Страница 58 из 59
И так. Внутри боярская гвардия, не менее полутораста бойцов. Забор из колючей проволоки, охраняемый рептилиями плюс резерв этих хищников в заповедной зоне. Все члены клана Монморанси — Одарённые, а у Тышкевича руки связаны требованием провернуть дело без лишнего шума и малыми силами.
Связистка, передав это требование, сообщила, что из-за волнений по поводу массовой гибели людей в Веракрусе папа строго-настрого запретил устраивать бойню в Санта-Катарине. Ничего личного не приписала, она — в Торжке, под крылом отца и Великой Княгини Екатерины, та явно настроена против Виктора Сергеевича, он — всего лишь «походный друг», никак не пара для дочери.
Без Анастасии мучило одиночество. Пантелеев, с примерным терпением дождавшийся появления группы Тышкевича, никак это одиночество не развеял.
— Надо идти самим! — убеждал он, призывая, в первую очередь, вытащить польского учёного, а уж потом чинить расправу над боярским кланом. Например, используя Красотку как пропуск. Мол, у меня проблема с домашним животным, не поможете ли?
С ней не получилось. Вернувшись с объезда в дом на окраине Монтеррея, снятый для отряда гвардейцев Львова, Виктор Сергеевич услышал всполошенные крики. Предчувствуя очередные неприятности, помчался в хозяйственную пристройку, в подвале которого томилась инопланетная пленница.
Тышкевич спускался к ней часто. Не потому что проникся симпатией. Ужасное пресмыкающееся вызывало не больше тёплых чувств, чем в ночь знакомства, когда стащило сапог, едва не отхватив ступню. Дело в другом. Каждый перерыв в свиданиях с самкой ослаблял контакт.
Она, запертая в поземной клетке, никогда не виляла хвостом как собака, а в гамме её эмоций не проскочило ни малейшей искры привязанности. Но возбуждалась при появлении графа, он — единственный, с кем тварь могла общаться. Хотя бы передачей чувственных образов.
Как заумно сказал один из двух московских учёных, вынужденных задержаться в Америке из-за Красотки, у животного возникает «когнитивный дефицит на фоне дефицита коммуникаций».
И вот, судя по горестным стенаниям из подвала, тварь смогла нечто необычное предпринять.
В тонком мире её кристалл не светился. Но, быть может, самка умела утаивать его, чтоб скрытно подбираться?
Граф активировал воздушный меч, куда смертоноснее, чем обычная сабля. Если рептилия на свободе, а плетение через кристалл её не контролирует, запросто нападёт на хозяина и сожрёт. Поэтому придётся нашинковать её на куски.
Не пришлось.
Охранник, оставленный для надзора за Красоткой, сидел на полу около пустой клетки и выл в голос, пытаясь остановить кровь из глубоких борозд на груди и плече. Очевидно, получил удар наотмашь хвостом. Фельдфебель пытался закрыть его раны содержимым перевязочного пакета, но не преуспел.
Виктор Сергеевич прикоснулся к целительскому амулету, влив Энергии в израненное тело. Кровь перестала хлестать.
— Неси его в дом. Оклемается. И, фельдфебель, где Красотка?
На полу клетки валялись объедки и пучки соломы, это всё. Дверь была распахнута настежь, навесной замок валялся на полу.
— Федот, дурья голова, выпустил!
— Какого дьявола⁈
Тот, ослабев, даже ответить не мог. За него говорил старший.
— Тварь страху напустила. Федот обделался даже. Порты — мокрые! Потом внушила: выпустишь — страх пройдёт.
— Так чего он просто не убежал наверх?
— Говорит: ноги отнялись, — объяснил фельдфебель, и бедолага горестно кивнул, подтверждая. — Открыл. Страх и правда исчез. Она как прыгнула — хвост мотнулся, изрубил Федота шипами. Чуть Богу душу не отдал.
— Да…а… Барин… Виноватый я… Прости-и-и…
Что самое удивительное, во дворе дома никто Красотку не заметил. Видно, скакнула через забор и была такова. А ещё страньше — никого не тронула, сытая утренним мясом. Что Федота задела — случайность.
И где её искать? Катался весь день, пока не стемнело. Так много ездил верхом только в юности, в Логойске, давно уже не садился седло, натёр себе на неприличном месте.
Пантелеев, услышав про беглянку, ничуть не расстроился.
