Страница 74 из 75
— Да, а что были какие-то сомнения на этот счёт? — я проводил взглядом Фыру, которая запрыгнула в машину. Маша специально вышла, чтобы открыть наглой кошке дверь.
— Нет, — он покачал головой. — Тогда мы последуем за вами.
До дома добрались без происшествий. А через час, после того, как мы распаковали вещи, прибыл курьер с письмом от ректора. В письме было время и дата, когда я должен явиться в его приёмную для обсуждения моего дальнейшего обучения.
Дверь в кабинет ректора открылась и оттуда вышел сам Николай Васильевич. Дмитрия Фёдоровича Медведева на горизонте не наблюдалось, но, думаю, что он уже давно сидит в кабинете.
— Всё же есть в этом мире нечто неизменное. Закат, восход, Рысев, сидящий нога на ногу с пилочкой для ногтей в моей приёмной, — проговорил ректор, глядя на меня.
Я догадался сунуть пилку в карман и вскочить на ноги.
— Доброе утро, Николай Васильевич, — поздоровался я.
— Мне интересно, каким образом тебе удалось занять единственное кресло в этой приёмной? — он смотрел на меня с интересом.
— Как вам сказать, — я закатил глаза. — Битва была жуткая. Не все из нас выжили. Но мне повезло.
— Рысев, не нервируй меня. — Ласково проговорил ректор.
— Я просто первым пришёл, вот и весь секрет, — прекратив ерничать ответил я.
— Я так и понял, — ректор кивком указал на дверь. — Проходи.
Медведев действительно находился в кабинете. Он внимательно изучал лежащие перед ним бумаги.
— Проходите, Евгений Фёдорович. Присаживайтесь, — Медведев указал на кресло. — Как ваши дела?
— Прекрасно, Дмитрий Фёдорович. Женился не так давно.
— Я знаю. Как знаю и про картину, подаренную музею. Его величество как раз в Петербурге находился и решил посмотреть, что же это за шедевр, которым ему все уши прожужжали. Вместе со мной и князем Мышкиным отправился смотреть на картину. Как на духу говорю, простояли мы перед ней почти пятнадцать минут. Целых пятнадцать минут я смотрел и видел, как из чащобы из глухой тайги выходит прямо на меня огромный медведь. М-да. Не знаю, что видели Мышкин с его величеством, но из музея выходили очень задумчивые.
— Вы говорите это для чего-то? — я подозрительно посмотрел на своего будущего патрона.
— Я думаю, не совершаю ли ошибку, отбирая у империи такого художника, — всё ещё задумчиво проговорил Медведев.
— Нет, — я покачал головой. — Начать с того, что я безумно не хотел рисовать эту чёртову картину. Но мне сделали предложение, от которого я не смог отказаться, если это можно так назвать. В итоге мне пришлось её заканчивать, и вот что я скажу вам, Дмитрий Фёдорович, это был последний раз, когда я взял в руки краски. Нет, рисовать я безусловно буду, и, возможно даже и красками, но так… нет, лучше сдохнуть. Я две недели не мог после этого восстановиться. Я довел себя до полного физического истощения. А чтобы иссушить источник пятого уровня — это надо сильно постараться. Так что, рисовать нечто подобное я никогда и ни за что больше не буду. А ремесленников, которым я становлюсь, когда не прибегаю к магии, только наша Академия каждый год выпускает около пяти десятков. Есть из кого выбрать.
— Ну, хорошо, — Медведев порылся в папке, и вытащил несколько листов. Тут только мне удалось рассмотреть, что это моё личное дело. — Тогда перейдём к вашему расписанию. Как я уже говорил, преподавать магию в индивидуальном порядке просил Архаров, и я удовлетворил его просьбу. Фехтование и боевые искусства вы будете продолжать изучать у Дмитрия Дроздова?
Я даже не удивился тому факту, что он знал о моих занятиях с Дроздовым. И про Пумова, скорее всего, тоже знает. А не упомянул, так это потому, что Пумов занимается со мной, так сказать, неофициально.
— Да, у с ним всё заранее обговорили, — ответил я.
— Это хорошо, тогда я этот пункт вычёркиваю, — по листам в моих руках пробежала магия. Я опустил взгляд и увидел, как одна из строчек исчезает. Здорово. Надо бы поговорить с Архаровым, чтобы побольше часов уделить общей магии. — Всё остальное согласовано и до ваших преподавателей доведены списки учащихся. Расписание составлено таким образом, что занятия будут проходить индивидуально практически всегда. Но время от времени вас будут готовить парами, или группами. Чтобы вы умели выполнять разные задачи, которые будут перед вами поставлены. Пока всё понятно?
— Да, — я покосился на расписание, которое мне показалось очень объёмным.
— Вот и отлично. Занятия начинаются с завтрашнего дня, постарайтесь не опаздывать.
Вот и всё собеседование. Ни тебе объяснений, чем же мы будем заниматься, ничего… Ладно, надеюсь, в процессе разберёмся, что к чему. И, подхватив расписание, я вышел из кабинета.
Темно. Здесь всё время темно, а ещё очень много красного цвета. Когда-то он любил красный цвет, а сейчас начал понемногу ненавидеть. Зато у него было время, чтобы подумать. Во время этих раздумий, он пришёл к выводу, что сам виноват в том, что произошло.
Время здесь тянулось очень долго. Хватило, чтобы переосмыслить всю свою жизнь. Вот только он так и не понял, что делал бы, если удалось вернуться. Мысли текли медленно, почти также медленно, как и время. Он лежал на роскошном ложе, заложив руки за голову и рассматривал нависающий над головой балдахин. Снова красный цвет. Красное на красном. Очень интересный узор, напоминает пентакль, который при волнении появляется у него на правой щеке.
Раздались легкие шаги, но он даже не повернул головы, чтобы посмотреть на своего прекрасного тюремщика.
— Ты сегодня как никогда задумчив, — глубокий голос уже не пробирал до костей, как это бывало в первые дни их встречи.
— Почему тебя это заинтересовало? — он продолжал рассматривать балдахин.
— Я думаю, что пришла пора отпустить тебя домой, — от неожиданности он сел и уставился на красавицу, стоящую перед ним.
— В чём подвох? — он смотрел подозрительно, но тут она слегка повернулась, и он увидел, как четыре глубокие царапины рассекают бывшую недавно безупречной кожу. Словно большая кошка лапой ударила.
— Я хочу, чтобы ты уничтожил этого сукиного сына Женьку Рысева, — она увидела, что он заметил её ранение, и перестала изображать заботу. — До драной кошки, которая его опекает, даже я не могу добраться. Так же, как и до этого ублюдка. Слишком вредны для меня те уровни, на которых эта дрянь постоянно находится.
— Что случилось? — стараясь оставаться равнодушным, спросил он.