Страница 63 из 109
В течение следующих нескольких месяцев все больше и больше денег Мейера уходило на поддержание работы насосов, и к августу, вернувшись в Филадельфию за новой партией кружев и вышивки для поддержки насосов, он уже почти потерял надежду, когда получил телеграмму из Лидвилла. Она гласила: «У вас богатая забастовка». Шахта A.Y., наконец-то не обводненная, давала пятнадцать унций серебра — почти двадцать долларов на тонну, а также значительное количество медной руды. Количество серебра в руднике внушало оптимизм — из одного штока было извлечено 180 000 долларов чистого серебра. В то же время преобладание меди разочаровывало.
Мейер немедленно вызвал в Лидвилл всех своих семерых сыновей, включая Бенджамина, который еще учился в Колумбийском университете, и Уильяма, который едва достиг подросткового возраста; им было велено закончить обучение на месте и на месте освоить практическую металлургию. Мейер и старшие мальчики должны были заниматься закупками и маркетингом, а главное — найти способ плавки медной руды, не требующий непомерных затрат.
Это не заняло много времени благодаря обстоятельству, еще более удачному, чем визит г-на Грэхема. Из нескольких существующих процессов один, разработанный, но до сих пор не опробованный, был детищем Р.Дж. Гатлинга, изобретателя скорострельного пулемета. В финансировании процесса Гатлинга по извлечению руды отказал Дж. П. Морган, но нашелся один молодой, малоизвестный, одинокий спекулянт, который поверил в эту идею. Его звали Бернард Барух. По совету Баруха Мейер сделал ставку на процесс Гатлинга, который практически сразу же снизил цену рафинирования меди до практических семи-восьми долларов за тонну.
Одна из главных «бед» Гуггенхаймов в нью-йоркской толпе, в которую они вскоре попали, заключалась в том, что почти все состояния XIX века до этого момента строились систематически и обладали некой неизбежной логикой. Но деньги Мейера Гуггенхайма были сделаны столь хаотично: от полировки печей до щелока, от специй до ирландского льна и швейцарской вышивки, от одного бизнеса, о котором он знал мало, к другому, о котором знал еще меньше, и, наконец, к богатой добыче серебра и меди из затопленной шахты. Ходили слухи, что Мейер был немного неуравновешен и добился успеха не благодаря уму, а благодаря везению. Но неизменным элементом карьеры Мейера Гуггенхайма было то, что он всегда был, по сути, посредником, дорабатывая и продвигая на рынок продукт, произведенный кем-то другим.
Точно так же, как он преуспел в улучшении существующей марки полироли для печей, он преуспел в улучшении выплавки меди. Ликвидируя свой кружевной бизнес, он продолжал действовать по этой схеме. Он решил сосредоточиться не на производственно-хозяйственной части медного бизнеса, а, как ему казалось, на той его части, где действительно лежат деньги, — на выплавке и рафинировании меди.
Теория Мейера была очень похожа на теорию другого эксперта в области подземных разработок того времени — Джона Дэвисона Рокфеллера. Рокфеллер никогда не был владельцем нефтяной скважины, считая буровые компании слишком рискованными и предпочитая доверить их мелким спекулянтам. Ему больше нравилось владеть нефтеперерабатывающими заводами. Тогда владельцы скважин должны были привозить ему свою нефть, которую он покупал по самой низкой цене (которая становилась тем ниже, чем больше добывали производители, и достигала дна, когда наступало перепроизводство). Аналогичным образом, когда Мейер покупал медные земли, он приобретал их в первую очередь для создания медеплавильных заводов; затем он либо сохранял свои горные владения в качестве дочерних предприятий, либо продавал их для покупки новых медеплавильных заводов.
По словам одного из биографов, к 1882 г. владения Мейера были достаточно велики, чтобы «привлечь и удержать внимание его сыновей», которые все это время работали на него. Для этой покупки Мейер создал компанию M. Guggenheim's Sons, в которой каждый из семи его сыновей был равноправным партнером. Мейер начал ссужать сыновьям деньги на покупку и строительство плавильных заводов. В 1888 г. мальчики купили свой первый завод в Пуэбло, штат Колорадо, за 500 тыс. долларов, а вскоре у них появился еще один завод в Мексике. Прибыль, которую они делили между собой, была достаточной, чтобы привлечь внимание любого. В 1890 году стоимость только одного рудника Минни составляла 14 556 000 долларов. Через год Гуггенхаймы заработали столько денег, что решили создать собственный трест, объединив около десятка своих нефтеперерабатывающих предприятий под названием Colorado Smelting & Refining Company.