— Зарежет кого, люди решат, что у Монморанси тварь сбежала, про нашу не слышал никто, — рассуждал монах.
Оба учёных обрадовались даже больше, чем когда получили приказ из Торжка — умертвить Красотку, освежевать и сдать шкуру на чучело. Ни у одного не было револьвера. Чем отравить зверя, у которого желудок переваривает лошадиные копыта, они не знали. Повторить участь Романа Эдуардовича Колокольского, сгинувшего в Тартаре, профессора не спешили.
Отужинав последний раз с гвардейцами, учёные мужи принялись собираться, чтоб успеть на последний поезд до Атланты.
Пантелеев вышел на крыльцо и зажёг папиросу, пуская клубы дыма в зимнее небо. Тышкевич привалился к перилам рядом, хоть и не курил.
— Всё в руце Божьей, монах? Так куда ведёт его десница?
— У Божьих тварей есмь свобода воли — нести добро или грешить. У нас с вами, ваше благородие, дело богоугодное, но невозможное — проникнуть вдвоём в настоящую крепость.
— Да. И Красотку в качестве козыря мы упустили.
— Остались другие козыри: немного магии и очень много нахальства. Вы из Тартара выбрались, ваше сиятельство, так из человеческого адского места — тем более сложится. Оттого я с вами. Обмозгуем детали и завтра же идём. Чего ждать?
Оранжевый кончик его папиросы тлел в темноте как единственная звезда в эту пасмурную ночь.
Тышкевич согласно кивнул. В сознании исподволь всплыли роковые строки, почему-то способные толкнуть на самый безумный и решительный поступок:
Мне все беды не в счёт,
Ведь на гребне скалы меня ждёт
Невзятый мой замок…
х х х
Шикарную дурь продают парни дона Хименаса, подумал Диего, с наслаждением затягиваясь. Рядом сосал самокрутку верный товарищ Хосе, жизнь наладилась, тревоги ушли куда-то вдаль…
Плевать на увещевания мамы, что из Монтеррея должно уезжать, как и из Мексики вообще, лучше — в США, где в штате Флорида прекрасно устроились родственники и зашибают не меньше двенадцати долларов в час. И здесь всё ОК. Плевать на копов, точащих зуб на уличные банды, в одной из которых обретались Диего и Хосе. И пошёл бы в задницу местный священник, внушающий, что их жизнь греховна.
Она — не греховна, а смешна. Такие забавные последние прохожие, убегающие от начавшегося дождя. Хосе тоже смешон и весел, покачиваясь на скамье и не обращая внимания на капли ливня, стекающие по щекам.
Просто — хорошо! Мир прекрасен, и жизнь — тоже.
А до чего смешная ящерица, похожая на игуану, выбравшаяся из реки! Шикарный приход. Наверно, сейчас прибегут розовые слоны.
Диего даже штурхнул товарища локтем. Жаль, тот не видит глюки Диего, посмеялись бы вместе. На всякий случай сказал:
— Прикинь, я огромную ящерицу вижу!
Началась гроза.
В свете её молний рептилия выглядела особенно эффектно. Быстро перебирая мускулистыми когтистыми лапами, она неумолимо приближалась. Уже видны были свисающий раздвоенный язык, две пары тонких острых рогов, шипастый гребень вдоль хребта. Существо выглядело крупным — гораздо больше аллигатора.
Диего смотрел на неё с восхищением. Настоящий динозавр, круто! «Парк Юрского периода» отдыхает.
Хосе повернул голову и оторвался от собственных видений.
— Твою ма-ать… В натуре ящерица. Смешная!
Вытащил смартфон и мокрыми пальцами попытался включить камеру.
О том, что невозможны синхронные галюны сразу у двоих, и происходящее — реальность, оба торчка не задумались. Испугались, только когда тварь подошла вплотную и распахнула пасть, которой позавидовала бы и акула.
Диего вскочил, намереваясь бежать… И хлопнулся обратно на скамью, внезапно парализованный волной всепоглощающего ужаса. Рядом безвольно растёкся Хосе, уронивший мобильник.
Накурившийся, он даже не почувствовал боли, лишившись ноги. Затем и всего остального.
Во вторую очередь хищник занялся Хосе. Крупное тело вместило обоих парней целиком, вместе с обувью и одеждой. А дождь смыл кровавые следы. В том числе — следы когтистых лап, ведущие от скамьи к реке.