Александра

— Тридцать. Плюс двадцать в колчане. Правда с другими наконечниками. Всего пятьдесят штук. А у тебя сколько?

— Двадцать пять. Саш, а зачем тебе бронебойные?

— Я не знаю. Просто подвернулись эти наконечники по дешёвке, я их и взяла. Заказала стрелы, а наконечники уже сама вставила.

— Саш, ну что, может постреляем? Папа на работе, я у него машину возьму.

Отец у Елены работал на таможне. Мама — учителем младших классов в школе. У её родителей была автомашина УАЗ «Патриот». Елена имел права и вовсю ездила на машинах. Мы собрались. Почему я взяла тогда сумку со всеми своими немного численными вещами, я сама не знаю. Буд-то что-то толкнуло меня. Положила на заднее сиденье свою спортивную сумку со всем её содержимым, шашку и лук в чехле с колчаном.

— Саш, а сумку то зачем?

— Не знаю. А что такого?

— Ты что, думаешь, что её украдут из моего дома?

— Ничего я такого не думаю. Просто взяла. Даже не знаю зачем. Но не выкладывать же её из машины. Пусть полежит.

Елена усмехнулась, пожала плечами и положила рядом с моими вещами свой лук с колчаном.

Выехали за город. Ехать было недалеко, так как город очень маленький. Нашли полянку и старый дуб. Повесили с ней мишень. Отошли на тридцать шагов.

— Ну что, Саш, начнём с этой дистанции?

— Давай.

Начали с 30 метров, потом отошли на 50. Позже, стали стрелять с 70 метров и наконец со 100.

— Лена, поправку почему такую делаешь? У тебя стрелы мимо цели уходят. — Делала замечания подруге. Она оправдывалась, и мы начинали снова.

Настрелявшись, собрали стрелы. Потом пообедали захваченной снедью. Елена вытащила из машины губную гармошку.

— Ты что, умеешь на гармошке играть? — Спросила её удивлённо. Раньше я никогда не видела и не слышала, чтобы Елена играла на таком музыкальном инструменте.

— Это папина гармошка. Наверное, забыл в машине. Я её обнаружила, когда мы сюда ехали. Но он меня учил играть. Хочешь послушать?

— Поиграй.

Елена стала выдувать довольно весёлую мелодию. Потом заиграла частушки. Я стала петь:

Как заслышу я гармошку,

Заиграет кровь ключом.

Увлеклась я гармонистом,

А гармошка — ни при чем!

Лена, играя на гармошке, показала мне большой палец. Я продолжала:

Мой миленок тракторист,

Я — его доярочка.

Он в мазуте, я в навозе-

Боевая парочка.

Я вскочила и начала отплясывать. Продолжала петь:

А ты не жми меня к березе,

И не гладь мне по груди.

Ты не думай, я не дура.

Вот поженимся — тады.

Ах, ты, Вася, милый Вася,

Свое счастье ты проспал:

Сколько раз тебе давала,

Ты ни разу не попал!

Елена закатилась и упала на спину. Хохотала, крича: «Мазила! Как можно промазать? Ой я не могу!» Я тоже смеялась.

Потом ещё посидели немного. Хорошо тут было. Запах, напоенный травами, лесом. Вспомнила слова Николая.

— Лен, а Лен?

— Что?

— Скажи, у вас тут где-то есть место, где в старину было языческое капище.

— Да есть такое. А тебе зачем?

— Не знаю. Говорят, там какая-то жуткая атмосфера.

— Я была там один раз. В общем-то ничего жуткого. Просто как-то неприятно, если честно.

— Это как?

— Вот смотри, мы сидим сейчас с тобой на травке, вокруг разные насекомые летают. Птички поют.

— Ну и?

— А там этого нет. Тишина как на кладбище.

— Далеко это отсюда?

— Нет. Пять минут езды. Правда потом пешком немного надо пройтись, метров триста. Так как на машине не подъедешь.

— Поехали?

— Хочешь, поехали.

Мы сели в машину и Елена, сунув губную гармошку в джинсы, тронулась с места. У меня было странное чувство, как в детстве, когда лезешь в тёмный чулан. Душа уходит в пятки, но ты всё равно идёшь в темноту и каждый раз ожидаешь, что на тебя кто-нибудь прыгнет или схватит за ногу. Вот и сейчас я испытывала нечто подобное. Мы ехали минуты три-четыре. Потом Елена остановила машину, заглушила её.

— Пошли. Вот здесь в роще. Просто дальше пешком надо.

