Страница 93 из 109
На Уолл-стрит эпоха трастов, казалось, вот-вот обойдет Леманов стороной. Только за период с 1898 по 1904 год через банкиров инвесторам было продано новых ценных бумаг промышленных комбинаций на сумму более четырех миллиардов долларов. В 1893 году насчитывалось двенадцать крупных трастов с совокупным капиталом менее 2 млрд. долларов. К 1904 году таких трастов было 318, один из которых имел капитал почти в полтора миллиарда долларов. Система трастов, разработанная юристами Джона Д. Рокфеллера, предполагала передачу права голоса группы компаний в руки группы доверенных лиц. Формально отдельные компании оставались независимыми в своей деятельности и, следовательно, не подлежали антимонопольному преследованию. Но централизованный контроль над голосованием означал, что ни одна компания не сможет сильно отклониться от курса. (Джейкоб Шифф никогда не одобрял трасты голосования и тот контроль, который они предоставляли над деятельностью компаний, но он достаточно охотно продавал их ценные бумаги). Теория траста заключалась в том, что устранение конкуренции между консолидированными подразделениями приведет к немедленной экономии и, следовательно, к увеличению прибыли. Иногда это срабатывало.
Эпоха трастов была эпохой инвестиционных банкиров. Деньги, необходимые для запуска новых предприятий и вывода их ценных бумаг на рынок, сделали вклад банкиров крайне важным. Банковские дома имели опыт продажи государственных и железнодорожных облигаций в Европе, и это было им на руку. Теперь они могли продавать новые корпоративные акции, стоимость которых могла меняться, а могла и не меняться. По мере развития двадцатого века европейский рынок для американских ценных бумаг становился все менее значимым: появилась состоятельная инвестиционная публика в Америке.
Появились компании, которые решили, что могут обойтись без инвестиционных банкиров. В 1902 г. Пенсильванская железная дорога предложила ввести свою линию непосредственно в Нью-Йорк через тоннели под рекой Гудзон, что сделало бы Пенсильванскую железную дорогу конкурентоспособной по отношению к Нью-Йоркской центральной железной дороге. В Нью-Йорке и Нью-Джерси существовали влиятельные круги, выступавшие против этого плана, но Джейкоб Шифф, который более двадцати лет был банкиром Pe
Выпуск облигаций для финансирования строительства тоннелей был достаточно выгодным, и железная дорога решила, чтобы сэкономить на комиссии андеррайтера, выпустить его самостоятельно. Шифф не советовал этого делать, да и Пенсильвания, похоже, была в весьма неблагодарном расположении духа, учитывая всю тяжелую работу Шиффа. Но Шифф принял это решение с благосклонностью. Вскоре, однако, без поддержки рынка и одобрения со стороны инвестиционно-банковского дома туннельные облигации оказались в затруднительном положении, и их цена упала настолько катастрофически, что Kuhn, Loeb пришлось вмешаться и в последнюю минуту провести спасательную операцию. Для промышленности это был драматический пример важности банковского дома и его способности найти и «продать» рынок. Кроме того, это был последний случай, когда компания пыталась предложить ценные бумаги публике без поддержки «эмиссионного дома».
Инвестиционные банки продавали ценные бумаги населению одним из трех основных способов или в любой комбинации. Они могли выступать андеррайтерами — или, проще говоря, гарантировать успех выпуска, который они будут продавать. В обмен на больший риск андеррайтер получал право решать, по какой цене продавать выпуск, кому, где и какими способами. Или же банкир может продавать ценные бумаги на рынке по договорной системе, продавая акции компании за комиссионное вознаграждение и одновременно предоставляя ей деньги в долг на операционные расходы, развитие или расширение. В идеале банкир зарабатывает на такой операции двумя способами. (Это была любимая банковская техника Джозефа Селигмана в работе с железными дорогами; разумеется, он часто проигрывал). Третий метод — контрактинг, когда инвестиционный дом скупает весь выпуск целиком, а затем либо распределяет его между другими домами, либо продает его исключительно. Это был излюбленный способ работы Kuhn, Loeb, и стороннему наблюдателю может показаться, что он связан с наибольшим риском. На самом деле контракты заключались редко, только в тех случаях, когда вопрос считался беспроигрышным.
