Свяжи меня

В этот момент я не могла не задаться вопросом, как, черт побери, он узнал. Я не поддерживала связь ни с кем из «1740». Конечно, в городе слухи распространились за ночь, но он не был местным.

— Соф, все нормально? — спросил Ансель.

— Да, просто немного лихорадит. Наверное, съела что-то не то утром. — И, обернувшись к мистеру Грейнджеру, добавила: — Ладно. Мы принимаем пожертвование.

***

Ансель и я закончили выбирать, а мистер Грейнджер заверил нас, что папа будет готов к шести, когда начнется церемония прощания. Приватную церемонию для родственников и близких друзей было решено провести чуть раньше, в пять тридцать. Оставив в похоронном доме папин лучший костюм и распоряжения, которые он составил для похорон, мы вышли наружу и поплелись обратно к грузовику.

У нас оставалось примерно шесть часов, прежде чем необходимо было вернуться. Я отчаянно нуждалась во сне и одновременно задавалась вопросом — если выпить немного тайленола, какими будут последствия? Последнее, чего мне бы хотелось — это прийти в состоянии похожем на опьянение и дать еще больше пищи для сплетен.

Ансель сел на свое место и пристегнулся.

— Это же был Уильям, да?

Стараясь показаться дурочкой, я переспросила:

— Что Уильям?

Брат закатил глаза.

— Блин, ты сто процентов знаешь, о чем я.

— Да, — вздохнула я, — это Уильям прислал деньги на папины похороны.

— Ты с ним говорила?

— Со дня заседания Школьного Совета — нет.

— Почему?

— Все сложно, — уставившись на свои руки, ответила я.

— Я уже не маленький, ты в курсе?

— Я этого и не говорила.

— Ну так перестань меня отшивать. Давай, расскажи про Уильяма.

— Просто наши отношения невозможны, понимаешь? Как только мы начинаем встречаться, происходит какое-то говно.

— Но ты его любишь.

— А папа любил твою маму, но что хорошего получилось, кроме разбитого сердца?

Ансель покачал головой.

— Он никогда не любил мою маму.

— Конечно, любил. Когда она ушла, его это сломило. Он больше не захотел влюбляться.

— Моя мама была просто затычкой в той дыре, что осталась в его груди из-за смерти твоей матери. Вот кого он любил больше всего на свете.

Глядя на брата, я несколько раз моргнула. Мне и в голову не приходило, что он может быть прав.

— Смотри, столько времени уже прошло, а он пожелал быть похороненным рядом с ней.

— Это просто место на семейном кладбище.

— Лады, Соф. Не береди мои раны. Я в курсе, что папа любил меня так же, как тебя. Но мне, некоторым образом, приятно, что он будет похоронен рядом с женщиной, которую тот любил всю жизнь.

От его слов из глаз снова полились слезы.

— Когда ты стал таким проницательным и умным, братишка?

Ансель фыркнул.

— Ну уж нет, умным я бы себя не назвал. Проницательным — возможно. Но умным? Неа.

— У тебя в твои семнадцать ума будет побольше, чем у многих мужиков за всю их жизнь.

— Уильям умный.

— Только не это, — простонала я.

— Ну да, снова о нем. — Ансель еще раз закатил глаза. — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Соф. А он делал тебя счастливой.

— Я не знаю, сохранились ли у него чувства ко мне.

— Ну, он только что проделал до хрена работы, чтобы убедиться, что у папы будут достойные похороны. Если это для тебя не доказательство любви, то я не знаю.

— Он это не для меня сделал, а для папы. Они постоянно общались, когда Уильям приезжал на наши секретные свидания. И оба уважали друг друга.

— Не спорю, папе он нравился. Но то, что он сделал было для тебя, потому что док Ф все еще тебя любит. И когда все это дерьмо с похоронами отойдет на второй план — если ты не попытаешься наладить с ним отношения, то будешь самой большой тупицей, которую я знаю.

Я не ответила.

Вместо этого залипла в окно и попыталась взять в кулак вышедшие из-под контроля эмоции.

Глава 25

Я расположилась на первой скамье часовни похоронного бюро. Тишина просто оглушала. С трудом пережив закрытую часть церемонии для семьи и близких друзей, я сбежала, чтобы побыть в одиночестве.

