Сыны Солнца

Вглядевшись прищуренными глазами сквозь молодую листву дубов и убедившись, что солнце достигло зенита, жрец подал условный знак.

Воцарилась мертвая тишина: все взгляды были прикованы к движениям его нагого тела, лишенного всяких украшений, кроме пояса из листьев вокруг бедер и повязки из змеиной кожи на челе.

Став в центре круга, жрец взял из рук своего помощника кубок, выдолбленный из кости мамонта, набрал в рот воды, которую затем выплюнул на все четыре стороны горизонта, а пятый к зениту, в честь духов Земли и Неба. Затем, развеяв по воздуху пять пучков мамонтовой шерсти, он обожженной ветвью начертил на земле пять концентрических кругов.

Несмотря на продолжительность церемонии, толпа хранит благоговейное молчание. Душистые травы, заранее положенные в выдолбленный ствол дерева, медленно тлеют от всунутых туда же горящих углей. Через отверстие, сделанное для тяги воздуха, жрец вдыхает выходящий оттуда едкий дым и выпускает его прямо в рот охотнику, стоящему перед ним на корточках. Он таким образом обходит весь круг охотников, повторяя эту процедуру сто раз.

Затем он уступает место десяти музыкантам, которые помещаются посреди огороженного камнями круга. Инструменты у них самые разнообразные: широкие кремневые пластинки, прикрепленные конским волосом к рамам из ветвей; черепа животных, где дребезжит щебень и, наконец, деревянные бруски. Правильно чередующиеся удары инструментов определяют ритм пляски.

Скинув свой плащ из буйволовой шкуры, Виссили-Ро-ра, согнувшись и почти касаясь руками земли, тяжелым шагом выступает вперед. Его туловище в горизонтальном положении, на слегка согнутых ногах, торжественно двигается по кругу. Одна рука его время от времени поднимается кверху, опускается, делает какие-то движения, подражая движениям хобота мамонта.

После вождя выступает другой охотник. Своей пляской он изображает взбешенного мамонта. Музыканты ускоряют темп. Бедрами охотник подражает движению позвоночника толстокожего животного; согнув ноги и упираясь кулаками вытянутых рук в землю, он бросается вперед, подымается на дыбы, мечется и испускает резкие крики, сохраняя все время ритм, диктуемый музыкой. В толпе проносится шепот одобрения по адресу исполнителя.

Теперь наступает очередь другого воина — изобразить смертельно раненого мамонта. Он с необыкновенным реализмом воспроизводит мучительный прыжок животного, пораженного сильным ударом кремневого топора; затем он наглядно изображает, как истощаются его силы, подкашиваются ноги и виснет неподвижный хобот, как животное опускается на колени и как от последних вздохов агонии конвульсивно вздрагивает его спинной хребет.

Изобразительные пляски затягиваются до вечера и возобновляются на другой и на третий день. Здесь проходят все виды животных, населяющих горы, долы и леса. Даже отвратительные гиены и прожорливые россомахи с карикатурными ухватками находили исполнителей. В промежутках между этим человек двадцать или тридцать охотников в общей пляске подражали животным, живущим стадами или табунами, как лошади и буйволы. Дикой захватывающей поэзией дышало мерное движение десятков обнаженных тел, ритмическим топотом босых ног попирали они землю и их нагие тела единовременно принимали нужные позы и с необычайной точностью проделывали одинаковые телодвижения.

Каждый вечер пляски заканчивались пиршеством. Огромные куски полусырого свежего мяса переходили с пламени костров в желудки воинов. Женщины извлекали из глубины пещер меха с медом, заботливо припрятанные еще с осени под густым слоем листьев и песку. Мед искрился и сверкал в почетных черепах, которые воины залпом осушали.

Везде ели и пили: у входа в пещеры, на площадках, под кожаными навесами сараев, построенных рабами по склонам гор. Женщины и дети с жадностью подбирали на блюдах из коры недоеденные участниками пиршества остатки мяса или недопитые в пьяном чаду капли меда, оставшиеся на дне мехов.

