Страница 72 из 79
Последний раз я была здесь в ночь последнего костра Кэма. Я решила, что лучше остаться в своей комнате, но в середине ночи любопытство взяло верх. Я попыталась выглянуть в окно, но прямо на моем пути оказалось дерево. Поэтому единственным выходом оставалась крыша.
И его там не было.
Часть меня подумала, что он снова избегает меня. Что он не хочет разбираться с тем ущербом, который причинил. А какая-то часть меня смирилась с этим, потому что мысль о встрече с ним все равно была слишком болезненной. Но даже зная, что его там нет, я не пошла к костру.
Я не хотел быть ни с кем рядом.
Только когда Мали и Монти однажды утром ворвались в мою комнату и заставили меня встать с постели, я снова начала функционировать. Лично меня устраивало лежать в кровати и плакать над ромкомами весь день, но им это было не по душе. Монти организовал целый день баловства для нас с Мали, и она точно знала, куда пойти на обед, чтобы я хоть что-то съела.
Они помогли мне выбраться из темноты, и я благодарна им за это — вот почему я не уверена, пойду ли я завтра.
Я ни в коем случае не забыла о нем. У меня до сих пор наворачиваются слезы, когда в голове всплывают какие-то воспоминания. Я все еще ищу его голос, когда Кэм возвращается домой с хоккейной тренировки, и думаю, с ним ли он. Черт, у меня чуть сердце не разорвалось, когда я увидела его вчера выходящим из моего дома.
Я знаю, что не совсем готова увидеть его снова — пока, во всяком случае, не готова. Но я не уверена, что готова проигнорировать этот шанс услышать, что он скажет.
И в этом кроется причина моей нерешительности.
Солнце проглядывает сквозь жалюзи, когда оно начинает подниматься, и я понимаю, что время для принятия решения истекает. Я пыталась позвонить Мали и спросить, что мне делать, но она сказала, что ничем не может мне помочь. Что это решение я должна принять сама, и она поддержит меня в любом случае.
Это было мило, но, черт возьми. Все это время она была навязчивой и властной, а сейчас решила не лезть не в свое дело? Невероятно.
Мой телефон вибрирует, ударяясь о тумбочку, и сердце замирает, когда я вижу, что это еще одно сообщение от Хейса. Честно говоря, немного удивительно, что он вообще сейчас не спит.
Я уже еду на наш пляж и буду ждать там до полудня. Надеюсь, ты придешь, но я пойму, если нет.
Боже, я не знаю, что хуже. То, что он готов ждать шесть часов, чтобы посмотреть, приду ли я, или то, что он так самоотверженно это делает. Дело в том, что Хейс не так часто показывает свою уязвимость. Я думаю, это защитный механизм. В этом смысле он как кирпичная стена. Но за то время, что мы провели вместе, я, как мне кажется, научилась довольно хорошо его читать. И количество уязвимости в этом сообщении достаточно, чтобы заставить меня встать с постели и начать собираться.
Я не знаю, как все пройдет. Вполне возможно, что в итоге я окажусь еще более сломленной, чем раньше. Но я обязана исключить еще одно «а что, если».
Въехав на парковку, я вижу, что его машина уже стоит и ждет. Я ставлю машину на стоянку и делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но все эти мысли летят к чертям, когда я вижу, как он выходит из машины с букетом роз в руках.
Мое сердце начинает болеть, как только я смотрю на него, и я ненавижу это. Ненавижу то, что он до сих пор может заставить каждую частичку моего тела реагировать на него, как проклятый кукловод. Не прошло и двух недель, как он произнес те шесть слов, которые разрушили все мои надежды, и все же мое сердце думает, что это всего лишь проблема давно минувших дней.
Я не уверена, что у меня хватит сил выйти из машины, но если я этого не сделаю, он попытается сесть в нее. А я знаю, что не выдержу такой близости с ним.
С последним глубоким вздохом я открываю дверь и выхожу из машины, сдвигая солнечные очки на макушку. Я обхожу машину спереди и прислоняюсь к ней, пытаясь сохранить дистанцию между нами.
