Штабс-ротмистр

Приехали на Манхэттен в начале десятого. Горчаков сразу затребовал штабс-ротмистра, связистку и «офицера охранки» к себе. Пантелеев не внял приглашению и незаметно растворился, видимо, в очередной раз накинув личину. Например — казака. Надежда Львовой быстрее забраться в душ разбилась о любопытство вице-губернатора.

Тышкевич кратко пересказал случившееся.

— Что в своё оправдание лепечет О’Коннор?

— Ничего, ваше сиятельство. Виноват, отложил его допрос до Ново-Йорка. Тот погиб во время обстрела дирижабля с земли. Я пытался узнать только, куда они спрятали пришельца, шотландец клялся — не осведомлён.

— Это ваш единственный прокол, штабс-ротмистр. Единственный, но серьёзный. До нападения на корабль у вас столько часов имелось в распоряжении!

— У меня нет оправданий. Прошу ознакомиться с папкой, ваше сиятельство. Многое переворачивает наши представления об окружающем. Физика, химия… В том мире науки ушли далеко вперёд!

— Плохо, что мы до сих пор не знаем, где пребывает человек из того мира. А кто знает?

— Морган-старший. Уверен, именно он стоит за нападением на дирижабль. Только он успел бы, услышав рассказ сыночка о задержании О’Коннора, связаться с кем-то в Ново-Йорке и нанять для атаки. Наверно, боярин Монморанси тоже знает.

— Чёрт подери… — князь подошёл вплотную к графу. — Виктор Сергеевич, хоть ты понимаешь, какой мешок проблем развязал? Больше заметать мусор под ковёр не удастся никому. Сбитый дирижабль — из ряда вон выходящее событие. Тут не только казаки, и полиция подключится. И охранное отделение. И судебные следователи.

— Правильно, ваше сиятельство. Стало быть, допросят Моргана. С амулетом правды.

— Допросят? Ты до сих пор не желаешь понять. Губернская и уездная власть в Северной Америке всегда озадачивалась главным: чтоб всё оставалось тихо. Ты же поступил наоборот, обеспечив изрядный и крайне прискорбный шум. Считай, сгубил мою карьеру. Ступай. Все свободны.

Львова не проронила ни слова.

Чтобы решить проблему, нужно обнажить эту проблему. Что и сделано, думал про себя Тышкевич, попрощавшись с Анастасией и Сэвиджем. Только теперь начнётся оздоровление ситуации в Северной Америке. Если, конечно, и вправду начнётся.

Глава 14

Великокняжеский Совет двенадцати возник в конце XVIII-го века, когда возвысились княжеские дома, взрастившие самых сильных Одарённых. Каждое уничтожение тварей после прорыва награждалось щедро. И возмещались утраты. Особые подати взимались, чтоб затем отдавать семьям погибших в бою. Оттого шла злая молва: Великие Князья с умыслом гонят на убой ординаров да родню с малым Даром — от бесполезных избавиться и золото получить.

Когда пресёкся род Рюриков, на трон взошёл Великий Князь Леонид I Романов, поддержанный большинством. С тех пор императоры величались Князь-Государь, чтоб не забывалось: монарх выбран князьями как один из них и перед ними ответственный. Минус Рюрики, так несчастливое число Великих Домов сократилось до счастливого двенадцати и осталось таковым до начала XXI века.

Никто не ведал монопольно чем-то особенным — заводами, шахтами, торговлей, сельхозугодьями, каждая семья владела всем понемногу. Или помногу. Хотя, конечно, интересы были различные и порой вызывали ссоры, кои разрешал лично Князь-Государь. Случались и целые войны между Великими Домами, но редко: договариваться прибыльнее, нежели воевать.

Собирались все вместе без какой-либо заранее оговоренной очерёдности, бывало, что и полгода не возникало нужды. В сентябре слетелись в Торжок по «делу Моргана», когда все поняли: вопрос серьёзный.

В отличие от заседаний Боярской Думы, неизменно помпезных, с исполнением гимна, занесением стяга Всемирной Империи и императорского штандарта, Великие Князья (или представлявшие их сыновья) собирались делово и без лишнего шума. Прямо-таки домашние посиделки.

— Павел Ильич! Докладывайте, — кивнул Шереметьеву Князь-Государь, когда все заняли свои кресла и получили по папке бумаг, копии конфискованных у Моргана-младшего.

