Проект "Мессия"

Келли пыхтит, поджимает губы и останавливается у каждого смотрового окна. Её зрачки расширяются, она отлично видит в темноте и потому не взяла с собой ни лампу, ни сцер.

Солнце уже спряталось в ложбине млечного каньона, щербатого, похожего на хребет спящего саага. В сумерках хорошо просматривается башня синоптиков на воздушной пристани и три высоких Столба над чёрной водой. С воды поднимается молочно-белая, клубящаяся волна. Туман тянет тонкие, ядовитые щупальца туда, где теплится жизнь, а вместе с ней приходят птицы-рыбы, киатту, наводящие ужас на всех жителей побережья.

Келли ёжится от мысли об этих мерзких созданиях и начинает шептать оберегающую молитву Творцу. Проговорив её почти до половины, Келли вдруг замолкает и в страхе оглядывается вокруг.

Как и весь ее Дом, она сохранила верность корням единого Древа и верует в бесконечную сущность — эо и в её перерождение, дарованное Творцом. Дом Аринэ с рождения несет на себе печать неведомой изменчивости. Их корни глубоки, а сущность бесконечна, но память прошлых жизней, увы, предается забвению. У Келли, как у Каттери, синяя кровь, она способна слышать потоки энергии Древа и потому стоит сейчас, морщится и трясет головой, сначала правой стороной, потом левой, будто вода в уши попала.

Каттери смотрит на ту, что была ей самым близким человеком последние два года. Она хочет подбежать к ней, дёрнуть за уши, обнять, насколько хватит рук, растрепать жёсткие рыжие кудри, выпустив огонь на волю. Келли такая яркая, резкая, вся как живое пламя, жаль только ума не достаёт: стоит, дёргает себя за уши и с глупым выражением на лице, и крутит головой, будто ищет кого-то.

В это момент снаружи раздаётся страшный лязгающий звук и что-то с криком ударяется в смотровое окно. Окно круглое, с каисовыми стёклами, стекла одинарные и с лёгкостью поддаются под тяжестью удара. Против стекло под ноги Келли падает киатту, разбрасывая вокруг себя электрические искры и осколки. Бичеобразный хвост, заканчивающийся костяным острым треугольником, стегает каменный пористый остов башни, выбрасывая в воздух белую пыль.

Келли, выронив бутыль с маслом, с воплем бросается вниз по лестнице.

Бутыль на её счастье не разбивается, масло не проливается и потому будущее остаётся таким, каким и должно быть.

Каттери смотрит туда, где лежит киатту и видит агонизирующее, умирающее животное. Глупое животное, чем-то похожее на земного ската. Увидев поток энергии, исходящий от Келли, оно приняло её за добычу. Тот, кто создал эту тварь, по-своему Творец, но он не всесильный и не всевидящий. И пока ядовитый, искрящийся туман висит над побережьем и ни одна луна не просматривается на небе, Творец этот слеп.

Келли, так и не находит в себе сил вернуться туда, где бьётся в агонии умирающее животное, вместо этого она решает спрятаться в доме и дождаться утра. К утру, она уверена, буря стихнет, тогда можно будет подняться на маяк и залить масло в лампы. Так она думает, пробираясь в дом через чёрный ход, но Каттери знает, что этого не случится.

Вероятности будущего мерцают в темноте, такие же яркие, как молнии над водой. Она уже знает, как будет.

«Вы здесь не за тем, чтобы спасать Каттери, доктор» слышит Келли, проходя на цыпочках мимо дверей в столовую, и замирает. Сердце все ещё стучит, как бешеное, Келли прижимает руку к груди, будто желая заглушить его. Она боится, что авар услышит. Бесшумно она крадется вдоль стены, аккуратно проскальзывает в дверь за портьерой, ведущую в боковой коридор, дом пронизан тайными проходами для слуг, там Келли замирает, прижавшись к стене. Здесь темно, но теперь, голоса в столовой звучат отчётливее. Она слышит звон колокольчика, уверенные шаги Руперта, и как часто дышит их очень важный гость, доктор Гаару. Он так нервничает, что Келли чувствует запах его пота. Какое-то время ей слышно только дыхание, как льётся вино в бокалы, как Руперт уходит и за ним закрывается дверь. На некоторое время в столовой воцаряется тишина. Звенят серебряные приборы о фарфор тарелок. Доктор все так же потеет. Келли слышит, как от напряжения потрескивают и мигают сцеры в тяжелых медных гнездах светильников, будто угли в камине. Потом раздается звон колокольчика и голос авара лен Валлина:

— Руперт принесите свечи.

