Судьбы местного значения

— Нельзя спать, Умар. Не время.

— Выпэй араки, командыр, — и Умар протянул фляжку.

Арака оказалась тем самогоном, что нашли в деревне, только вкус был иной — не голодер, а чуть мягче. И мятой отдает. Где Абадиев травы успел найти? Однако в голове немного прояснилось, и сонливость отступила.

Вдруг он заметил, как Абадиев подобрался, настороженно смотря в чащу. Медленно вытянув пистолет, Чичерин приблизился. Сидящие бойцы насторожились.

— Что? — шепотом спросил лейтенант.

— Мэлькнуло. Маленкое.

Минуту несколько человек всматривались в лес. Стояла тишина, лишь с юга отдаленно шумели моторы. Лейтенант осторожно ступая прошел пару десятков метров до бойца охранения.

— Видел ли что? — спросил тихо.

— Нет, командир, никого.

Вернулся обратно. Абадиев появился навстречу. Отрицательно покачал головой.

— Звер, навэрно.

Вернулась разведка. Сержант с мрачным лицом присел рядом с лейтенантом.

— Много там немцев?

— Дохрена. Чуть не спалились. Пехота у обочин отдыхает. По лесу шляются. Техника стоит — броники и танки, и экипажи в них. Если что, могут сразу в бой. А по дороге грузовики с пушками прут.

— То есть незаметно не подойти? — спросил Чичерин и посмотрел на поднявшегося Абадиева. Тот с одной винтовкой двинулся в чащу, но принял немного левее. Оправится пошел?

— Вблизи нет. Может дальше? — пожал плечами Степаненко.

— А камуфляжных не заметил?

— Нет, командир. Мы внимательно смотрели.

— Хреново…

Тут все услышали глухой вскрик. Вскочили.

— Там! — Семенов показал в чащу. — Это Абадиев.

— Вот он, звэр! — радостно скалясь, сказал боец, выходя на полянку.

Умар крепко держал мальчишку, лет пяти-шести, и зажимал ладонью рот. Пацан дергался и мычал.

— Абадиев, отпусти мальчишку.

— А закричит?

— Не закричит, — сказал лейтенант. — Ты ведь не будешь кричать?

Пацан испуганно смотрел на Чичерина. Лейтенант кивнул Умару и тот убрал ладонь.

— Вот так, молодец. Ты кто, как тебя зовут?

— Я… Миша я. Дзядзька ваенны, я Миша.

— Откуда ты?

Тут из глаз обильно потекли слезы, и мальчишка разревелся. Стоящие вокруг бойцы переглянулись.

— Напугал пацана… — и Степаненко укоризненно посмотрел на Абадиева, но тот лишь усмехнулся.

А лейтенант мгновение смотрел на плачущего мальчишку, затем обнял и прижал его к себе.

— Не плачь, Миша. Ты ж казак. Где твоя сабля?

— Страци… — всхлипнул мальчишка.

— Потерял? — переспросил Чичерин. — Ничего, новую дадим. Ведь дадим?

Бойцы согласно закивали, а Степаненко сказал:

— Самую острую саблю найдем!

— Он с той деревни? — одними губами произнес сержант.

Лейтенант утвердительно кивнул. Пацана он узнал сразу, хоть на той фотографии он был явно младше и одет иначе. Сейчас его одежонка рваная и грязная. Кожа в синяках и царапинах, на лице грязные разводы…

С неба слышался гул бомбардировщиков. Шли высоко — видны лишь крестобразные силуэты. А вдалеке тревожно трещали сороки. Бойцы посматривали на небо и настороженно прислушивались. Отряд шел сквозь лес аккурат в сторону сорочьего ора. Прошли уже километра три, или чуть больше, сколько еще до охотничьего домика идти, выяснить не удалось — пацан просто не смог ничего толком рассказать. Чуть только начнет, сразу в плач.

-… мамка крычыць — бяжы! Я и пабег. У кустах схавався… — рассказывал Миша всхлипывая и утирая слезы. — А немцы пагналы всих да яра и пастралялы. Я у лес пабег. У дзядзьки паляунычы домик, думав там схавацца. Дабег, а там тэ немцы уже. А дзяцка… дзяцка…

Что с этим дядей, так и не узнали — мальчишка начинал заикаться и плакать. Ясно, что ничего хорошего. Только злости прибавилось. Лейтенант прекрасно понимал — не дело поддаваться эмоциям, но спускать зверства нельзя. Подло спускать такое, а жить подлецом, самое последнее дело.

Сорочий вдруг треск приумолк, затем вознобовился вновь и вроде как сместился. И стал еще громче. Или близко уже? Да, близко, вон, боец из дозора встречает.

