Шанхайский синдром

– Нет, спасибо, я не могу остаться. – Однако доктор Ся не уходил. Немного потоптался на пороге, словно бы в нерешительности, а потом вдруг полуобернулся в сторону общего зала и заговорил громче: – Но я вынужден попросить вас об одной услуге.

– Разумеется, я сделаю для вас все, что в моих силах – ответил Чэнь. Интересно, подумал он, почему доктор Ся выбрал именно этот момент, чтобы просить его об услуге

– Я хочу, чтобы вы дали мне рекомендацию в партию. Я знаю, я не активист. Мне предстоит долгий путь, прежде чем я докажу, что смогу быть достойным партийцем. И тем не менее я честный китайский интеллигент с малой толикой совести.

– Что?! – изумленно переспросил Чэнь. – Но… разве вы не в курсе последних наших новостей?

– Нет, не в курсе. – Доктор Ся еще возвысил голос и, взмахнув рукой, поправил криво сидящие на носу очки. – И мне все равно! Совершенно все равно! Для меня вы служите образцом. Я всегда считал вас настоящим коммунистом. И если уж вас нельзя назвать мастером своего дела, значит, в целом управлении нет вообще ни одного специалиста!

– Доктор Ся, не знаю, что и сказать.

– Помните двустишие генерала Юэ Фэя? «Я низко поклонюсь небесам,/Когда на земле все придет в порядок». Привести нашу страну в порядок – вот чего хотите вы, и вот чего хочу я!

Произнеся эти напыщенные слова, доктор Ся еще выше вскинул голову, словно споря с невидимой публикой, и вышел, не дав себе труда оглядеть изумленные лица сотрудников, сидящих в общем зале.

– До свидания, доктор Ся! – с опозданием крикнул кто-то ему вслед.

Не выпуская из руки утку, Чэнь закрыл дверь.

Он понимал, почему доктор Ся нанес ему неожиданный визит. Чтобы заявить ему о своей поддержке. Добрый старый доктор, он столько перестрадал в годы культурной революции! Едва ли он на самом деле собрался вступать в партию. Его визит – а также вступительное заявление и жареная утка – некий жест, который доктор Ся счел необходимым сделать, будучи честным китайским интеллигентом с, как он выразился, «толикой совести».

Неожиданный поступок доктора Ся открыл Чэню глаза.

Возможно, битва проиграна, но он не один. С ним следователь Юй, Пэйцинь, Старый Охотник, Лу Иностранец, Жужу, Ван Фэн, Малыш Чжоу… и доктор Ся.

Ради них он не имеет права все бросить.

Чэнь снова рьяно взялся за папку с делом Гуань; читая он делал пометки. За работой он засиделся до позднего вечера. Потом съел кусочек жареной утки. При виде золотистой хрустящей корочки у него сразу проснулся аппетит. Доктор Ся даже положил в пакет пару блинчиков. Утиное мясо, завернутое в блинчик, с фирменным соусом и зеленым луком – что может быть вкуснее! Остатки утки Чэнь убрал в холодильник.

Часов в девять он вышел из управления. Ему не понадобилось много времени для того, чтобы добраться до улицы Нанкинлу. В такой поздний час даже здесь прохожих стало меньше, но из-за ярких реклам улица по-прежнему казалась оживленной.

Некоторое время спустя показался и 1-й государственный универмаг. В витрину глазел какой-то пожилой человек. Чэнь тоже остановился. Он не сразу заметил, что за стеклом – выставка пляжной одежды. Лицо его отражалось в стекле, а за стеклом стояли манекены во всевозможных купальных костюмах – тоненьких, на бретельках, с заниженным вырезом верхней части, с нижней частью в виде шортиков, бикини, в черно-белом исполнении. Подсвеченные лампами дневного света, пластмассовые манекены выглядели живыми.

– Засахаренный боярышник!

– Что? – вздрогнул от неожиданности Чэнь.

– Кисло-сладкий засахаренный боярышник. Попробуйте!

