Лед Апокалипсиса

Ближе к финалу. Кульминация. Сцена имеет дохрена подтекста. Когда показывают пулемётчика, в напряженный момент сражения, когда бой почти проигран, вы можете нажать паузу и сказать — что не так?

О чем кричит это быстрое молчание картинки?

Пулемётчик один, его напарник погиб. Рубашка оружия сбита. Всё и вся перемазано в грязи и крови. Он ранен, возможно контужен. Это значит, что до этого он хладнокровно и упорно «выкапывался», рядом с телом своего товарища, преодолевая боль и дезориентацию, ставил «максима» на станок, заряжал ленту.

И он начал стрелять. Бить. Вести огонь. В одиночку он кладет на землю всю атакующую немецкую пехоту. Бьет, бьет и бьет, так что летят куски снаряжения и людей.

Останавливает стрельбу. Секунда, вторая, третья. Немцы воюют технично, хорошо. Они возобновляют атаку.

А пулеметчик вновь начинает стрельбу. Он бьет, бьет. Делает паузу и снова стреляет. Снова. Снова. Его пули находят свои цели, выбивают прижатых к израненной земле пехотинцев. Убит, убит, убит. Покойник.

Он не говорит ни слова. Не хмурится, не скалится, не улыбается, не печалится. В глазах его сама смерть. Холод равнодушной ненависти и уверенность неотвратимой смерти. Без слов и внешних эмоций он кричит — я убью всех! Положу ваш вермахт. Приводите всех, до последнего, у меня хватит ярости, огня и патронов на каждого. Смерть.

И оставшимся в живых становится страшно. Им должно быть страшно. Они бегут. Потому что страшен гнев пулемётчика.

И, что классически, в итоге, в льняной ленте торчат последняя пара патронов. Ну, убегающие этого уже не узнают.

Такова власть пулемёта в таком мире, где всё просто — убей или будь убит.

А ещё, за эти насыщенные насыщенные событиями секунды наш стрелок-снайпер добежал и плюхнулся на позицию. Кабыра не нужно учить воевать.

Ловлю в прицеле платформу с артиллерией врага. В едином порыве нажимаю на гашетку. Долю секунды мне казалось, что ничего не происходит, что инструмент мой замерз, заклинил или не сработал. Мало ли что могло произойти. А потом поток взбешённых пуль вырвался вперёд.

За мгновение поле боя превратилось в мой личный тир. Тугие удары снесли обслугу артиллерии, повёл стволом вправо, летели куски обшивки, стёкла, высекались искры, моя швейная машинка прошивала навылет каждую единицу техники.

«Бу-бух»! Один из вездеходов сдетонировал, полыхнув жирным бензиновым огнем, подпрыгнув и завалившись набок.

Снова перевёл ствол и деловито изрешетил ещё один внедорожник и переключился на трехосный грузовик. Мой мозг от напряжения, казалось, мог видеть глазами полёт каждой пули, удар от попаданий. Выложив несколько очередей в топливный бак грузовика, понял, что не сдетонирует, прошёлся очередью по границе между бортом и снегом. Раздался нестройный хор негодующих голосов. Ага, твою мать! За грузовиком залегли, суки! Прошёлся ещё раз. И ещё. Слева шевеление, перевожу прицел, бью туда. Теперь, короткими, по всему что кажется мне ещё живым.

— 'ПЯТЫЙ ЛЕГИОН

ДЛЯ ЦЕЗАРЯ В АМФИТЕАТРЕ,

ВАЛИТ ЗА СЛОНОМ СЛОНА,

ИДЁТ ВПЕРЁД!', — громыхают сверхмощные колонки.

Ярость переполняет меня. Океан гнева, излитый в освинцованные стальные пули. Как смели вы, сучьи дети явится на мою землю! Смерть. Смерть. Смерть! Никаких колебаний, никаких сомнений!

Сверху, «с небес», размеренно и расчетливо хлопает ВСС. В какой-то момент выстрелы сменяются на раскатистые хлыстовые выстрелы СВД.

Какафония автоматчиков из окон Уюта. Подняты в бой матом Иваныча, пользуясь тем, что боевики притихли, размеренно и прицельно давят атакующих.

Кабыр всё лупит. Долгая пауза. И снова смерть сверху.

Бой окончен менее чем за пару минут. Крики. Мелькания в сторону проёма между корпусами. Бегут? Бегут, сучьи дети!

— Денис, давай двигай по правому краю, — ору я осипшим голосом, вцепившись в пулемёт. Вообще в кабине приличная звукоизоляция, плюс музыка не замолкала ни на секунду. Но трактор плавно дернулся.

Колонки заканчивали трек песни.

'Если уж и переступать закон, то ради царства!

