Мо сян

Вадим! Ее сияющий принц! То, что она приняла за любовь, оказалось лишь мороком. В обычных обстоятельствах он никогда бы не оказался в ее постели. Но это теперь не причиняло боли, и даже успокаивало. Значит, и в постели этой сморщенной курицы он оказался не по велению души, а по требованию мрачного китайского волшебства.

А еще на днях появились сны. Безмятежное рисовое поле, где она лежала под перезвон струящейся воды, разглядывая клонящиеся к лицу гроздья и жмурясь от теплого ласкового солнышка. Издалека доносился глуховатый напев без слов и шелест, словно кто-то бродил меж рядов, задевая одеждами зреющие кусты. Безмятежность, как это и свойственно снам, сменялась кошмаром. Она вдруг оказывалась дома, в своей провонявшей потом постели и сквозь пьяный угар, слабость и жажду продолжала… слышать и напев, и шорох тяжелых одежд. Только они больше не дарили умиротворение и довольство, а, наоборот, наполняли сознание тревогой и ужасом.

…

Алла выплеснула последние капли в стакан и глянула на часы. Выпивка закончилась, а значит… время пришло. Она вышла на балкон и, закурив, навалилась грудью на перила. Высоты должно хватить, но красивой картинки, увы, не получится. Как на зло, прямо под ее окнами расположился отряд переполненных мусорных баков.

«Допинав» последнюю сигарету, она начала громоздиться на перила, но вдруг услышала дверной звонок и замерла. Это не репортеры и не соседи. Три коротких, один длинный испокон веков сигнализировали, что пришли свои. После нескольких секунд колебания, Алла все же разжала начавшие примерзать к металлу руки и пошла открывать.

- Ты… - произнесла она и, посторонившись, пропустила в прихожую Ольгу, нагруженную пакетами. Злость, еще вчера бурлящая в ее тучном теле, угасла, и вид опасливо мигающей, сторонящейся её подружки не будил совершенно никаких чувств, - Ты ничего не взяла… ?

Ольга с радостным облегчением тут же звякнула пакетом.

- Взяла пиво, рыбу и сардельки. Сваришь? А то я голодная – с работы…

Алла фыркнула, но взяла пакет и понесла его на кухню. На душе против воли стало тепло. Сколько лет они в точности также встречались вечерами после работы, готовили ужин, пили пиво, делились… неудачами…

Алла угрюмо оглядела подругу, готовая к изменениям, сродни ее собственным, но Вагина выглядела, как и всегда. Если не хуже. Под близорукими глазами залегли глубокие тени, щеки скорбно обвисли, а нос еще более заострился, почти нависая над тонкими обветренными губами. Она неуверенно сидела на самом краешке табурета, готовая, кажется, в любой момент сорваться и дать дёру. Алла достала из холодильника какие-то чудом уцелевшие овощи, поставила кастрюльку под сардельки на огонь и пшикнула пивными бутылками. Молча выпили.

- Где он? – спросила Алла, не глядя на подругу.

Вагина помолчала, потом ушла в прихожую и вернулась еще с одним пакетом, из которого достала куклу.

- Не знаю, где он, и знать не хочу, - ответила она, - Вот, держи. Она - твоя.

Алла стремительно выхватила куклу, прижала ее к груди, и разревелась пьяными слезами, не заметив выражения глубочайшего облегчения на лице подруги.

- Алька, я все тебе расскажу, - сказала Вагина после небольшой паузы, - Только обещай, что не полезешь бить морду.

Алла кивнула, громко шмыгая носом.

- Есть у нас переводчица. Дуся. Вернее, это мы ее так зовем, а по-настоящему ее зовут то ли Дин Сюн, то ли Ду Син. Китаянка. Лет десять уже она каждый год приезжает с китайцами и остается на весь сезон. Отличная тетка. Так вот ее всегда выделяло то, что она повсюду таскает за плечами рюкзак. Здоровенный такой, походный. Даже на мероприятия вроде Дня Строителя его не снимает. Представляешь? Нарядное платьице, каблуки, а за плечами – рюкзачище. Конечно, ее сначала донимали вопросами, мол, что у тебя там? Золото-бриллианты? Потом привыкли, только шутили и анекдоты сочиняли. И вот около года назад я узнала, что у нее там – в рюкзаке.

- Кукла, - квакнула Алла и машинально спустила в закипевшую воду сардельки. Вагина кивнула.