Что могло так встревожить птиц? Что такое сделали немцы, что начался этот «концерт»? Те камуфляжные свернули к охотничьей заимке. Дозорные на развилке побывали и подтвердили — следы налево ушли. К своим камуфляжные не свернули. Почему? Не хотят своими делами светиться? Что-то тут не то. Впрочем, послушаем, что дозорный доложит, да сами посмотрим…

- Это они, командир, — подтвердил боец. — Что и как пока не понятно, там ближе не подобраться, но это они.

- Охранение есть?

- Мы сторожко так поглядели — нету.

Чичерин задумался — у деревни немцы охранение выставляли, а тут? Странно…

Выдвинулись к опушке, оставив в чаще Маврищева и пацана под охраной одного раненого бойца.

И точно — охранения немцы не выставили. Лейтенант обогнул куст орешника и выглянул.

Что говорить — в красивом месте изба егеря стоит. Высокий холм, и огибающая его река. Перед холмом виднеется часть песчаной отмели. И оттуда слышатся голоса и плеск воды. Решили искупаться? Или кровь смыть?..

Невольно скрипнув зубами, лейтенант продолжил наблюдение. На холме изба пятистенка с парой сараев и огородиком. По той стороне что-то непонятное, будто ограда какая — на косых жердяных крестах натянуть что-то. Около дома, почти впритирку бронетранспортер стоит. В бронике немец в одних трусах, рядом с пулеметом на губной гармошке играет, иногда что-то комментируя. Что-то у дома происходит, но не рассмотреть, камуфлированный борт закрывает и разлапистая черемуха. То, что немец рядом с пулеметом сидит — плохо. Все мотоциклы расположились понизу, и только у крайнего солдат курит. С голым торсом, но пулемет — руку протяни. Чичерин пересчитал технику — одного цундаппа не хватает. Где еще один? За постройками, или с той стороны холма?

Хоть и купаются да загорают, но какое-никакое охранение выставили.

- Сержант, возьми бойца, разведай, что там, и еще присмотри — можно ли подобраться поближе.

Степаненко с красноармейцем уползли вправо. Лейтенант же с парой бойцов решил левее обойти, и вдоль берега подкрасться. Там хоть кустики какие-никакие имеются. А так вся поляна вокруг выкошена, вон копёнки стоят. Но незаметно к ним не подберешься.

На берегу частично открылся вид на отмель. Пересчитать всех купающихся немцев не вышло. Но тут почти все, минус те, что у дома, и в охранении. Немцы барахтались весело, ныряли, брызгались, смеялись. Пара в плоскодонной лодке сидит. Тоже в веселье участвуют — то брызгаются в купающихся, то отгребают от желающих добраться до лодки.

«Пулемет бы нам, — подумал Чичерин, — вмиг бы всех положили».

- Командыр, — возбужденно зашептал Абадиев, — оны без оружия.

Конечно без оружия. Вон все маузеры аккуратно в пирамиды поставлены, не на песочке, правда, а на травке, но рядом. Это хорошо, если прижать огнем и не дать до карабинов добраться, есть шанс. Но прежде надо нейтрализовать пулеметчиков и тех, что у дома. А где тот офицер? В воде плещется, или в избе отдыхает?

Появился Степаненко. Показав знаками Абадиеву наблюдать за противником, оттянулись в чащу.

- Значит так, командир, — начал доклад сержант. — Там грунтовка вдоль реки уходит. На повороте к дому кустарник и мотоцикл за ним. А пулемет под кустом. Дозорных двое. Бдят. К северу бдят, — уточнил сержант.

- Странно… — задумался Чичерин. — Значит, с тыла они опасности не ждут?

- А что, им с тыла ждать? — хмыкнул Степаненко. — Там же своих тьма.

Лейтенант задумчиво кивнул. План уже сложился. Несмотря на численный перевес, перебить немцев вполне по силам. Главное ударить внезапно. Не дать к оружию добраться и пулеметчиков сразу нейтрализовать. Тот, что у мотоциклов — не проблема. Охранение за домом тоже. С бронетранспортером сложнее. Стоит на холме и у дома. Сколько немцев находится в доме? Не много — два, или три максимум, плюс пулеметчик на бронике. Если его снять, то те, что в доме — не проблема. Решено!

- Вот что, сержант, бери Голубева и выдвигайся к дороге. Охранение на вас двоих. Гранату прихвати и керосин в бутылках. Как начнем, гасишь немцев и обходишь дом. Если что, гранату и горючку в бронник швырнешь. Но это в крайнем случае. Транспорт нам самим не помешает. Давай, двигай.