К началу века дом Lehman Brothers мало чем занимался из этого прибыльного бизнеса. Фактически за первые пятьдесят лет своего существования Lehman Brothers выпустил только один выпуск — в 1899 г. для так называемой International Steam Pump Company, насосного треста, состоявшего из пяти производителей насосов. Комбинат не оправдал надежд, и в соответствии с антимонопольным законодательством он был реорганизован в Worthington Pump & Machinery Corporation. Укушенные, Леманы на несколько лет прекратили заниматься андеррайтингом. Они продолжали заниматься сырьевыми товарами — хлопком, кофе, нефтяными фьючерсами, а для собственных портфелей покупали выпуски акций того времени[56].
Но после смерти Эмануэля Лемана управление фирмой полностью перешло в руки второго поколения — группы неугомонных, нетерпеливых, амбициозных мальчишек: Филипп, Зигмунд, Артур, Мейер Х. и Герберт. Особенно изобретательным в банковском деле был Филипп, сын Эмануэля, и именно мастерство Филипа Лемана, а также сила его воли и напористость («Во всем, что бы он ни делал, Филипп должен был побеждать», — говорит один из членов семьи) позволили ветви семьи Эмануэля Лемана занять доминирующее положение в делах компании. В эпоху, когда ни один уважающий себя частный банкир не осмелился бы поддержать розничные магазины, производителей текстиля, одежды или сигарет, не говоря уже о позорных домах заказов по почте и операциях «пять и десять», Филипп Леман привел своих кузенов непосредственно в такие предприятия и быстро добился прибыльных результатов. Очень рано Lehman Brothers помогла профинансировать и развить Американскую калийную и химическую корпорацию и продолжала поддерживать ее до тех пор, пока она не была продана за неплохую сумму Standard Oil Company of New Jersey.
Именно поколение Филипа Лемана впервые вошло в элиту нью-йоркского немецкого еврейства. Он и его двоюродные братья женились на Штраусах, Альтшулях, Льюисонах, Лауэрах, Лимбургах, Фатманах, Гудхартах, а в случае его двоюродного брата Зигмунда — на первых кузинах Леманов, тем самым связывая Леманов с другими состояниями и банковскими домами. Важное значение имел брак Артура Лемана с дочерью Адольфа Льюисона, благодаря которому горнодобывающие предприятия Льюисона перешли под крыло Лемана.
Именно по настоянию Филипа Лемана фирма впервые начала заниматься андеррайтингом, что впоследствии привело Lehman Brothers к инвестиционно-банковской деятельности. Он часто обсуждал эту тему со своим лучшим другом Генри Голдманом.
Отец Генри, Маркус Голдман, умер за несколько лет до смерти Филипа, и доходы от бизнеса, который старый Маркус носил в подкладке своей шляпы, оставили его наследникам более чем комфортное состояние. Генри тоже был амбициозен и стремился выйти за рамки продажи коммерческих бумаг, по которым Goldman, Sachs стала ведущим дилером в Нью-Йорке. В те времена слияния компаний не были столь модными, как сейчас, и поэтому друзья не рассматривали этот вариант. Но они допускали мысль о создании собственной андеррайтинговой фирмы Goldman & Lehman. Но давление, как практическое, так и сентиментальное, не позволявшее им оставить свои семейные фирмы, было очень сильным, и в конце концов они решили сотрудничать в области андеррайтинга в качестве побочного направления. Каждый дом продолжал бы заниматься своей специализацией — Lehman сырьевыми товарами, Goldman, Sachs — коммерческими бумагами, — а два друга входили бы в андеррайтинговые предприятия в качестве партнеров, деля прибыль пятьдесят на пятьдесят.
56
Когда в 1908 г. молодой Герберт Леман стал партнером, он был поражен, увидев, сколько «спекулятивных» и «кошачьих» акций приобрели для фирмы его отец Майер и дядя Эмануэль. Среди них был большой пакет акций компании Electric Boat Company, которая в скором времени должна была заполнить Атлантику подводными лодками, а также 1 000 акций компании Bethlehem Steel Company.
В то время как филиал Майера, в котором родился Герберт, стал известен своей общественной деятельностью.