Первый выпуск акций этой новой компании должен был быть осуществлен на средства J. & W. Seligman & Company. Однако в последний момент Айзек Селигман (чья семья еще не была связана с Гуггенхаймами узами брака) отказался от участия. Он не думал, что выпуск будет продаваться.
Однако это произошло. В 1895 году Гуггенхаймы купили огромный нефтеперерабатывающий завод в Перт-Амбое, штат Нью-Джерси, а через четыре года была создана отдельная геологоразведочная компания Guggenheim Exploration Company, получившая название Guggenex, которая очень быстро привела братьев на медные и серебряные рудники в Неваде, Юте и Нью-Мексико, золотые прииски на Аляске, оловянные прииски в Боливии, алмазные прииски в Африке, еще больше медных приисков в Мексике, медь и нитраты в Чили и даже каучуковые плантации в Бельгийском Конго.
К 1900 году Гуггенхаймы заработали столько денег, что два младших брата, Бенджамин и Уильям, решили уделять семейным предприятиям меньше внимания. Получив заверения, что из сентиментальных соображений они будут и дальше участвовать в прибылях, оба мальчика ушли на пенсию, оставив копание, выплавку и разведку Исааку, Даниэлю, Мюрри, Соломону и Симону. Тем временем Мейер, по словам Уильяма Гуггенхайма, «вел книги с небольшими аккуратными цифрами», наслаждаясь тем, что каждая новая запись «улучшала его финансовое положение».
Он заложил основу того, что сегодня является медной промышленностью США. Такие гиганты, как Ke
Когда новости об успехах Льюисонов и Гуггенхаймов в горнодобывающей промышленности дошли до Селигманов в Нью-Йорке, их старый энтузиазм к подземным приключениям возродился. Не то чтобы они совсем угасли. Мечты о том, что они попадут в «золотую жилу», заставляли их посылать хорошие деньги за плохими во всевозможные горные предприятия. Они покупали шахты, несмотря на отсутствие знаний о производственной стороне горного дела. Они финансировали операции, которых никогда не видели. В разгар паники 1873 года, самой жестокой из всех, которые когда-либо знала страна, Селигманы с радостью вложили деньги в совершенно бесполезный золотой рудник «Онейда» и продолжали владеть рядом других бесполезных акций горнодобывающих предприятий. Но акции горнодобывающих компаний становились почти такими же «гламурными», как железные дороги, и Селигманы не могли поверить, что в скором времени не найдут победителя. В 1870-х годах Джозеф писал своим братьям: «Я не хочу больше никаких рудников ни за какую цену! Даже даром! Поскольку оценки[32] всегда самые плохие!». Но, конечно, он продолжал покупать рудники. На самом деле, одна из самых больших заслуг фирмы Селигмана состоит в том, что она смогла остаться крепкой и на плаву, без видимых финансовых потерь, несмотря на многочисленные убытки от добычи.
После смерти Джозефа Селигмана главой нью-йоркской фирмы стал Джесси, и, возможно, потому, что Джозефу не везло в Монтане, Джесси решил, что у него будет лучше. Логики в этом решении было немного, но ни в одной из горнодобывающих компаний братьев этот товар почти не проявлялся. Предприятие Джесси в Монтане называлось Gregory Consolidated Mining Company и располагалось к юго-западу от Хелены. «Звучит очень многообещающе», — написал он братьям, не потрудившись посетить Хелену; впечатляющее название рудника его вполне устроило. Он приобрел значительную долю акций Gregory, а затем направил для осмотра рудника эксперта — своего молодого сына Альберта, который действительно изучал горное дело. «На этот раз мы не будем доверять незнакомцам», — уверенно писал он, поздравляя себя с тем, что поступил умнее Джозефа, который доверился вороватому Бому.
32
Продавцы ценных бумаг горнодобывающих компаний часто «оценивали» покупателей акций, чтобы те внесли дополнительную сумму денег, если стоимость разработок, которые должны были быть оплачены акциями, превышала первоначальные оценки. Если акционер не вносил эти суммы, он терял свое участие.