Мо сян

Алла ожидала увидеть что-то вроде средневековой ведьминой берлоги с сушеными мышиными трупиками, развешенными под потолком, но вместо этого попала в обычную лавку, каких пруд пруди. Ассортимент был небогатый – всего-то пара стеллажей с аккуратно расставленными баночками и кулечками. В уголке Алла даже заметила неожиданную дань местным традициям – маленькую искусственную елку с сонно подмигивающей гирляндой. В домишке было жарко натоплено и на удивление приятно пахло – никакого чеснока и тмина! Только душистые травы, аромат крепкого цветочного чая и ненавязчивые благовония.

- Добро пожаловать в жилище Бабушки Лю, - прошепелявила на отличном русском языке незамеченная сперва за высоким прилавкам старушка. Сначала Алла решила, что старуха и в самом деле русская, а «Лю» - это лишь сценический псевдоним. Может быть, производное от «Людмила». Для антуража. Но, приглядевшись, она заметила обычные, хоть и не слишком ярко выраженные азиатские черты – разрез глаз с характерной складкой, круглое лицо, несколько приплюснутый нос. Метиска, догадалась Алла.

- Это вы – Бабушка? – спросила она и тут же усмехнулась, уверенная, что старушка непременно воспользуется случаем и отвесит какую-нибудь сальность про бабушек и дедушек. Старушка усмехнулась в ответ, но сказала другое.

- Что, дева, мужик загулял?

- С чего вы так решили? – удивилась Алла, невольно задетая за живое.

- Потому что только эта беда может выманить русскую женщину на мороз ранним субботним утром.

- Ну… с этой бедой я как-нибудь справилась бы и сама. У меня – вот…

И Алла вывалила на прилавок замотанную в несколько слоев пищевой пленки куклу. Она и сама не знала, зачем ее так упаковала, но ей очень не хотелось лишний раз к ней прикасаться, к тому же запах усилился, а из разреза на спине постоянно что-то сыпалось.

Глава 7

- Унеси-ка ее на тот стол, девочка, - произнесла встревоженно старушка после небольшой паузы, - и разверни.

Некоторое время старушка разглядывала куклу сквозь мутные толстые линзы очков, и лицо ее становилось все мрачнее и строже.

- Перевернуть? – робко спросила Алла.

- Зачем? – Бабушка Лю тряхнула головой и очки, упав с носа, повисли на тонкой цепочке.

- Ну, чтобы вы увидели…

- Я спрашиваю, зачем ты ее распотрошила? Неужели ничего святого не осталось?

- Это не я! Это Олька су… тварь.

Старушка поглядела на Аллу, как на умалишенную.

- Это твоя Мо Сян?

- Ну… как бы это сказать… почти…, - Алла нервно хихикнула, - Скорее, общая. Я хочу сказать, что была моей, потом ее забрала эта кривоногая коза и сунула в нее подклад! Навела на меня порчу! Я совершенно случайно обнаружила. А по ночам… Кошмары! Кто-то приходит. Мамину вазу разбил. И Дюня пропал. Помогите мне, пожалуйста!

Выговорившись, Алла почувствовала, как душный черный полог, укрывающий ее последние дни, чуть приподнялся, дав глотнуть воздуха. Больше всего она боялась, что старушка, специализирующаяся на чаях «из траво» и «лосиных камнях» просто не поймет, о чем речь, и Алла снова откатится на старт. Но слава Богу, Бабушка Лю явно была в теме.

- Я заварю чай. А ты пока прекрати дергаться и соберись. Это тебе не мужика по блядям ловить.

Бабушка Лю ушаркала за занавеску и вернулась спустя несколько минут с небольшим подносиком, на котором дымились две небольшие чашки и стояла тарелка с китайским печеньем.

- Вчера напекла, - кивнула она на печенье, - словно ждала тебя. Угощайся.

Алла долго выбирала печенье, и вытащив одно с самого низа, положила на блюдечко, не торопясь ломать. Старуха тоже ее не торопила. Вместо этого велела рассказать все по порядку, и Алла, тщательно подбирая слова и стараясь совладать с то и дело вспыхивающими эмоциями, выполнила ее требование.

Когда рассказ был окончен, Бабушка Лю, глядя на покрытое кружевными морозными узорами оконце, пожевала острыми губами и произнесла:

- В этом мире и так осталось мало волшебства, и грустно, что порой оно оказывается у таких неумех, как вы с подружкой.