Но, конечно, граждане закон должны все чтить.'

— Мы помним тебя, пятый легион, — прошептал я так, чтобы меня услышали только гордые души тех павших воинов, о которых пела песня.

Перехватил свой вальтер, чтобы при необходимости добить шевеление на поле боя.

Убежать пытались не более десяти человек. Точнее не скажешь, потому что, когда из-за углового корпуса выкатились мы (и всё ещё генерируя пугающе громкие звуки русского рока), беглецы залегли в снег, где их и встретила смерть от огня стрелков с крыши углового корпуса. Мой пулемёт если и застрелил, то только двоих.

Ни один собачий хрен с поля боя не ушёл.

Стремительно темнело, кто-то включил ранее не виданную мной заводскую систему освещения. В месиве снега, распростёртых тел, крови и кусков автомобилей слышались отрывистые злые команды. Это Иваныч с Ханом проверяли, добивали, распределяли, подстегивали. Чтобы не расслабляли булки бойцы лагеря имени Фрунзе.

Размашистой поступью, к нам двигался Кабыр. СВД за спиной, заряжает магазины ВСС. Движения как всегда плавные, быстрые, засмотреться можно. А мы так и стояли, источая пар, с открытой кабиной, в которой ругался Климентий.

— Босс, сражение ещё не завершено! Босс, нападавшие доложили о неудаче непосредственно в командный пункт, своему руководителю «Тётя Оксана». И я полагаю, что, если мы не добьем гнездо фракции гопников, они вернулся снова. В настоящий момент эта группировка направили значительные силы к нам, они временно дезориентированы и ослаблены. Сейчас наиболее удачное время для контратаки.

Заглянул в глаза к подошедшему Хакасу, Денису, который всё так же вальяжно сидел за рулями. Поискал там бессловесный ответ на немой вопрос об идее нейросети. Так-то он прав, говорилка навигационная. Мои бравые парни смотрели решительно, зло. Всё ясно. Кивнул.

— Клим Ворошилов!

— Я Климентий.

— Да как скажешь. Свяжись по рации с группировкой из ЖК Парковый, они тут рядом. Скажи, что мы громим гопарей, и если они хотят присоединиться к веселью и разграблению, то самое время. Кабыр в кабину, Ден на рулях. Я, несмотря на мороз, «на спину» трактора. И короб пулемётный второй дайте, перезаряжусь. Погнали наказывать злодеев.

В кабине Климентий пробубнил, что по своей инициативе сообщит о нашем маневре коменданту и узнает состояние дел на Станции, не подверглись ли они параллельному нападению?

Железный мозг вычислил штабом гопников одиноко стоящее в небольшом парке на краю Старого района здание ДК. Ну, то есть это мы и без сопливых знаем.

Стемнело, долетели за несколько минут. Притормозили на краю парка.

— Какой план? — распахнул для обсуждения левую дверь клааса Денис.

Снежинки игриво кружили над нами, словно сейчас новогоднее шоу, а не война выживших.

— В три рожи здание нельзя штурмовать, гиблое дело. Мы с тобой, Денис Михайлович, кружим вокруг и задорно постреливаем по фасадам. Кабыр втихуя мочит на своей позиции всё что плохо шевелится в окнах. А когда врагов проредим, я заскочу в здание, в подвал и подорву к ебене матери их котельную. Или подожгу. Мне один дядька схему расположения рассказывал, включая топливный бак. Ты этот момент прикроешь из пулемёта. Случится пожар, они сами полезут из всех щелей. Климентий, слышишь меня?

— Безусловно.

— Доложишь, что там пацаны с Паркового. Андестенд?

Хакас занял позицию на занесенном по самую крышу соседнем доме, заполз внутрь окошка, которым когда-то пользовались голуби. Вид ему открывался на штаб гопников под углом, со стороны Старого района.

Врубили музон, полную иллюминацию и я пожалел, что у пулемёта нет режима одиночного огня.

Моя главная функция — как во время фокуса в цирковом шоу, отвлекать внимание на себя, пока Кабыр вносит ощутимый вклад в вымирание человечества. Ночь не была тёмной, к тому же первые несколько минут в ДК даже не догадались выключить свет.

Обстановка тут изменилась. По какой-то причине все машины неаккуратно оттащены в сторону, перед ДК вытоптана большая грязная площадка. Фонари больше не горят, большинство — разбиты. Мы принялись как охотящаяся акула нарезать гигантские неровные круги, я водил стволом и постреливал. Если смотреть на фасад, кажется, что здание кубическое, однако в реальности оно сильно вытянуто. Парадное «лицо», хозяйственный «зад». В филейной части строения встроенные складские помещения, гараж, защищенный громадиной металлических створок.