К нему приближался старый уличный торговец с лотком на колесах, на котором были выставлены палочки с ярко-красными «кислотными» леденцами. Обычно таких торговцев на центральную улицу не пускали. Видимо, он пробрался сюда только благодаря позднему часу. Чэнь купил леденец. Леденец оказался кисловатым. В детстве, когда лакомство покупала ему мама, вкус был совсем другим. Он несколько раз лизнул леденец. Раньше мама, такая моложавая, носила оранжевую национальную юбку, несла в одной руке цветастый зонтик, а другой крепко держала его за руку… Как быстро все меняется!

Неужели эти манекены в витрине тоже когда-нибудь состарятся?

Глупый вопрос. Но еще глупее сейчас выглядит он сам – человек в форме старшего инспектора полиции глазеет в витрины на улице Нанкинлу и сосет леденец.

Тем не менее то, что пластмасса стареет, – непреложный факт. Потрескавшийся искусственный цветок, запылившийся, на подоконнике третьеразрядной гостиницы. Образ, который так необъяснимо тронул его во время одной поездки, совершенной в студенческие годы. Возможно, цветок оставил на подоконнике другой путешественник. Он больше не был блестящим и глянцевитым, больше не был красивым…

Больше не был политически привлекательным – в глазах других.

Манекены – из пластмассы или из плоти и крови – можно заменить. И их заменяют.

Гуань, Всекитайскую отличницу труда, которая в девяностых была образцовой работницей, должно быть, волновали более насущные вопросы. Пока она на виду, живая, молодая, она могла наслаждаться своим видом в изменчивой политической витрине. Но она, скорее всего, понимала – не могла не понимать, – что ее очарование тускнеет. Миф об образцовой работнице устарел. Хотя отличников труда по-прежнему прославляли в партийной печати, никто уже не стремился подражать им. В желтой прессе взахлеб писали о жизни писателей и художников. Предприниматели делали деньги. Умники сдавали тест TOEFL и уезжали учиться за границу. «Партийные детки» занимали высокое положение. На долю передовиков производства оставалось все меньше и меньше…

Время не повернешь вспять. Гуань прекрасно это понимала. В последние годы звание отличницы труда практически обесценилось.

Но для самой Гуань ее высокое звание не было шуткой. «Усердный труд на благо родины» был для нее не просто очередным лозунгом, но призванием. А жилось ей нелегко. Чтобы соответствовать своему высокому званию, она обязана была быть образцом буквально во всем и везде. Произносить правильные речи. Совершать правильные поступки Она не имела права на ошибку. Все-таки образец – не такая уж и метафора. Видимо, Гуань сжилась со своей ролью. Ей нравилось, когда ею восхищаются, когда ставят ее в пример другим…

За спиной снова послышались шаги. Чэню показалось, будто он услышал девичий смех. Ну и зрелище, должно быть, являет собой старший инспектор Чэнь – застыл у витрины, которой красуются манекены в вызывающих купальниках. Он не знал, долго ли простоял так. Бросил последний взгляд на манекены и пошел прочь.

На той стороне улицы еще была открыта фруктовая лавка. Чэнь хорошо знал эту лавку, потому что мама обычно через нее срезала путь в переулок, в котором жила ее близкая подруга. В переулок можно было попасть несколькими способами. Один вход, напротив улицы Нанкинлу, частично перекрывал ларек с фруктами, который позже превратился во фруктовую лавку. Лавка полностью перегородила проход. Однако за полками с товаром по-прежнему находилась дверца, которая открывалась изнутри. Постоянные покупатели знали об этом проходе и пользовались им. Чэнь понятия не имел, как узнала о проходе мама.

Старший инспектор Чэнь раньше никогда не срезал так путь, хотя владелец лавки тепло приветствовал его, как постоянного покупателя. Он немного постоял, рассматривая яблоко, словно придирчивый покупатель. Дверь черного хода по-прежнему была на месте. Толкнув ее, Чэнь вышел в тихий переулок. Он быстро перешел дорогу и дошел до улицы Гуйчжоулу, где остановил проезжающее такси и дал водителю адрес: переулок Цинхэ, что возле улицы Хубэйлу.

Оглянувшись, он убедился в том, что за ним никто не следит.