовал тебя по старинному обычаю, – сказал мне Анри. – Он говорит, что рад тому, что ты пришел, чтобы жить с нами, и уверен, что вы с ним станете большими друзьями.

– Такахк (друг), – добавил Анри, – для черноногих значит много больше, чем для англичан и французов. Когда мужчина-черноногий говорит, что он с кем-то друг, это значит, что каждый из них пожертвует для другого всем, даже жизнью. Друзья-черноногие неразлучны: в лагере, на охоте, во время путешествий и на тропе войны, там, где будет один из них, обязательно будет и другой. Я рад, что Не Бегун сделал знак, который объявляет тебя его другом. Мы его знаем; юноши более храброго и честного никогда не было, и ты скоро узнаешь, что приобрел сегодня настоящего друга!

Как вы увидите до окончания этой повести, Анри оказался прав. Никогда у меня не было более верного друга, чем Не Бегун.

Юноша снова обратился ко мне, Анри переводил:

– У меня есть две лошади, сильные и быстрые скакуны для охоты на бизонов. Одну из ни, черную, я отдаю тебе. Еще я отдаю тебе сильного, спокойного, упитанного гнедого из моего табуна. Он вправду очень спокойный; он будет стоять и ждать тебя, где бы ты его не оставил, и не испугается никакого животного, даже медведя.

Такая щедрость ошеломила меня. Я не знал, что сказать. Я был в полной растерянности. Анри пришел мне на помощь.

– Скажи ему, что ты очень рад с ним познакомиться, что с этого дня вы с ним друзья, и что ты очень рад получить от него лошадей, – сказал он, и так и сделал.

– Мне это очень нравится, – сказал мой отец. – Мы должны подарить ему что-то взамен. Друзья, что Ричард может ему подарить?

– У него нет ружья, – сказал Анри.

– Он хочет иметь его больше всего иного, – сказал Антуан.

– Пусть это будет ружье! – сказал мой отец, – и к нему много пороха, пуль и капсюлей. Ричард отдаст ему мое запасное ружье!

– Мы должны вернуться к реке. Мы возьмем с собой Не Бегуна, и Ричард сможет вручить ему оружие, – сказал Антуан, и скоро мы были уже в пути.

Было приятно видеть радость Не Бегуна, когда я вручил ему ружье. Он гладил и ласкал его, как женщина своего первенца; а потом, когда я добавил к подарку жестянку с порохом, мешочек с пулями и пять коробочек капсюлей, он сложил все в кучку и снова обнял меня, но ничего не сказал. Он был слишком счастлив, чтобы говорить.

На следующий день пикуни сняли лагерь и отправились на юг. Было примерно десять часов, когда голова кавалькады длиной в несколько миль – всадников, вьючных и запряженных в травуа лошадей и табунов свободных лошадей спустилась в долину и начала переправляться через реку вброд, и только после полудня хвост ее был на другом берегу. Мы заранее упаковали свое имущество – постели, оружие, капканы, табак и личные вещи в тюки, которые можно было погрузить на вьючных лошадей, и оседлали верховых; но прошло уже много времени после начала переправы, когда Женщина-Орел, Женщина-Рябчик и Не Бегун привели к нам лошадей – вьючных и травуа – которые должны были везти наши вещи. Женщины спешились и начали укладывать поклажу на травуа, и отец подбежал, чтобы помочь им.

– Нет, Чарльз, ты не должен этого делать, – сказал Антуан, положив руку ему на плечо. – То, что они делают – женская работа, и мы не должны ее касаться. Сделать так – значит навлечь на себя стыд, и мужчины станут презирать нас, если увидят, что мы им помогаем. Как мужчины любят свою работу – охотиться, приносить в вигвам мясо, пасти своих лошадей, так и женщины любят свою, и не терпят никакого в нее вмешательства.

– Мне кажется, что женщины делают всю работу, – сказал отец.

– Всю работу по лагерю, да, – ответил Антуан. – Они следят за вигвамами, приносят воду и дрова, готовят пищу, выделывают шкуры для своей семьи и следят за детьми. Ну и что с того? Во всем племени нет женщины, которая за неделю сделает так много и с таким трудом, сколько жена любого фермера сделает за день!

Антуан был прав. По сравнению с белыми женщинами, у которых не было прислуги, индейские женщины в эпоху бизонов вели просто замечательную жизнь!

Так вот, пока женщины укладывали наши пожитки на лошадей, мы все сели в седла и пересекли брод по следу длинной кавалькады, которая теперь, словно огромная змея, выползла из узкой долины и поднялась на обширную равнину. Я ехал вместе с Анри и моим новым другом, Не Бегуном, помогая им управляться с табуном, принадлежавшим большей частью Безумному Перу и членам его семьи, и среди этих лошадей Не Бегун показал мне быстрого охотничьего скакуна и откормленную спокойную лошадь, которых он подарил мне. Сердце мое пело от переполнявшего его счастья!

Глава

II

Язык знаков

Около пяти часов пополудни того же дня мы добрались до края равнины, ниже которой была красивая, поросшая лесом долина реки Шонкин – небольшой реки, впадавшей в Миссури прямо за фортом Бентон, и Антуан предложил нам остановиться и спешиться, чтобы посмотреть, как люди ставят лагерь. Насколько мог видеть глаз вверх и вниз по извилистой долине, она была заполнена роящейся массой людей, лошадей и собак, которые суетились, похоже, в полном беспорядке. Но Анри объяснил, что, никакого беспорядка не было; что каждое сообщество или клан имеют свое определенное место в лагерном круге, и что каждая семья ведет своих лошадей, вьючных и травуа, чтобы разгрузить их в определенном месте, где им предстоит поставить свой вигвам.

В невероятно короткое время мы увидели, как тысячи лошадей были разгружены и отпущены, и каждый клан или сообщество собрали их и повели сперва к реке напиться, а потом пастись на склонах долины. Несколько минут спустя вигвамы, словно по волшебству, поднялись, их белые покрытия как будто светились на фоне темного леса и кустов долины, и над ними в спокойный вечерний воздух стали подниматься дымки; тогда мы вновь сели на лошадей и направились к ним. Скоро мы приблизились к вигваму Безумного Пера, вигваму магии бизона, а затем к нашему, стоявшему прямо за ним. Мы спешились и расседлали лошадей, и Не Бегун присоединил их к своему табуну. Мы вошли в наше маленькое жилище и обнаружили, что там уже все готово для нас – наши лежанки застелены, наши вещи разложены вдоль стен, а женщины готовят нам ужин.