Куа был в угнетенном состоянии и пил мало. Правда, три дня празднеств доставили ему немало отрадных минут. Не боясь привлечь внимание своих товарищей, целиком поглощенных кутежом, или доставить материал для сплетни болтливым кумушкам, он теперь спокойно отправлялся каждый день в лес с Таламарой и вновь переживал пленительные часы давно ушедшего прошлого, когда при виде очаровательной богини, которую он сам с благоговением возвел на недосягаемый пьедестал, он забывал свое уродство и давал волю своей открытой душе пятнадцатилетнего юноши.

С другой стороны, он сгорал от нетерпения выполнить возложенную на него миссию и принести своему племени благоприятный ответ от яванов, главное же, возможно скорее отправить восвояси прибывших с ним послов, так как он боялся, как бы они случайно не столкнулись с бывшей женой их вождя.

Добряк Куа дал волю своему воображению и строил грандиозные планы. Застав однажды утром на берегу реки Минати в то время, как тот гарпуном бил форелей и головачей, он поделился с ним своими планами:

— Мне только нужно добиться дружеского союза между нашими племенами и тогда наступит конец всем вашим невзгодам. Я уведу тебя вместе с твоей матерью в нашу страну.

Юноша удивленно пожал плечами: их друг, очевидно, злоупотребил медовым напитком. Карлик изложил ему свои планы: успех его миссии может послужить наилучшим доводом в пользу беглецов перед вождем и старейшинами его племени. Положение их племени за последние двадцать лет все ухудшалось, но теперь, принеся благоприятные вести от яванов, он надеялся доказать, что с тех пор, как он нашел Цвет Шиповника — их племя вновь обрело расположение духов.

— Можешь быть уверен, что наш великий вождь будет горд своим сыном и сумеет защитить его от закона. Ведь оставили же меня в живых за мое уродство и кривляние. А ты со своими изумительными изобретениями, о которых мы даже и понятия не имели, пока ты их не придумал, как например твоими иглами для протыкания кожи, твоей лампой, заправленной жиром, — делаешь честь и возвеличиваешь наше племя и весь народ яванов. А ведь этот кусочек кости, который ты сумел так ловко зазубрить, что он глубоко впивается в рыбу — тоже кое-чего стоит.

Полные уверенности речи карлика заражали юношу энтузиазмом. Он весь пламенел при мысли, что его отец, этот знаменитый воин, примет его с почестями, и уже собирался открыть Жабе свое изобретение — согнутый прут, обладающий свойством метать смерть на расстоянии. Но в этот момент за карликом явился гонец: Виссили-Рора и совет старейшин изъявили, наконец, желание принять послов.

Предварительные переговоры происходили по обычному церемониалу. Великий вождь, опираясь на начальнический жезл, стоял у пещеры для таинств. Двадцать воинов, в числе которых были и старики, полукругом расположились вокруг него. Появился Куа со своими товарищами. Громко называя их имена и имена их отцов, он представил их, причем начал с самого старшего, Медвежьей Лапы, сына Безрогого Буйвола. Куа перечислял привезенные послами подарки по мере того, как его товарищи раскладывали их на земле. После того, как послы продефилировали перед Виссили-Рора и его воинами и потерлись об их носы и лбы своими лбами и носами, все собравшиеся уселись на корточки.

Виссили-Рора стал рассыпаться в похвалах своему далекому собрату, великому и могущественному воину Нанак-Сангара, и вновь перечислил его щедрые дары. Тут были глыбы соли, конские гривы, красящие глины, шкуры мускусных быков, прекрасные ножи, изготовленные из кремня с берегов Марны.

Куа, в свою очередь, превозносил высокие подвиги Виссили-Рора и храбрецов с Дордони. Призывая в свидетели отца яванов, Бога Солнца, он торжественно объявил, что предпринял это далекое путешествие лишь с целью осведомиться о здоровье яванов с Дордони.

Неутомимо расточая при этом перлы красноречия, он был неиссякаем.

После целого часа комплиментов и разглагольствований, выслушанных с нескрываемым удовольствием, карлик приступил, наконец, к главной теме своего разговора. Он стал рассказывать про рыжих и волосатых ганни, народ, живший исключительно охотой на лошадей. С тех пор, как табуны лошадей избрали новый путь, уже два-три поколения ганни покинули леса Далекого Востока и осмеливаются проникать в селения яванов, расположенные на Сене и на Марне.