- Как-то я сунулась к ней в вагончик и увидела на постели куклу. Не буду ее описывать, она была почти такой же, как твоя. Разве что вместо платья на ней были клетчатые брючки, рубашка, а на голове - короткая мальчиковая стрижка. Но выглядела она так необычайно и экзотично, что я невольно потянулась к ней.

«Не смей!» – услышала я Дусин окрик, - «Даже близко не подходи!»

Не говоря худого слова, Дуся вытолкала меня в предбанник и быстро запихала куклу обратно в рюкзак.

«Что это?» - спросила я.

«Это личная, очень личная… вещь!», - ответила она в глубочайшем волнении, - «Поклянись, что никому не расскажешь, и никогда… слышишь, никогда не попытаешься к ней прикоснуться!».

Я пообещала, но при условии, что она мне все объяснит. Вечером, когда местные разъехались по домам, а китайцы расползлись по своим бытовкам, я пришла к Дусе, вот так же с пивом, и она мне поведала интересную историю.

Эти куклы называются Мо Сян. Они очень старые, и очень редкие. В китайской семье самым любимым родственником считается вовсе не тот, который получает дом, бизнес или драгоценности. А тот, кому завещается Мо Сян. И, само собой, семьи, в которых есть такая кукла, никогда не бывают бедными, больными и несчастными. И Дусе страшно повезло, что ее бабушка перед смертью передала куклу именно ей. Но чтобы сохранить волшебство, очень важно оберегать куклу от чужих рук, потому что тот, кто случайно или специально её заберет, автоматически становится владельцем.

- Что-то сомнительно, что при такой волшебной палочке, твоя Дуся чалилась месяцами на стройке в грязном вагончике…, - пробормотала Алла, ставя перед Вагиной тарелку с дымящимися сардельками, хлеб, кетчуп и несколько увядшие огурцы, - почему не загадала себе дворец и парочку поршей?

- Я тоже спросила ее об этом, - ответила Ольга, энергично орудуя вилкой, - но она сказала, что кукла не является волшебной палочкой, а просто… ну, я не совсем поняла… она вроде как перестраивает имеющиеся у тебя ресурсы под твои желания. И далеко не у всех желания сводятся к поршам и дворцам.

В качестве доказательства она выволокла из-за шконки несколько полотен. Я никогда не видела ничего прекраснее! Картины были написаны в китайских традициях живописи, но с невероятным мастерством передавали дух именно России. Дети, играющие мягким апрельским деньком в песочнице, осенний лес, влюбленная пара на набережной, Байкальские скалы… От этих холстов невозможно было оторвать глаз! Казалось, стоит коснуться полотна рукой, как оно утянет тебя внутрь, в лучший мир!

Дуся рассказала, что сызмальства мечтала рисовать, как ее бабушка. Но до получения куклы, она едва ли могла изобразить хоть что-то. Она любит красоту России и приезжает, только чтобы рисовать ее. На Родине ее работы стоят очень дорого. И есть у ее семьи и дворец и порши, но ее лично это мало интересует.

Алла мутным глазом глядела на подругу, уписывающую сардельки и прихлебывающую бутылочное пиво.

- Странно… Она могла бы просто рисовать...

Вагина пожала плечами.

- У них там своя идеология. Занятые руки – счастливые руки. Вроде того…

- А что там за история с печатью мастера? – спросила Алла, и подруга на пару мгновений замедлила темп движения челюстей.

- Не знаю, о чем ты, - ответила она, не поднимая глаз, - я никаких печатей не видела.

- Я тоже, только…, - пьяный туман в голове мешал формулировать мысли, - Тот китаец сказал, что не может продать куклу, потому что у нее отсутствует печать. И ты, как только узнала, что печати нет, тут же придумала сказку про Богучаны и месяц отсиживалась дома, тестируя на мне… эффект.

- Это твои фантазии! Я была в командировке. И печатей никаких я не видела ни на Дусиной кукле, ни на твоей, хоть и не берусь утверждать, должны они быть или нет.

Женщины надолго замолчали. Алле хотелось поскорее выпроводить подругу и остаться одной. Лечь спать. Ощущение гладкого, упругого тельца куклы под руками, закутанного в мягкий, старый шелк, успокаивало, обещало, что все испытания позади. Стоит только пожелать, и утром она снова проснется молодой и свежей, история с отравлением и пожаром превратится в страшный сон, а Вадим явится с букетом и массой извинений на пухлых губах.