Алла насупилась, но промолчала.

- Мо Сян, которые ныне остались в мире - это последние из нерукотворных кукол. То есть, это люди для удобства стали их называть Мо Сян. «Мо» – на китайском имеет много значений, но основное – это чары, волшебство, демон. А «Сян» - это внешний облик, вид, форма. Вместе это обычно переводится как колдовская кукла или голем. Но что они такое на самом деле – никто из простых смертных не сможет с уверенностью сказать.

- Голем? – встрепенулась Алла, услышав знакомое слово, - Это же что-то… европейское?

- В Европе – Голем, в Китае – Мо Сян, - ответила старушка тоном, каким обычно разговаривают с умственно отсталыми детьми, - Но Мо Сян – другие, они нерукотворны.

Алла непонимающе поглядела на куклу и невольно отодвинулась подальше. Старушка усмехнулась.

- Как по-твоему, деревья, кусты, трава, цветы – живые? – спросила она.

- Да… Но ведь…

- Мо Сян – тоже дитя природы. Уникальное и очень редкое. И одно из них ты, увы, убила.

…

- В глубине провинции Шэньси, за пирамидами, есть изолированное малонаселенное плато, богатое рисовыми террасами. Именно там в незапамятные времена местный народ стал находить Мо Сян. Появлялись они всегда после полного солнечного затмения, в рисовых зарослях.

Солнечные затмения испокон пугали людей, и они предпочитали отсиживаться по домам, куря благовония, пока солнечный диск не очистится от скверны. Но некоторые бесстрашные души выходили на него поглядеть. И тогда видели сущность, которая оставляла на поле Мо Сян. Это была высокая фигура в широкополой соломенной шляпе и длинном травяном плаще. Существо это появлялось под ликом черного солнца, укладывало Мо Сян под понравившийся куст и, прежде, чем уйти, глухо напевало что-то над ней. Как мать над своим дитя. За тысячелетия ей так и не придумали имени, и по сей день зовут просто Муцинь. Мать.

- Да! Это она и есть! Мать! – возбужденно затараторила Алла, - Она мне снилась! И затмение! Длинная, страшная, в плаще. Только она не просто снится, но и после пробуждения…

- Дай, я закончу, - строго перебила ее Бабушка Лю, - Своими глупыми впечатлениями поделишься с… как ее там… с кривоногой козой.

Алла смущенно умолкла, гоняя обкусанным ногтем по блюдцу печенье.

- Большинство не решалось прикасаться к оставленным куклам, но были и такие – в основном, местные Уши (колдуны) – которые забирали их с полей и постигали их тайны. И постигли. Так появились мастера. Согласно старым летописям, они научились помещать в Мо Сян свитки с посланиями, не нарушая, так сказать, их целостность. Как им это удавалось – никто не ведает. Послания не отличались большим разнообразием – в основном, это были зашифрованные особым образом пожелания достатка, успеха, богатства, женской или мужской привлекательности. В общем, простые мечты, свойственные каждому в этом мире. И желания тут же исполнялись.

Со временем, малочисленную глухую деревеньку было уже не узнать. Каждая семья обзавелась собственной «счастливой куклой» и процветала. Но Муцинь по-прежнему приходила, оставляя за одно затмение порой до десятка своих «детей», и в скором времени лишние куклы уже «упаковывались» и отправлялись во внешний периметр на продажу…

- Постойте! – перебила ее Алла, - затмение – явление довольно редкое… А вас послушать, так….

- Там свое собственное солнце, - сдержанно ответила Бабушка Лю и, глядя на озадаченное лицо собеседницы, продолжила, - Так вот, подавляющее большинство Мо Сян было с хорошими посланиями. Но были и другие.

Заказчики таких прибывали к мастерам под покровом ночи, наглухо закутанные и прячущие лица за масками и глубокими капюшонами. Трясли толстыми пачками денег и просили поместить в Мо Сян другие свитки – сулящие упадок, неудачи и даже смерть. Эти были предназначены для врагов. Впрочем, молва о «плохих» куклах распространилась быстро, и мастерам пришлось в качестве гарантии безопасности прилагать к ним собственную «печать». Само собой, куклы с «плохими» посланиями такой печати не имели.