Конечно, я знала, что должна сейчас стоять у гроба рядом с Анселем, приветствуя пришедших и выражая почтение. Но после того, как я увидела брата в его лучшем костюме с легкой улыбкой на губах, трещина внутри меня стала еще шире. Мне нужно было побыть одной, чтобы не заорать во всю силу легких.

Пока я пробегала через комнату, меня поймал Эверетт.

— Эй, кузина, погоди.

Яростно покачав головой, я ответила:

— Мне надо отсюда свалить.

— Хочешь проехаться на байке?

Предложение было заманчивым, но ответственная часть меня понимала, что нужно остаться рядом. Краем глаза заметив двойные двери, ведущие в часовню, я поняла, что нашла выход.

— Постоишь на входе, чтобы не впускать никого, кроме Анселя или Сьюзи?

— Конечно.

Вот так я и оказалась в часовне, постоянно теребя вышитый носовой платок. Бабушка подарила мне такой же в день похорон дедушки. «Всем леди на погребении необходим платок, с которым они ходят на похороны», — сказала она. Сегодня в моих руках был тот самый, что она несла в руках на похоронах своего мужа. Белый, с вышитыми на нем пурпурными ирисами, французской геральдикой.

Откинувшись назад, я постаралась плотно облокотиться на спинку скамьи. Кружевной материал платья буквально сводил меня с ума. Вместо того, чтобы поспать днем, я поехала в соседний город, чтобы купить платье на церемонию прощания и на похороны. Такое ощущение, будто снимали эпизод «Секса в большом городе», когда умирала мать Миранды, а Керри не попросила привезти ей платья из дома, а пошла купить новое, чтобы больше никогда его не надевать. То же самое настроение было и у меня.

Пусть купленное платье было красивым и выглядело весьма достойно, я знала, что сожгу его, как только сниму.

Внезапно мое внимание привлекли громкие голоса.

Услышав звук открывающихся дверей, я резко развернулась и задохнулась, а сердцебиение перешло в дикий галоп. Эверетт прижал Уильяма к одной из дверей часовни, вцепившись тому в лацканы костюма. Вскочив со скамьи, я подбежала к ним.

— Эверетт, подожди!

— Не кипишуй, Соф. С этим умником я разберусь.

— Не надо. Все нормально. — Я посмотрела в потемневшие глаза Уильяма. — Он свой.

Эверетт перевел взгляд с меня на Уильяма.

— Уверена?

— Абсолютно.

Потеряв запал, кузен отошел. Уильям натянуто улыбнулся.

— Извини, чувак. Она моя кузина, и если Софи сказала охранять дверь, то никто, блядь, не пройдет.

Уильям кивнул, поправил пиджак и галстук и сказал:

— Ценю это. — Затем пристально посмотрел на меня. — Я сделал бы все на свете, чтобы защитить Софи.

От его слов и от того, как Уильям их произнес, я почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы.

— Ладно, оставлю вас вдвоем, — скользнув по нам обоим взглядом, ответил Эверетт.

— Спасибо, Эверетт, — ответила я, промокнув уголки глаз носовым платком.

Хлопнув Уильяма по спине, кузен вышел в коридор. Звук закрывшейся двери эхом прокатился по часовне. Минуту все, что я могла делать — это тупо пялиться на Уильяма.

В последние сутки мне хотелось, чтобы он был рядом больше всего на свете. Хотелось почувствовать уют его сильных рук, обнимающих меня. Хотелось прижаться ухом к груди и услышать звук его сердцебиения. Хотелось почувствовать тепло его кожи на своей. И хотелось, чтобы Уильям сказал мне, что все будет хорошо — так, как может только он.

И вот он здесь, стоит передо мной, а мои ноги приросли к полу, и я не могу сделать ни одного шага вперед, будто это гигантский прыжок.

— Полагаю, именно с ним ты ходила в «1740»?

— Да, это был Эверетт, — с нервным смешком ответила я.

— Он выглядит так, что легко мог бы набрать задницу Калле, но я слышал, что ты предпочла сделать это лично.