Тропой мужества

– Двадцать седьмого наши войска на Шауляйском, Виленском и Барановическом направлениях продолжали отход… – прочитал он и взглянул на листок, сравнивая хронологию, – нет изменений. Двадцать восьмого…

Пока отличий от их истории не находилось. Трудность была в том, что одни и те же события описывались по-разному даже в донесениях подразделений одного корпуса. Данные больше путали, чем вносили ясность в обстановку даже теперь. Как в этом разбирались штабы корпусов, можно только гадать. Вот и поди, найди – где пошло не так? Еще знать бы, в каком направлении искать?

Чтобы времени не терять, друзья тщательнее искали изменения только по тем местам, куда они попадали, резонно предположив, что их информация быстрее сработает на уровне полк-дивизия. Причем даже временные рамки в неделю не помогли переварить такой объем информации. Почему в неделю? Друзья решили ограничиться семью днями, посчитав, что если и будут какие-то изменения, то не позже четвертого июля.

– Оп-па!

– Что? – отвлекся от монитора Вася.

– Тут непонятка какая-то. Написано, что в танковом сражении под Луцком участвовали до четырех тысяч танков с обеих сторон.

– Никакой опечатки, – сказал Маргелов. – Семь сотен немецких, остальные наши. Ты внимательнее читай, там все есть. Битва под Дубно, кстати, первый огромный валун в механизм вермахта.

– Так там поражение было.

– Да, – грустно сказал Вася. – Но главное, что наши ребята горели в танках не напрасно. Если «Барбаросса» до Дубно только потрескивал, то после битвы уже громко трещал по швам.

– Цинично, – так же грустно произнес Паша. – Слушай, а если мы что-нибудь по битве у Дубно нашим передадим?

– Хорошо бы, да не выйдет, – покачал головой Маргелов. – Мы в двадцать седьмое попадаем, не раньше, а битва двадцать третьего началась.

– Ну, двадцать седьмого битва под Дубно только началась. Почему бы…

– Я понимаю, Паш, – перебил Маргелов, – однако у нас проблема с конкретными координатами – как нам настроить аппарат-то?

– А вдруг?! – Свешников даже заерзал на стуле. – Вдруг удастся? Что надо было сделать, чтоб победить под Дубно? Или хотя бы нанести немцам непоправимый урон.

– Урон, говоришь? – Вася задумался на секунду, затем четко начал говорить, показывая остро отточенным карандашом на карте. – Необходимо подготовить несколько оборонительных противотанковых рубежей на естественных преградах – это реки Турья, Стоход, Стырь, Горынь, Случь. Танковые полки, то есть мехкорпуса, сосредоточить на прорывоопасных направлениях, обеспечить их мощным ПВО и авиаприкрытием. Тогда немцам придется раз за разом проламывать хорошо подготовленную оборону. Пусть попусту тратят силы в позиционных боях, тратят резервы. В момент, когда немцы выдохнутся, обрушиться на них соединенной мощью всех мехкорпусов. И бить, не давая передышки. А двигаться необходимо в тыл группы армий «Центр». Немцам будет нечем парировать этот удар. Таким образом группа армий «Центр» оказалась бы в котле, зажатой с одной стороны мехкорпусами Юго-Западного фронта, а с другой – войсками Западного и Резервного фронтов.

– Ты прям Жуков! – восхитился Паша.

– Жуков вот лежит, а я так… – махнул рукой Вася. – Понимаю, что ты не Сергея имеешь в виду. Только любой план хорош тогда, когда имеется человек, умеющий этот план в динамично изменяющейся обстановке корректировать.

– А Жуков что, не умеет?

– Умеет. Но именно двадцать седьмого июня Жуков улетел в Москву, и командование осталось на Кирпоносе и Хрущеве. Генерал Кирпонос отличный организатор и грамотный комдив, но он не имел опыта командования крупными соединениями. Про Хрущева я не говорю. И вообще, ты отвлек меня, а я кое-что нашел.

– Изменения?

– Похоже, да. Смотри… – и Маргелов начал читать вслух: – С двадцать пятого июня дивизия насчитывает шестьдесят процентов от полного состава. Занимает оборону по реке Свислочь, выполняя приказ «стоять и сражаться насмерть» и прикрывать отход армии на новый рубеж. После образования Новогрудского котла остатки дивизии объединяются с конно-механизированной группой генерал-лейтенанта Болдина и с боем прорывают окружение, выйдя в расположение 166-й стрелковой дивизии.