Снова шаги.

— Что же, — говорит Преподобный. — Позвольте мне поднять бокал за веру, в эти тяжёлые для всех времена, путь она горит в сердце каждого, не давая душе кануть в темноту.

Келли качает головой и поджимает губы. Она знает, как Каттери презирала любую религию, считая, что именно священники порождают тьму. Тьму для разума, создавая завесу из страхов и суеверий.

В столовой звенят бокалы.

Келли опускается на пол и прижимается к стене. Сердце успокоилось, но её силуэт в темноте все также напоминает сжатую пружину. Келли замерла в ожидании.

Раздаются шаги, это возвращается Руперт и приносит свечи.

Молчание по ту сторону утомляет, Келли начинает нервничать, не поймает ли её здесь тётушка Рина, если поймает то точно заставит всю неделю драить котлы и ночные утки.

С тех пор как Ката впала в беспамятство, Келли не находит себе места, потому что другого места в этом доме для неё нет. Её обязанностью было следить за дочерью авара и защищать её, и она не справилась. Что будет, когда об этом узнает отец? Она станет позором для семьи Аринэ. Ее наверняка отправят в глушь, в семейное поместье на границе с Халирутом, откуда она уже никогда не вернется в Дерент. Оттуда никто не возвращается.

Терранс лен Валлин

— Расскажите про ваши исследования, доктор! — говорит Терранс и подносит бокал к губам. Белое вино кажется ему кислее, чем обычно, авар недовольно морщится и отставляет бокал.

Доктор молчит. Терранс смотрит на него и сожалеет, что доктор ему нужен.

Это слабый, ничтожный человек, тот, кто, сидя за его столом, смеет презирать его и одновременно трястись от страха.

— Вас ведь выгнали из университета Лиина из-за вашей одержимости, — говорит авар.— Странно, что только выгнали, а не вздёрнули. Расскажите же нам, ради чего вы распотрошили того беднягу?

— В-всё б-было не так, как вы д-д-дуу-маете, — отвечает доктор и обильно потеет от страха. Авару кажется, что доктор вот-вот исчезнет, превратившись в лужу на полу. — Его му-му-чали к-к-кошмары, од-д-долевали жу-жу-жуткие картины п-п-прошлого, — говорит доктор очень эмоционально. Он начинает сильно тянуть гласные и входит в ритм, его речь все больше напоминает заунывные, молитвенные песнопения.

— П-после п-пробуждения он не-не мог понять где н-находится. Перестал уз-знавать себя в зеркале. Я с-спросил его, когда начались видения и он рас-с-сказал о подпольной клинике... по его словам ему провели операцию... заменили... лёгкое. Он у-утверждал, что д-донором был... неведомый! Я не мог в это поверить, он не должен был пережить такую операцию, н-но он показал мне это жуткое место и там оказалось м-множество таких же как он. Людям переливали кровь неведомых! Это было ж-жуткое место! Я д-думал что не выберутся оттуда жи-живым. Меня с-спасли эб-бориты, они тайком вывезли меня из Ксаравии, м-мне пришлось отдать им все... все свои ис-с-следования! Все, что я с-смог у-узнать за тот короткий п-п-промежуток времени.

— И что же вы узнали, доктор? — спрашивает Преподобный.

— Вы з-задумайтесь, — говорит доктор. — Одна кровь! Одна плоть! Тогда п-почему неведомым дана возможность м-менять оболочку, а человеку нет? Почему у Неведомых п-поток п-памяти непрерывный, а человек не способен перелить своё содержимое в новый сосуд? От чего это з-з-зависит?

Доктор поднимает голову от салфетки, которую все это время мнёт в руках, и смотрит на Преподобного, потом его взгляд перемещается на авара. Он будто бы вспомнил, что нужно бояться.

— Здесь, в стенах моего дома, вам нечего бояться, доктор, — говорит Терранс. — Вы задаёте правильные вопросы. Те, которые люди разучились задавать. Память — основа всего, а оболочка всего лишь сосуд, но от сосуда зависит многое. Орден присвоил себе знания, которые оставили после себя Изначальные и Вестники, они подменяют истину суевериями. Прошу прощения, Преподобный, нисколько не хочу обидеть лично вас, но я точно знаю, что религия ослепила людей, заставив отвернуться от разума и научных способов познания мира!