Он открывает рот, но из него ничего не выходит, и он снова закрывает его. Я наблюдаю за тем, как он сжимает губы в линию, как будто мысленно подбадривая себя, и затем пытается снова.
— Извините, просто… ты очень хорошо выглядишь, — говорит он, как только его голос обретает силу.
Я опускаю голову, потому что слышать такое — это как рай и ад, смешанные в одно целое. Но я не могу позволить ему соблазнить меня, чтобы я снова оказалась в его объятиях, и если он будет делать подобные замечания, то именно это и произойдет.
— О чем ты хотел поговорить? — спрашиваю я.
Намек на улыбку пробивается наружу. — Сразу к делу?
Я пожимаю плечами, но ничего не говорю.
— Хорошо, — говорит он, делая паузу, чтобы глубоко вздохнуть. — Ты мне нравишься.
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и мне потребовалось все, чтобы не отреагировать, пока я ждала, когда он продолжит.
— Очень, — добавляет он. — Не знаю, говорил ли я тебе об этом. То есть, я думаю, я показывал это определенными способами, или, по крайней мере, пытался, но я никогда не говорил этого. А ты заслуживаешь того, чтобы услышать это.
Я выдохнула. — Тебе и не нужно было. Я уловила это. Но потом ты прекратил наши отношения, и я убедила себя, что мне это показалось.
— Это не так, — уверяет он меня, и в его глазах видна уязвимость. — Лейкин, я облажался. Я ничего не могу сказать, чтобы стереть ту боль, которую я тебе причинил, но я хочу, чтобы ты знала, что время, которое мы провели в разлуке, было адом и для меня.
— Я ненавижу каждую секунду без тебя в моей жизни. Единственное, о чем я мог думать, — это снова заключить тебя в свои объятия, и тот факт, что я не могу этого сделать, разрушителен.
Он делает паузу, и я вижу, что ему тяжело, но он все равно делает это.
— Я знаю, что не заслуживаю второго шанса, — признается он. — Обидеть тебя так, как я это сделал, непростительно. Но если ты дашь мне его, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы искупить свою вину. Прими меня обратно. Пожалуйста.
Я стою в тишине, пытаясь вспомнить, как дышать. Все, что прозвучало из его уст, — это все, что я так хотела услышать. И все, что я хочу сделать, это сказать: «Да». Прыгнуть обратно в его объятия и позволить ему любить меня так, как он умеет.
Но я не могу.
— Нет, — говорю я с грустью.
Улыбка тут же сползает с его лица и сменяется болью. — Ой.
— Просто… — Проводя пальцами по волосам, я понимаю, что должна объяснить. Ему нужно это услышать, а мне нужно выговориться. — Это не будет вторым шансом, Хейс. Дело в том, что ты продолжаешь тянуть и толкать меня, а я продолжаю позволять тебе. Но я больше не могу.
— Я больше не хочу тебя отталкивать, — говорит он мне. — Я просто хочу быть с тобой.
Я поднимаю брови. — А как же Кэм? Как ты думаешь, мы сможем вечно хранить тайну? Родить детей и сказать ему, что отец — молочник?
Судя по выражению его лица, он пришел сюда не с намерением изменить это условие. Условия ясны — мой брат все равно ничего не должен знать. Может быть, в детстве прятки и были моей любимой игрой, но сейчас это уже не так.
— Все, что мне нужно, — это немного времени, чтобы разобраться во всем, — говорит он. — Но я хочу это сделать, потому что ты этого стоишь.
— И я ценю это. Очень ценю. Но ты хоть понимаешь, как сильно ты меня обидел? Я была готова сделать для тебя практически все, а ты просто отбросил меня, как будто это пустяк. — Я грустно улыбаюсь и пожимаю плечами. — Мне жаль, но я должна любить себя больше, нежели рисковать так снова.
Он смотрит в землю, кивает, но ничего не говорит, и тишина становится слишком подавляющей. Мы оба сказали то, что должны были сказать, и как бы больно мне ни было, я должна сесть в машину и уехать — на этот раз навсегда.
Но в тот момент, когда моя рука взялась за ручку двери, его голос остановил меня.