— Пошли. — Я вылезла из салона, повесила свою спортивную сумку на плечо. Лук с колчаном и шашку.

— Саш ты зачем всё берёшь?

— Мы же машину оставим?

— Ну и что?

— Ну как что? А вдруг кто-нибудь решит проверить аппарат на предмет ценного. А для меня тут всё ценное.

— Саша, это уже паранойя.

— Лен, знаешь пословицу, подальше положишь, поближе возьмёшь. Ну и вдруг там на капище кто-нибудь будет злой и неадекватный. А мы его шашкой приголубим или зад из лука прострелим. Так что, подруга моя, бери и ты свой лук. Пойдём. И ещё, еду, что осталась возьми.

— Зачем? Мы что там, до вечера будем?

— Не до вечера. Просто если капище, пусть и языческое, но надо будет какое-нибудь подношение сделать. Вот мы еду и оставим. Нам то она уже будет не нужна. А так мало ли, славянских богов задобрим. Ну и плюс по стреле оставим. Тоже в качестве подношения.

— Ну я с тебя не могу, Сашка! — Елена засмеялась. — Ты что веришь во всю эту муру? Боги там и прочее? Может ещё в лешего и чертей?

— Не то, что верю, но сбрасывать совсем со счетов это не нужно. Предки наши были не дураки, согласись и верили. Не просто же так. Вот скажи, ты крещёная?

— Крещёная. У меня даже крестик золотой есть. Смотри. — Она вытащила из-под майки золотой крестик на золотой цепочке.

— Молодец. У меня тоже крестик есть. А ты хоть одну молитву знаешь?

— Знаю. Меня бабушка заставляла учить. Еже си на небеси, да святиться имя твое, да прибудет царствие твое…

— Достаточно. Вот видишь, а ты говоришь. Сама шпаришь молитву, от зубов отскакивает.

— Да ладно, Сань.

— Не ладно. Мой папа, царствие ему небесное, рассказывал, что он ни один раз в бою обращался к господу, прося защиты. Так что не ладно. Бери свой лук и колчан, и пошли.

Елена, ухмыляясь, всё же взяла лук с колчаном, закрыла машину и мы пошли. Углубились в рощу. Чем больше углублялись в рощу, тем всё тише становилось вокруг. И правда нет пения, и чириканья птиц. Насекомые не жужжат, бабочки не порхают. Тишина становилась какая-то давящая. Мы сами шли молча. Наконец, вышли на полянку. На ней рос старый дуб, мощный такой. рядом с ним лежал какой-то плоский валун. Мы подошли ближе.

— Вот Саш, капище. Валун видишь? — Сказала тихо, полушёпотом Елена. — На нём жертвоприношения делали. На камне даже бороздки выбиты. Это кровь по ним стекала. Так говорят.

И правда. Валун имел неправильную прямоугольную форму. В середине была выемка, от которой шли бороздки, вытесанные в камне в обе стороны к бокам. Мы с Еленой застыли. Вокруг была тишина. Даже ветерка не было.

— Лен, какой дуб старый. Сколько ему, интересно?

— Говорят больше тысячи лет.

Мы ещё постояли с ней глядя на валун. Я взяла у Елены сверток с едой. Там ещё оставался хлеб, полукопчёная колбаса, огурец, парочка помидор и яблоко. Всё это положила на камень. Пусть так. Это лучше, чем совсем ничего. Неожиданно раздалось воронье карканье. Мы обе с Еленой вздрогнули. Пара ворон сидела на дубе и обе орали.

— Да чтоб вас, курицы загорелые! Заткнитесь! — Крикнула Елена зло. И тут реальность дрогнула, словно гладь воды и от валуна пошли волны. Нас обдало ледяным холодом. — Мамочка! Что это? — Воскликнула Елена. Опять реальность дрогнула и вновь пошли круги от камня, словно в воду бросили камушек. На этот раз на нас дохнуло жаром. И я почувствовала запах гари. Мелькнула мысль, лес горит что ли?

— Лена заткнись! — Крикнула ей, как реальность опять дрогнула в третий раз. И вновь круги. На этот раз в нос ударил запах крови. Услышала лязг железа, словно кто-то бился клинками, крики ярости и боли. Что происходит? Внезапно всё прекратилось. Мы всё так же с Еленой стоим на поляне. Перед нами тот же камень. Вот только кажется, что-то неуловимо изменилось.

— Сань, что это было? — услышала вопрос Елены и очнулась. Вышла из какого-то ступора.