– И? – не понял Свешников. – Что тут изменилось?

– Как что? Степанов вывел дивизию из окружения. И дивизия, в отличие от нашего варианта, не была расформирована. И генерал не погиб в сорок первом. Сработала твоя тетрадка!

Короткий сигнал отвлек друзей. Таймер начал отсчет последней минуты. Надо приготовиться для помощи Сергею. Выход из прошлого или возврат в себя проходил не так шокирующе, как остальные, но все равно сил подняться с ложа не хватало. Надо приготовить воду, так как даже кратковременный выход, определенный друзьями в один час, буквально высушивал рот. Подхватив бутылку с минералкой, Паша переместился к аппарату. Рядом встал Вася…

Первым в госпиталь сделал выход Маргелов, мотивируя очередностью, и никто спорить не стал.

– Попытайся узнать место и точное время, – напутствовал Маргелова Паша. – Обрати внимание на солнце. Помнится, оно светило прямо в глаза. Так, Серег?

– Слепило до боли, – подтвердил Жуков.

– Зачем на солнце смотреть? – не понял Вася.

– Чтобы понять, в какой момент происходит последующее попадание, – пояснил Свешников. – Если ты внедришься позднее, то солнце должно переместиться. Так мы примерно определим – насколько сдвигается время последующего входа. Это может помочь в расшифровке временной координаты.

– Тогда надо мне делать подряд два выхода.

– Зачем? – в свою очередь удивился Павел.

– А как я объясню тебе – в каком именно месте была тень или солнце, и насколько они сдвинулись? Вдруг ориентиров не найдется? Проще выйти повторно и сравнить.

– Согласен, – и Свешников вопросительно посмотрел на Жукова.

Сергей кивнул и добавил:

– Первый выход на час, второй на десять минут. Думаю, этого вполне хватит. И обязательно попытаться узнать у аборигенов точное время и место.

Перед запуском Свешников решил проверить, можно ли прыгнуть раньше первого попадания в конкретную личность. Он вывел файл с координатами госпиталя на монитор, изменил строку со временем, вставив символы из координат Русова, и нажал ввод. Аппарат пискнул, символы в строке координат времени сменились. Паша пригляделся – возвратились первоначальные символы, только сменилась последняя пара.

«Ага, – подумал он, – подмена не прошла, но координата изменилась – два последних символа стали иными».

А что это означает? Время входа показало позднее? Предположим. А насколько позднее? Блин, как же расшифровать эту абракадабру? Девятнадцать разнообразных символов. Тут и буквы, и цифры, скобки, звездочки, даже проценты… и что из них что? Так! Если предположить, что изменившаяся последняя пара – это минуты. Или секунды? А может быть сотые секунд? Стоп. Время мы привычно записываем четырьмя символами. Если требуются секунды, то шестью. Нужны ли сотые? И есть ли пробелы или тире, или двоеточие между минутами и часами? Если взять шесть символов времени суток, плюс четыре символа числа и месяца, то на год останется девять символов. Это если между ними нет никаких иных символов, например, обозначающих пробелы, тире или двоеточие. А нужны ли они? Допустим – не нужны…

Девять символов на год…

Свешников откинулся на спинку и потер лицо. Сергей выругался и бросил ручку. Паша вопросительно посмотрел на него.

– Пытался координату времени расшифровать, – пояснил Жуков.

– Я тоже. Пока только предположения, – сказал Паша. – Вот смотри. Я подменил координаты. Вставил их из файла Русова. Но те координаты по времени были раньше моего входа-выхода в бедолагу в госпитале. Помнишь, что каждый раз мы попадали в двадцать седьмое рано утром? Однако личность и место иное. Что это означает? Это означает, что координата времени привязана к координате личности. И после выхода из нее возвратиться можно только по времени позже. Тут работает запрет, то есть через время первого входа-выхода в личность не прыгнешь. Однако в другую личность по времени раньше попасть можно, но не далее утра двадцать седьмого. Почему именно так, пока не ясно.