Семья Шереметьевых больше других стремилась наладить дела вдали от коронных земель, оттого живее остальных интересовалась делом П. И. П., а теперь — делом Морганов.

— Поздно мы взялись, — начал Великий Князь. — Но лепей поздно, нежели никогда. Третье Отделение добыло крайне любопытные бумаги, вы можете с ними ознакомиться, а что не разберёте — дайте знающим. Скажу кратко. В марте произошёл пробой в Шотландии, но не из Тартара, а ещё одного мира, чрезвычайного похожего на наш. Необычного тем, что лишённого магии, зато изрядно развившего ординарную науку и технологии. К нам проник один человек, ординар, уроженец Речи Посполитой.

— То есть из коронных земель? — спросил Голицын.

— Нет, господа. Российская Империя именуется там Российской Федерацией, Польша, Украина и даже, стыдно сказать, крохотное Княжество Финляндское вышли из-под её длани. В Азии откололись кыргызы, образовав свой Кыргызстан, Казахстан и прочие туземные царства.

Над столом прошелестело недоумение — как такое вообще случиться могло? Разве можно представить мир, подобный нашему, где столица мира — не Торжок?

Князь Оболенский сложил один плюс один:

— Коль то мироздание отлично от нашего, в первый черёд, науками и техниками ординаров, что, как вы заверили, отбросило человечество к семнадцатому веку общей раздробленности, стало быть, мы всемерно обязаны пресечь распространение здесь зловредных знаний. Запретим — и сбережём Святую Русь, с ней — Всемирную Империю.

— Увы, Великий Князь, — мягко возразил Шереметьев. — Знания растеклись, и мы сами тому виной. Слишком привыкли гладить наших заокеанских подданных исключительно по шерсти, но не против. Долиберальничались. Американские менталисты потрошат мозги попавшего к ним из тамошней Польши, спрятав его так, что и охранка не обнаружила.

— Найти! — грохнул кулаком по столу Оболенский.

— Приблизительно оно известно, ваше сиятельство. Усадьба Санта-Катарина близ Монтеррея, на юге Северной Америки. Недалече Мексиканский залив. Это — целая крепость, принадлежащая боярину Монморанси. Согласятся ли присутствующие здесь отправить казачий полк против заморского думского боярина?

Все прикусили язык. Даже Оболенский, что бы славен нетерпимостью и непримиримостью.

Князь-Государь обратил внимание на Львова. Тот, один самых молодых Великих, и семидесяти не стукнуло, о чём-то соображал, терзая листики из стопки. Явно нечто знал или надумал, но не пожелал сообщать другим.

Отчасти на общее настроение повлияли иные дурные вести — крушение дирижабля и возмущение американских туземцев, что некто из-за летевших русских убил местных, в заокеанских губерниях рождённых. Прискорбно было, что в Торжке мир делят на коронные земли и всё остальное, так и янки, оказывается, смеют считать североамериканские губернии Руси своими, русских — чужаками… Срам!

В сложном положении опрометчивость противопоказана. Оттого Великие Князья никакого решения не приняли, кроме: наблюдать и обдумывать.

Тише едешь — дальше будешь. Зачастую — от места, куда стремился.

х х х

Повеление срочно прибыть в Ново-Йорк доставил не пристав, а лично уездный урядник, глава Питтсбургской полиции. Долго ждал в приёмной, входил бочком, сняв форменный картуз с блестящим козырьком и прижав к выпуклому брюшку, долго извинялся: мол, не по своей воле, начальство наказало…

Лишь спустя неделю после крушения дирижабля, вылетевшего из Питтсбурга в Ново-Йорк, тамошние власти и охранка решились, наконец, потревожить Джона Моргана-старшего. Причём — самым деликатным образом, а не прислав наряд казаков в управление Морган Групп.

— Я только посыльный, сэр! Мне, право, жаль… — лебезил полицейский, прекрасно понимая, кто перед ним.

— В стародавние времена султан велел бы казнить гонца, принесшего дурную весть. Радуйтесь, мистер, что живём в просвещённом XXI веке. Можете быть свободны.

Внешне заводчик более походил на персонажа из XIX века, даже не прошлого. Пышные усы перетекали в подусники, обнимали челюсть и соединялись с бакенбардами. Пухловатый и какой-то сдобный, он ничем не напоминал человека, способного править целой промышленной империей, порой — жёстко. Тем более — поручать кому-то уничтожить дирижабль с пассажирами на подлёте к Нью-Йорку.